Утро всегда застаёт меня врасплох. Неслышно проникнув в квартиру через открытую форточку, оно сначала выгоняет из комнаты всё тепло, накопленное за ночь, а потом забирается под одеяло и бесцеремонно хватает меня за пятки. Это сигнал к подъёму. Ещё не вполне проснувшись, я совершаю свой обычный утренний туалет, одеваюсь, забрасываю на спину рюкзак и выхожу из подъезда. Улицы в этот час немноголюдны - лишь дворники царапают асфальт своими растрёпанными мётлами, да редкие прохожие спешат на работу, прокладывая себе путь сквозь плотный утренний туман. В такое время мои мозги ещё не работают как следует, и я почти сплю, с размеренностью автомата шагая по бугристому серому тротуару. Но мало-помалу холодный осенний воздух берёт своё, и, пройдя два-три квартала, я наконец обретаю способность связно мыслить.
Шаг за шагом. Раз-два, раз-два, раз-два. Вот остановка. Вот магазин. Вот табачный киоск. Вот сквер со множеством скамеек, большинство из которых разломано. Вот дворник, сгребающий в кучу опавшие листья. Вот фонтанчик, вот аллея, вот заросли сирени, за которыми высится большой старый дом, обнесённый двухметровой оградой. Солидная табличка, привинченная к видавшей виды калитке, сообщает всем, что здесь расположен детский сад. Мне нравится это здание, и, остановившись у загородки, я люблю рассматривать его большие сводчатые окна. А если посмотреть во-о-он туда, где расположена игровая площадка, то можно увидеть и его обитателей, гуляющих за проволочной сеткой забора.
Дети всегда чем-то заняты. Ковыряние в носу, закапывание чьей-то шапки в песочнице, завязывание ботинка – все эти простейшие процедуры они проделывают степенно, с чувством, с толком, с расстановкой, проникаясь значимостью момента и заставляя других вести себя соответственно. Но чуть только кто-то начинает бузить, как у него тотчас же находятся последователи, и вот уже все летают с воплями по площадке, заставляя воспитателей хвататься за голову. Подумаешь, клумбу потоптали! Подумаешь, штаны порвались! Подумаешь, кого-то в лужу уронили! Зато весело!
Я кладу ладони на оцинкованную сетку и обхватываю пальцами её проволочные ячейки, ловя себя на смутном желании перемахнуть через забор и пройтись по аллейкам детского сада. Да что там говорить – наверное, каждому хоть раз в жизни хотелось бы снова почувствовать себя маленьким, махнуть рукой на все неотложные дела и ещё раз получить удовольствие от нехитрых радостей, которые делают жизнь любого ребёнка яркой и полнокровней, – разве нет? Пока я размышляю над этим, воспоминания собственного детства яркими искорками проносятся в моём сознании, и от тихой осенней ностальгии на душе становится теплей.
Робкое осеннее солнце освещает здание садика, блистая жидким огнём на оконных стёклах. Несмотря на то, что октябрь в полном разгаре, на улице довольно тепло, и большинство детей гуляет без верхней одежды. Девочки рассыпались по аллейкам, занятые игрой в резинки и классики. Уставшая гонять мяч пацанва играет в жмурки возле старой, исписанной маркерами беседки. Воспитательницы не видать. Спасаясь от «жмура», детские фигурки снуют туда-сюда как тараканы, потом все куда-то прячутся. «Жмур» остаётся один, он никого не может найти и уже готов зареветь, когда вдруг из-за беседки выкатывается рыжий крепыш в голубых джинсах, и, улыбаясь во весь рот, заявляет.
— А я уже не играю!
— Врёшь, играешь! - кричит "жмур", – Я тебя поймал!
— Отцепись! Я ж сказал, не играю! Я устал! – Рыжий поворачивается к кустам, откуда появляются остальные, такие же запыхавшиеся и раскрасневшиеся. – Во что теперь играем?
— Так нечестно! Я его поймал! – заявляет "жмур", страдая от несправедливости, но его уже никто не слушает. Детвора в спешке настраиваются на новую волну.
— Айда в песочницу!
— Точно! А девок не пустим!
— Сегодня песочница наша будет!
— Давайте кашу-малашу делать!
И я наблюдаю, как они роют в песке ямку, льют туда воду из лужи и размешивают подобранной тут же палкой, радостно приветствуя рождение неповторимой пенной смеси, напоминающей грязный бетон.
Им хорошо, они ещё не догадываются, что их ждёт в обозримом будущем, и поэтому счастливы. Это счастье не для всех – только для избранных – потому что далеко не каждый в состоянии его понять и ощутить. Стоя за решёткой ограды, я смотрю на детскую площадку глазами потрёпанного временем сорванца и завидую резвящимся там малышам чёрной завистью. Это чувство сидит настолько глубоко, что временами мне хочется толкнуть калитку, отделяющую страну детства от взрослого мира, плюнуть на случайных зрителей и с разбега зарыться коленями в песочницу. Всласть покататься на качелях, покрутиться на карусели или съехать с горки. Поболтаться на турнике. С важным видом замесить кашу-малашу, а потом кинуть в кого-нибудь получившейся грязью. Но, конечно же, у меня нет на это времени, да и карусель теперь у меня своя, побольше и побыстрей детсадовской. Карусель из дней, часов, минут, в которой нет места для игр в классики, в салки, в казаков-разбойников. Мой день давно расписан по минутам, а ответственность перед обществом, частью которого я являюсь, не даёт мне права отступать от установленных жизнью правил. Одно идёт вслед за другим, второе за третьим. Круг замыкается, и вот ты уже скользишь по нему, как по туннелю, с каждым новым витком всё сильней проникаясь ритмом реальной жизни – чётким, размеренным и необратимым, как стук метронома. Каждый день вставать по будильнику, стряхивая остатки сна, шлёпать в ванную, наскоро жевать завтрак, приготовленный заботливой мамой, и, побросав вещи в рюкзак, снова и снова спешить к своим ненавистным, отнимающим здоровье цифрам, каждый раз стараясь не опоздать, не упустить момента, не уронить достоинства, не дать повода для сплетен или насмешек.
Цифры, цифры… Я устал от цифр. Они преследуют меня везде, даже во сне. Цифры переполняют мою голову, не оставляя места для праздных мечтаний. Временами, когда от их обилия у меня начинает гудеть голова, я откладываю в сторону ручку, и, откинувшись на стуле, смотрю в раскрытое окно, где синеет небо, проезжают автомобили и летают толстые городские голуби. Я представляю себя на пляже, в тенистом лесу или в поле у костра, и мир вновь обретает свои краски, давая заряд на несколько оставшихся часов, когда я наконец смогу уйти домой. Ночь сменяет день, и назавтра всё повторяется в той же последовательности, лишь ещё один крестик прибавляется на настенном календаре. Дни облетают тебя, как листья старого клёна, и мало-помалу начинаешь осознавать, что суровая рутина уже давно закогтила тебя в свои объятия, что это надолго, и из этой карусели ты уже не выпрыгнешь никогда.
Оторвавшись от своих мыслей, я обращаю внимание на выбежавшего из кустов малыша в синем свитере. Тот необыкновенно возбуждён:
— Ребзя! Рыжий жабу поймал! Пошли девок пугать!
Пацанов, занимавшихся приготовлением «каши-малаши», как ветром сдувает, и вот уже из-за беседки слышен их довольный хохот вперемешку с испуганным девичьим визгом. Гвалт поднимается, как на птичьем базаре:
— Дураки! Вы теперь получите!
— Жаба, жаба! Лови жабу!
— Я расскажу!
— А я тебя в лужу толкну!
— Придурок! Что ты сделал!
Из-за беседки доносятся звуки драки, недовольные крики, над площадкой плывёт чей-то громкий рёв.
Дети, дети…
Я отпускаю сетку и она тихо звенит, подрагивая в холодном октябрьском воздухе. Привлечённая звуком, из кустов выходит девочка в красных ботинках и жёлтой курточке, с любопытством смотрит в мою сторону, потом показывает мне язык и, махнув косичками, убегает смотреть на драку.
Я усмехаюсь ей вслед, поправляю за спиной рюкзак и иду дальше свои маршрутом.
Ну что же, думаю я, у меня тоже было неплохое детство. С каруселями, жмурками, «кашей-малашей», и, само собой, с драками из-за разных пустяков. А теперь я вырос, и от этого факта никуда не денешься. В конце концов, если забыть о ненавистной арифметике, то не так уж и плохо, что месяц назад я пошёл в первый класс.

1998 г.

Tweet