Я до сих пор вспоминаю первый музыкальный коллектив, в деятельности которого принимал непосредственное участие. Впрочем, музыкальный коллектив – это несколько неправильное определение. Сказать о нас «пьяная обкуренная банда отморозков» - это значит не сказать о нас ничего. Это было, скорее, самодеятельное объединение пятерых подростков, выходцев из пыльных бетонных трущоб, которые принято называть Хортицким районом города Запорожье. Каждый из этих пятерых абсолютно не вписывалсо в общую картину эпохи, а посему был тем, что обычно называют «уникум».

    Сергей Герасимов, наш барабанщик, был моим одноклассником. Собственно, его и надо винить в том, что группировка под названием «Техас» сотрясала загрязнённый заводами запорожский воздух. Как лидер, он был самым трезвым из нас, за что все остальные участники питали к нему какое-то мистическое уважение. Голова этого сатаниста (он мнил себя практикующим демонопоклонником) была всегда полна каких-то необычных идей. Он пробивал по связям музыкальные инструменты, аппаратуру, помещения для репетиций (чаще этим помещением была его собственная квартира), колбасил по барабанам, записывал наши творения и пыталсо писать музыку. Моим собратом по концлагерю обязательного обучения был и гитарист Артём Алексеенко. Этого чела я за три или четыре года вообще не видел без широкой лыбы на ебале; по-моему он улыбалсо и ржал даже когда ему давали пиздюлей. Играл он неплохо, пока находилсо в более-менее адекватном состоянии.

    Басистом был чувак, настоящего имени которого я не знаю и по сей день. Мы называли его Фотографом, так он всем незнакомым людям и представлялсо. Со своим «Зенитом», который висел у него на шее круглосуточно, он ходил в сортир, спал, ел и даже купалсо в Днепре. Анализируя его поведение, Серый говорил, что Фотограф, очевидно, иппонских кровей, хотя рожа у него была характерная для представителя совецкой расы. Но, пожалуй, самым уникальным участником команды был вокалист с непонятным погонялом Гордон. Не знаю, где Герасимов откопал этого придурка, но явно не на нашей планете. Во-первых, Гордон был настоящим чемпионом по онанизму, несмотря на то, что переебал в свои скромные шестнадцать всё женское население окрестных дворов. Дрочил он с каким-то средневековым фанатизмом, не стесняясь ни родителей, ни, тем более, нас. Приступы мастурбационной горячки случались у него по два-три раза в день, и лечились они только добрым ударом по башне. Во-вторых, голос у него был, как ни странно, довольно приятным на слух. Сам Гордон говорил, что его пение выработалось многолетней привычкой напевать (и попутно дрочить) в душе. Из-за его уникального голоса он оставалсо в группе. В-третьих, единственное, о чём думал и говорил Гордон, была ебля. Он был одержим идеей попробовать куннилингус, о чём сообщал нам при каждой встрече. После этого вокалиста, по традиции, непринуждённо и по-дружески пиздили.

    Сам я носил гордое погоняло Менделеев, ибо увлекалсо сверх меры химией и достиг совершенства в конструировании кальянов из пробирок и колб. Для большинства школьного населения я был двинутым на канабисе ботаном, который, вероятно, собирает в собственной комнате водородную бомбу и думает о том, как за пару секунд истребить половину населения города. Кроме того, я умел брать где-то около десятка аккордов и гортанно рычать поэзию собственного сочинения.
    Играл этот беспесды прогрессивный коллектив в стиле «фасолевый ковбой снова пожаловал к нам». То есть, это была дикая смесь стилей, которыми увлекались участники группы. Я сидел на хардкоре и рэпкоре, Герасимов балдел от брутал-дэта и грайндкора, Фотограф слушал джаз и кантри, Артём был фаном русского хэви, а Гордон, как ни странно, слушал классику и даже регулярно ездил с родителями на симфонические концерты. Никакими словами не описать, как всё это звучало в итоге. Прибавьте к этому сочетание чистого и рычащего вокала (рычал в этом техасском дурдоме я) и невероятно одухотворённые тексты песен. Поскольку песали их я и Гордон, основной темой этих текстов была ебля (много песен было о ебле в деревне – фантазия Гордона была ограничена сельскими темами), химия известного свойства и ожившие мертвецы. Для вящего драматического эффекта я приведу вам пример. В трогательной балладе «Техас» (в честь которой назвалось наше сборище) были следующие строки:

Я сую в вагину тебе барабанные палочки,
Усадив предварительно жопу твою на «рабочий».
Ты завыла и дёрнулась, так, просто «для галочки»;
Невзирая на это, ебу тебя этой ночью.

А вокруг собрались толпой мертвецы-вуайёры,
Из-за старых надробий с тоскою глядели на нас.
Ну и пусть поглядят на любви нашей бурное море…
Вместо секса только Техас,
Вместо секса только Техас…

  И далее в том же духе, о Маньке-минетчице, которая решила  попасть в Книгу рекордов Гиннеса и на скорость сосала хуй каждой мужской особи в деревне, о прериях, засеянных черепами и т.д. и т.п. У нас была Священная Тетрадь, куда эти тексты записывались. Она пестрела соответствующими иллюстрациями, которые давали невольному зрителю определённое представление о психическом состоянии аффтаров.
    Играли мы, как ни странно, в церкви (она и сейчас располагаецца на проспекте Юбилейном, возле кинотеатра «Победа»). Играли, конечно, не собственные творения (дабы не привести паству в состояние праведного ебучего гнева), а то, что хотел заказчик. Заказчиком был странный поп, которого мы звали, по его настоянию, отцом Савелием. Иногда он удостаивал нас проповеди. Отрывок из одной из них я тоже хотел бы привести:
«Братие, ранее я был грешником, куда большим, чем все вы. Отроком я ходил к блудницам, слушал панк-рок, курил травы богомерзкие и думал, что возношусь в выси небесные. Сейчас же отрешилсо я от дел той грешной поры. Теперь я молюсь Господу нашему, и тоже возношусь в небеса…» (с) Естественно, по воскресеньям мы ходили на исповедь (Гордон не сдержалсо и напесал об этом песню).
    Это было то ещё зрелище. Пятеро отъявленных торчков и панков (в одно время я даже волосы в ядовито-зелёный цвет покрасил) играют какие-то переложенные на музыку псалмы о сыне Давидовом и земле обетованной под внимательным и скептическим взглядом нескольких десятков сморщенных бабуль. Могу поклясца, что Гордон и на них похотливо поглядывал, но под нашим наблюдением не мог совершить святотатства и кончить на святой земле. За эту божественную халтуру отец Савелий платил нам кое-какие деньги. Мне даже подарил Библию, выпущенную русской православной церковью за границей (я тогда эту книгу прочетал впервые).

    Всё это закончилось вместе со школой. Серый Герасимов поступил в ЗЮИ, наш славный ментовский вуз, Гордон, по-моему съебалсо на попутках в направлении Таиланда, Фотограф женилсо (по залёту) и уехал в деревню («в Техас» - кратко прокомментировал я сие событие), Артём отправилсо учицца в Крым, а я стал студентом Запорожского Национального (тогда Государственного) Университета. И когда я, прослушиваю кассету с альбомом «Я нащупал силикон», я жалею об упущенных возможностях и думаю: «А ведь было в этом что-то толковое, даже беспесды гениальное…»

Tweet