23

Утром по радио сказали , что в Нью Йорке продолжается небывалая снежная буря. Видимость почти нулевая, а дороги на глазах покрываются коркой льда. Уже в такси Анна резко отвернулась к окну. Прятала слёзы. Меня  почему-то это разозлило.

- Ну хорошо, хорошо – к чёрту аэропорт я никуда не поеду. И точка. Остаюсь.

Некоторые женщины становятся ужасно некрасивыми, когда плачут. Только не Анна.

Её глаза обрели маслянисто гипнотический отлив. Штормовой шквал  моей злости вдруг опал щенячьей лужицей. Стало стыдно и горько.

- Ну прости, Анюта, я грязная скотина!

В её глазах вспыхнул и отразился весь мой промискуитет. От ворот Зангиоты до блеснувших холодным серебром щупов дарханского доктора. К ней быстро вернулась обычная деловитость:

- Давай-ка паспорт и билет ещё разок. Проверю.

Я вытянул книжечку Аэрофлота и зелень паспорта из солдатского рюкзака.

Анюта ловко скинула слезинку из уголка глаза умудрившись ничего не размазать и стала по-таможенному сверять фотку в паспорте с оригиналом. Потом с плохо скрываемым скепсисом подвела итог:

- Нда. Голубоглазое такси. Эти линзы теперь нельзя снимать минимум сутки – до самого Ню Йорка. Выдержишь?

Хотел нахвастать ей с три короба о том, что уже приходилось выдерживать в жизни, но вместо этого я просто сухо кивнул. Выдержу. Нам бы до Москвы, а там рукой подать.

Анна наклонилась к вознице:

- Сейчас уже двенадцать. А самолёт у нас в час двадцать. Вы не могли бы как-то по шустрее?

Ямщик недовольно пожал плечами и прибавил газу.

Я глянул в окно. Анексия уже вовсю шуршала по Шотику. Минут пятнадцать и аэропорт. Вспомнил сцену из кино где пилоты лихорадочно готовят самолёт к аварийному взлёту.  Вокруг аэропорта – сплошной апокалипсис из огня и лавы. Лётчики лихорадочно щелкают тумблерами, запуская сотни процессов. А перед ними тревожно мигает табло: «К взлёту не готов! К взлёту не готов!». Вдруг болезненно ощутил – к взлёту не готов. Совсем.

- Аня, я никуда не поеду!

Анна внимательно изучила моё выражение лица. Проводила диагностику. Потом неожиданно закатила мне звонкую оплеуху.

- Ты что ищешь новый способ самоубийства? Будь мужиком! Это не бегство, это эвакуация, если хочешь.

Ролевая игра где Анна жёстко доминирует навязана мне с первых дней нашего знакомства.

- Анна, я и дня не хочу жить без тебя, слышишь? Как же я теперь?

Моя половинка одарила меня  красноречивым взглядом. Я бы ещё одну оплеуху предпочёл такому взгляду.

- А как же теперь я?

Водителю наскучила наша антреприза  и он врубил радио.

Из приёмника за меня сразу бодро вступился В.Цой. «Мой порядковый номер – на рукаве!»

- Хорошо, давай я помогу похоронить Малявина, а потом полечу. Ну не по-людски это. Как брат он мне.

Глаза Анны вновь подозрительно блеснули.

- Сама всё сделаю. Похоронить помогу. Денег немного завезу родне. Лучше одни похороны, чем целая серия. Хватит с нас одного Малявина. Тебе необходимо лететь. Прямо сейчас. Это твой единственный шанс.

- Почему вечно самое тяжёлое остаётся разгребать тебе, Анна?

Пришло время получать пряник, и подруга нежно поцеловала меня в шею.

- Потому что я умнее. И потом -  я тут всё знаю, а ты один вылетаешь без компаса в полную пургу. «В Нью Йорке всё ещё продолжается небывалая снежная буря. Видимость почти нулевая, а дороги на глазах покрываются коркой льда». Так то, миклухо маклай. Долетишь – быстренько вышлешь мне денег, вызов и я тут же приеду. Чего мне одной тут куковать?

Взяв моё лицо в свои похожие на тонкие веточки плакучей ивы ладони, Анна, неумело скрывая слёзы в голосе шепнула:

- Беги, беги же, живи, побегушник ты мой отвязанный!

И поцеловала в губы. Губы у неё были горячие и чуть сухие – как я люблю.

***

Такси вырвалось на финишную прямую. Я уже чётко различал оборотную сторону плаката изображающего сердитого Амура Тимура, который в этот раз отдал предпочтение английскому: «Вэлкам ту Ташкент». Я снова осиротел:

- Анна, поклянись, что обязательно приедешь ко мне?

Она удивлённо на меня глянула. И кивнула на  плоского Тимура

- Нет, с этим козлом останусь.

Таксист принял «козла» на свой счёт и повернул башку.

- На дорогу смотрите пожалуйста, акя

Экипаж взмыл по эстакаде на второй этаж. Через окно уже хорошо было видно бордовую стойку рейса Ташкент-Москва-Нью-Йорк. Перед ней кучковалось несколько человеков и чемоданов.

- Ну вот видишь – ладушки, успели.  Чётко. Сейчас зарегистрируешься и кофейку с блинчиками успеем принять. А то ведь не позавтракал – может затошнить в самолёте на голодный желудок.

Мы шагнули в зал ожидания. Автоматические двери с шорохом захлопнулись за спиной. «Следующая станция Улугбек» - подумалось мне. Анна слегка подтолкнула меня к стойке. Сама она  с умилением склонилась над детской коляской одного из юных пассажиров, эвакуирующихся в тот день подальше от великого будущего. Поправив одеяльце, наклонилась, почти целуя младенца и сказала сразу заулыбавшейся матери:

-Боже какое сейчас непозволительно дорогое удовольствие обзавестись маленьким человечечком!

В последнее время она не пропускала ни одной детской коляски. Идя к стойке, я думал насколько сам готов стать отцом для маленьких «человечечков». Чтобы порадовать Анну придётся в корне поменять образ жизни. Будет сын – назову Констанкинч, в честь Малявина и группы «Алиса».

Я почти увидел перед собой малыша Констика и отключил реальность вокруг. Подняв первенца на руки я прижал его к груди, и тут на всех парах врезался в другого пассажира, который шустро пытался срезать и заскочить в очередь на секунду раньше меня.

Я поднял виноватый взгляд, чтобы немедленно извиниться и сразу  признал в ушлом пассажире капитана Обломбая Казематова.

***

Третий контракт был на феерические полмиллиона долларов.

Но победы Майнарда уже не вызывали у меня восторга первых шагов в К2. Я заметно поправился, денег стало больше, но притупился блеск в глазах. Для восстановления блеска приходилось регулярно окуривать мозг  бамбуком выросшем на афганском Кладбище Благородных. Странное дело, приложив кучу усилий для достижения успеха и стабильности, я обычно начинаю обрастать плесенью и медленно умирать или спиваться от скуки. Когда же плыву против течения, ранясь и корябаясь как лосось на нересте, я проклинаю всё на свете моля о минуте покоя. Покой и комфорт наконец наступают, тело расслабляется в тёплой истоме, а душа вдруг начинает плакать и пенять на болотный запах застойных вод.

Встаю как проснусь, проверяю почту, раздаю инструкции выросшему вчетверо персоналу. Потом бреду пешком в Гиждуван. Сдобный сальный повар с вечера закладывает в герметический казан свежезабитую баранину. Баранина всю ночь томится, пыхтит и булькает на молекулярном уровне. Потом тает на языке. Герметический казан Гиждувана сроди адронному коллайдеру. Скажите обычная  тушенка с низкой молярной массой? Эта тушенка высмеивает эффекты виагры. Жаль не могу вернуться к влажным радостям промискуитета – дарханский доктор умоляет подождать ещё недельку-другую.

На последних минутах корпускулярной трапезы, я вызваниваю своё ландо. Когда выхожу из обшитой деревом, метафизической пропасти полуподвального Гиждувана, у входа уже роет копытом дамасский скакун. В плюшевом салоне Альберт деловито отстёгивает доляну с грузовиков и стройбригады. У нас все как в нормальном дзю-до а ля джамахирия. Бросок, откат, подсечка. Теперь можно прикурить косого с бамбуу.

- Слушай, а это правда, что мистер Эппс раньше в госдепе служил? А реально через него визу пробить в ташкентском посольстве?

Как же меня утомил этот колбасный эмигрант. Если бы я хотел ехать в Штаты, то мучился бы проблемой неправильных глаголов в паст перфект. Пробивать американские визы это не для боярина.

- Ты мне скажи, Альберто, а какого рожна ты будешь делать там? Языка не знаешь, визу тоже выдадут всего на пару недель? Поистратишься на билет да и только.

- Там половина не знают английского. Ну и что. Мне бы только въехать. Годами, говорят , без документов живут. В Штатах, понимаешь? В Штатах!

В этих его «штатах» восторг рванувшей новогодней петарды – «штатататах»

Мы пролетаем узбекское бюро пропусков и блокпосты, сделав военным ручкой – едут истинные друзья местного вомбата. Кроме компьютера, мы установили в кабинет вомбату кондиционер лето-зима, чтобы ему, по собственному выражению, не было стыдно перед американским коллегой.  Потом батяня-вомбат робко попросил ещё один такой же агрегат – на дачу. Да не опустеет рука даящего. В его власти эскадрилья боевых Су-24 и бюро пропусков на базу. И неизвестно что обладает большим валютным эквивалентом.

Жандармов Камбоджи не так легко прикормить, как ручного узбекского вомбата: Дамас до сих пор не пускают на американскую территорию.

На той стороне уже ожидает Алонсо на маленьком гаторе Джон Дийр. Мы едем на стройплощадку века, подпрыгивая на кочках. По дороге Джейк отстёгивает доляну за право обладания пивным контейнером, который превратился в главный дом свиданий на К2. Правда теперь зачастую это бесплатные свидания для «очень нужных людей».

Алонсо получает серую зарплату от Майнард и считает дни, когда его тело выйдет из собственности Пентагона. Он свято верит, что нынешний контракт, не смотря на его масштабность, это не предел. Майнард ждут грандиозные дела. Война с террором не собирается заканчиваться, нужно только найти на ней свою нишу. Донован Ван Эппс дразнит нас городскими сутенёрами, однако не обижает. Заботится. На генерала СНБ Тилляева Эппс теперь смотрит как на близкого родственника. Шкипер тоже верует , что получится ещё и не такой контракт, и мы , по выражению Джейка уйдём на раннюю пенсию в Бора-бора для пожизненного скьюба-дайвинга.

Я до сих пор не знаю, что такое скьюба-дайвинг. Дон говорит, что это просто форма минета, но, я подозреваю, они потешаются за моей спиной. Я никогда не буду для них своим, американским.  Даже когда мы обкуриваемся бамбуком втроём и выходим на тонкий уровень контакта.

Ван Эппс многое себе позволяет в Карши, куда он сбегает из под неусыпного присмотра сибирячки-жены. Бамбук и бамбины, цыганский хор кабака Имеджин и пьяные гонки за рулём Дамаса на ничейной трассе Карши-Ханабад.

Американцы не приветствует способ закалачивания в беломор – предпочитают крутить своих тараканов – роучей. От роуча затяжка выходит неравномерной и зверски дерёт глотку. Я никогда не ходил в американский хай-скул, не играл в американский бейсбол, не знаю , что такое скьюба-давинг. А роучей я учился крутить в таштюрьме – из  газеты с махрой. Это заставляет комплексовать и совершать новые безумства для самоутверждения. Хочется показать всему миру, что я американист до чрезвычайности. Напрасная трата времени – чтобы быть американцем, надо как минимум в Америке родиться.

***

На базе я совершаю денный царственный обход площадки, и, подражая шкиперу, записываю просьбы работяг на диктофон. Количества странных людей с бейджиками «Майнард-Тилляефф» увеличилось со скоростью локальной эпидемии. Сложно им втолковать, что на базе не приветствуют флирт с американскими женщинами. Одев мужскую форму американские леди хотят, чтобы к ним относились, как к равным. Не вздумаете приоткрывать им дверь или пропускать вперёд. Могут пожаловаться на сексуальное домогательство. Особенно если вы принимаете душ раз в неделю и ходите в забрызганном цементом комбинезоне «Махсустранс».

Не понимаю зачем вообще нужны имперские сучки, когда в Карши полно славных ласточек и нежных бамбинок. Есть категория баб– чувствуют бабло за версту и сразу начинают тереться гениталиями о мою коленку. В Карши, наверное, не осталось ни одной миловидной официантки или продавщицы комка, к которой я дерзко не подкатил бы. В большинстве случаев успешно. Берёшь такую бамбинку и тащишь разматывать в Ташкент на три дня. Пользуешься пока у неё от шоппинга кружиться голова, будто ты её привёз на Бора-Бора. Многие надеются, что я потом женюсь и вывезу на пмж в Ташкент, а то и куда подальше.  До моего неприятного знакомства с дарханским доктором именно эту технологию охоты я и разрабатывал.

В большом городе я провожу каждую пятницу, субботу и воскресение. Руковожу проджектом через интернет, мобилу, Алонсо и Альберта. У меня есть свой прикормленный таксист – ждёт моего приезда, как когда-то я ждал амнистию. Наверное, горячусь с чаевыми. Обычное дело для нуворишей – попытка купить себе чаевых друзей.

Истинного скьюба дайвинга в Ташкенте хоть через край.  И очередная длинноногая бамбина и Анна, и Алёна Огай. Хотя разгульный темп уже немного притомил меня. Похоже на судорожный отжиг в лагере. Только начинаешь отрываться от земли – сразу теряешь покой и сон. За тобой следят менты, стукачи и все кому не лень. Воруют остроту от биения жизни. Теперь я живу одним днём  и на свободе. Жду вызова на допрос с детектором лжи. После того как я ловко разрулил пограничный конфликт в Вигваме, Шпиги подозревает меня ещё больше.

Михал Иваныч, просьбу которого я тоже до сих пор и не выполнил, нависает грозовой тучей на заднем плане сознания. Даже не представлю пока – как пролезть в запретный красный сектор? Чёртову зажигалку-фотоаппарат всегда таскаю с собой. Параллельно газовой. Приходится врать, что забыл купить бензин.  Над всеми дракулой возвышается суровая тень генерала Тилляева, который тоже вечно требует совершенно абсурдных услуг.

Надо просто не думать о раздражающих факторах и жить одним днём. Мрачные кармические тени убивают радость и полноценного скьюба дайвинга поймать почти не удаётся.

***

После горячего скорострела с чёрной Натахой я бегло оглядел одежду на предмет носителей днк и галопом поскакал наверх. В центре остывающей баталии  обнаружился добрый десяток шушукающихся саламандр, горячо спорящих о стратегии подавления невиданного происшествия. Перестрелок на Дархане не помнили с тех пор как Семён Михайлович Буденный наезжал в джамихирию приструнить заигравшихся басмачей.

- Стойте! – захлёбываясь воздухом драматически возопил я – это же ханабадские!

Услышав неприкасаемое «ханабадские» саламандры тускло на меня воззрились и заморгали перепонками век.

«Знаем, знаем что ханабадские, давай-ка сюда!» - раздался суровый голос Ильдара и у сразу меня отлегло от сердца. Ситуэйшн анда контрол. Войны не будет.

«Это надо было так слоховать – отмутызить сына самого генерала Тилляева, а?» Ильдар был не в духе и больше на мои вопросы никак не реагировал. Кому охота вырываться из дома в двенадцатом часу?

Мы прошли через кафельно-кастрюльную кухню не ответив на удивлённые приветствия поварят-индейцев. Сразу за кухней была подсобка. Ильдар подтолкнул меня к двери с надписью «Бош менежер». Надпись меня развеселила. За дверью сейчас окажется Юртбаши переодетый индейцем и стилизованный под боевую раскраску московского Спартака, либо сама Скво – его даровитая в бизнесе дочурка.

Вместо вождя индейцев в кабинете бош менежера расположился генерал службы национальной безопасности Абдураим Тилляев. Рядом с его троном стоял презрительный юноша. Вид у отрока был несколько помятый – схватка генеральского сына с американским милитаризмом не прошла даром. Позже, когда под давлением тилляевской молекулярной массы я буду ползком, по периметру пробиваться в красный сектор базы К2, мне вдруг станет ясно с отчётливостью солнечного морозного утра – битва за Вигвам была хорошо спланированной спецоперацией СНБ.

На генерале не было формы или знаков различия, но потому как старался врасти в стену Ильдар можно было сразу отметить большое начальство. Уверенный вид султана нефтеносного Брунея. Сытого до  полного неприличия хозяина судеб с дипломом из Оксфорда. Диплом добавлял рафинированности, но так и не смог цивилизовать главную черту генерала – холодный взгляд убийцы, способного легко перерезать горло оппонента, случись сейчас рукопашная.

-Интересный ты человечек, Шурик. Я тут недавно присмотрелся и обратил внимание на занятную детальку. Две судимости. Все переводчики и двуязычные с допуском на базу прошли через собеседование в фирме Йошлик и  скрининг в американской Ворлд Лэнгвидж Ресорсиз. Все, кроме одного. Гесс ху?

Генерал перешёл на сдобный консервированный английский и подмигнул мне. Несмотря на живую мимику холёного лица, глаза моего собеседника оставались безучастными, как фотоэлементы в метро.

- Мне очень льстит ваше внимание, господин…?

-Товарищ. Товарищ генерал.

- Мне чрезвычайно льстит ваше внимание, товарищ генерал!

- Лучше бы тебе моего внимания избежать, дурачок. Моё внимание дорогого стоит. Кто бы там ни был твоим куратор по сей день, знай – твой сомнительный проектец отныне курирую только я.  И точка.

***

За воплощение давней мечты Гудмана - нового суперсовременного холодильника, оснащённого системой Арктик Эйр, Келлог Браун энд Рут захотела шесть с половиной миллионов долларов. Майнард Дайнэмикс энд Тилляефф Глобал взялись строить  всего за пятьсот тысяч. Можно было как Донован ван Эппс надувать щеки и приписывать успех принстонской харизме и дару бизнесмена. Можно было как Джейк сально подмигивать и списывать успех на собственные разработки с крепкими кубинскими табачными изделиями и вертепом Веры Петровны. Но истина заключалась в том, что «случайному успеху фирмы» предшествовала очередная секретная операция генерала Службы Национальной Безопасности Тилляева А. Г.

***

Чёртов Альберт начал заедаться. Как любой другой коротышка с уклоном в авторитарные формы управления, я прихожу в бешенство от юрких подчинённых готовых  прыгнуть выше первичных половых признаков. Нельзя нарушать субординацию. Всё таки на военной базе работаем, а я старше по званию. В моих руках ниточки к генералу СНБ Тилляеву, подполковнику ФСБ отцу Анисиму, капитану ВВС Джамахирии Турпищеву, майору инженерных войск США Гудману и сержант-майору спецподразделения «Сигнал» Джейку Алонсо. Но как часто в окружение Цезарю попадает чрезмерно шустрая наложница или хитромудрый джокер.

Воспользовавшись психоделически восторженным духом обкуренного бамбуком Донована Ван Эппса, посетившего жалкую копию вертепа в Карши, мой расчувствовавшийся извозчик упросил его найти выход на посольство США в Ташкенте. Замолвить тайное словечко от госдепа.

Я узнал об этом только на следующее утро когда Дон выветрился и деловито лопал свой утренний поп-тартс.

- Это может быть очень хорошая идея. Пусть в штате фирмы будет человек с американская виза. Иногда на стройке нужны элементарные вещи, а тут их не найти днём с пожарными. Поедет и купит в любом Хоум Депо. Тем более Бёрт неплохо водит машину, а это очень важно в США. Там совсем не принято ходить пешком.

- Бёрт неплохо говорит на фарси и я придерживаю его для поездок в солнечный Кандагар, а не в Хоум Депо.

- Да ты ревнуешь! Я говорил в первую очередь о тебе, потому что английский язык Бёрта доведёт только до Киева. Бёрт твой  дублёр. Главный кандидат на интервью это ты, Алэкс. Посмотрим чего стоят мои старые госдеповские друзья. Подам заявку и запущу скрытые механизмы в самое ближайшее время. Соберись и не кури пока всякую дрянь, могут сделать писс-тест. Американский виза будет очень к лицу твоему паспорту.

***

По телефону дарханский доктор звучал  моложаво. Даже слишком. Если бы я точно не знал, об его обширной и успешной практике в вертепе Веры Петровны, то вряд ли доверил роковую тайну. Доктор вежливо попросил не ссать хотя бы четыре часа до тайного визита. Я мог бы и дольше, потому что в последние два дня эта процедура резко утратила привычную привлекательность. Теперь в одной из наиболее чувствительных частей меня в тот самый неловкий момент проносились раскрытая пачка лезвий «Нева». Доктор оставлял впечатление человека интеллигентного и  тайно писавшего прозу, как молодой Чехов. Он вставил в наш разговор поэтический литературный образ – «секрет простаты». Это сразу меня расположило. Уважаю людей, которым подчиняются слова. Если бы я писал короткий венерический рассказ, то так бы его и назвал – «Секрет простаты».

Если бы я знал, что меня ждёт в  холодной пыточной обскуре, то скорее всего воспользовался афганской визой и рванул куда подальше. Шансов  избежать визита у меня было немало, потому что я очень плохо ориентируюсь на местности и найти бункер эскулапа с первого, и даже второго раза мне не удалось. Разумеется, я не стал пользоваться услугами прикормленного таксиста, который практически был у меня на зарплате. Тайна венерической исповеди.

Рикша, который мне попался в тот день ориентировался в вузгородке еще хуже чем я. Можно было раскусить его сразу – когда я обнаружил его спящим в потрёпанном эрдогане, а он высказал недовольство от того что я нарушил его покой. Будто я бесплатно напрашивался доехать.

Наконец мы нашли аппендикс в котором располагалась студенческая клиника. Это был небольшой анатомический театр, где предприимчивый дарханский доктор арендовал неплохо оборудованный бокс. Точно в таком же академик Павлов когда-то вправлял собакам свою скользкую фистулу.  Единственным предметом относящим бокс дарханского доктора к форме человеческого жилья был мрачный плакат Мэрилина Мэнсона с дырой вместо сердца. Плакат с вагиной в разрезе по соседству намекал, на то что промискуитет не довёл до добра и сурового поэта-песенника.

- Снимай трусики, ложись на кушетку и подопри ноги к животу.

Просьба такого рода исходящая от молодого жгучего армянина, коим был дарханский эскулап, мгновенно вогнала меня в краску. Ожил страх первых дней тюрьмы, когда кажется, что вот за этим поворотом вас немедленно изнасилуют безмозглые элементарные частицы, крупные, как борцы сумо.

Его дальнейшие вопросы напрягли меня ещё больше. Извращенца доктора интересовала сколько раз в неделю я занимаюсь сексом. Это был тот золотой период, что в пору было спросить сколько раз я занимаюсь сексом в день. Я так ему и сказал. Очевидно воображение доктора ярко вспыхнуло и дальше его понесло уже совсем по бездорожью.

- А в попу ты что-нибудь вставляешь во время этого?

Ответ он прочитал в моих глазах. Не выдержав посыл мощного позитива, он посмотрел вниз и пробормотал:

- Хорошо-хорошо давай посмотрим твой пиписюн.

Когда он нежно начал мять мою плоть я с ужасом отметил несовсем уместную ответную реакцию. Злой за моё пренебрежение к макинтошам писюн в те дни жил отдельной жизнью.

Больше всего я боялся что он вырастет до необъятных размеров прямо в руках дарханского парацельса, а потом оторвётся напрочь и величественно вознесётся к потолку бокса, как цеппелин люфтваффель.

Но доктор сам положил конец всем возникшим между нами двусмысленностям и недомолвкам. Он подхватил со стола длинную блеснувшую никелем фистулу, обмакнул в гель и начал вправлять ее во внутрь водосточного канала.  Теперь я вёл себя как футболист, который вместо долгожданного мяча получил пасс по волшебным шарам. Я никогда в жизни больше не прикоснусь отростком к малознакомым людям, ни за какие коврижки, даже если сверху натянут десять макинтошей. Берегите отросток люди.

Когда дарханский менгеле довел трубку до начала моих гландов у меня самопроизвольно завибрировали обе коленки. Было так больно, что мне стало совершенно безразлично, какое впечатление я произвожу на лекаря. Большими пальцами передних конечностей дарханский коновал резко нажал на основание отростка, тело в момент налилось черным бетоном, а комната погрузилась во мрак.

Я увидел поле поросшее красивыми фиалками. Они восходили к горизонту нарушая законы перспективы. Их запах проник всюду – даже под мой язык. Фиалка щёлкнула и раскрылась прямо во рту. Она резко пахла аммиаком. Я открыл глаза на кушетке. Сэдист-доктороу пихал мне в нос нашатырную ватку. Сил не было совсем. «Сука» - прошипел я: «Ну ты и уролог». Он улыбнулся и поправил:

- Вене - ролог

После демонстрации своего безмерного могущества, дарханский ватсон приступил к допросу с пристрастием. Методом электромагнитной дедукции мы выяснили, что гусарский насморк мне передала либо шалавливая Рано, либо сыкуха Наташа, но это как бы было уже похуй, потому что по законам жанра я уже успел заразить Анну, Алёну Огай, Юбочку и целую плеяду безымянных старлеток из каршинской сферы обслуживания.

***

«Ти нюёрк летаешь? Ай шюстрый, ай шюстрый!» - капитан Казематов зацокал языком и сразу напомнил шашлычника со второго квартала. О шашлычник, я поступил  с тобой не справедливо, находясь в порыве эмоционального аффекта и недобрых обстоятельств. Меня не каждый день выставляют на улицу. С самим Казематовым в нашу последнюю встречу я тоже поступил не особенно справедливо. Теперь он отыграется. Задержит меня сейчас на полчасика и я опоздаю на самолёт. Само по себе это неприятность, но если представить всю цепочку бед которые потянутся в след, можно оцепенеть от ужаса. Пять минут назад я хорохорился перед Анной в такси, мне хотелось остаться дома и послать все нюёрки к чертям собачьим. Сейчас я готов был пожертвовать почку, чтобы только скорее оказаться на борту спасательного аэрофлотовского айробуса.

«На стройка паедишь работать?» - тон усатого капитана сергелийского РОВД был подозрительно не начальственным. Отсутствие грозных доспехов, которые бошлык уголовки сменил на кожаную курточку и джинсы, делало его похожим на оператора маленькой коммерческой лавчонки.

«А я тоже скора паеду стройка. Виза жду. Сегодня – жена пираважаю.Первый жена палетит. Как Терешков» - Абдушашлык Казематов радостно заблеял, изображая смех. «Ты шюстрый, Шурикджян, мой жена пасматри, туда-суда, сам знаешь баба люди тупой оказывается».

Когда он произнёс «туда-суда» я слегка покраснел, выдав сыскарю тёмные глубины моего вечно озабоченного подсознания. «А я твой дэвушкя тоже видал. Красивый. Где такой синимал? Ты дэвушкя не беспокойся – я пасматрю, туда-суда». Он сально блеснул жёлтыми глазками и кивнул на Анну.  Я в ответ внимательно глянул на его обвешанную баулами жену. Жена еще не совсем утратила нежные полутона восточной красоты. В конце-концов, может и хорошо, что я попадаю в её почётный эскорт. В отличии от меня «тупой баба» будут встречать, а это значит возможный ночлег и даже работа на первое время. Я перевёл взгляд на Миротворца Казематова и впервые в жизни пожал его руку с искренней благодарностью.

***

Собеседование  чёрный консул проводил на очень сносном русском языке. Если бы нашёлся человек, который захотел бы издать хрестоматию «Чего не стоит делать на собеседовании в посольстве США»  я стал бы блестящей иллюстрацией. Перед встречей с консулом, у которого были ключи от Портала перемещения во времени пространстве, я провёл совершенно беспутную ночь с Анной, макинтошами и  дешевым шампуйским Спуманте Дольче. Спуманте это кликот уличной путаны. Ночь была сладкой как дольче и превратилась в приятную копию медового месяца. Под утро, когда мы засыпали, спуманте уже врубило синдром завтрашнего похмелья. После такой ночи надо прижаться к любимой и спать до самого вечера следующего дня. Хорошо еще бульону горячего  попить. Но меня разбудил Альберт, уверовавший, что вся затея проводится исключительно ради него. Мы чудом успели домчать до посольства на скрипучей арбе за сорок минут до прекращения сакральных собеседований.  Итак, записываем – перед интеркорсом с послами держав - не бухать, как следует выспаться и постараться попасть в первую партию допрашиваемых жертв консьюмеризма. Нельзя вставать в самый конец очереди, когда консул уже устал и просто хочет  тёплый гамбургер с пивом Милуокис Бес.

У меня страшно болела голова и раздражало абсолютно все. В такси я не задумываясь, без бумажки выдал Альберту длинную речь в которой подчеркнул, что именно думаю об Альберте, посольстве, Америке, визах, паспортах, прописках и военкоматах. Если он садился в такси с видом ребёнка, который проснулся рождественским утром в ожидании подарков под ёлкой, то выходил уже такой же потный и злющий, как и я.

Когда, наконец, длиннющая унизительная очередь втянула свой хвост во внутрь здания, мои расшатанные нервы ждало новое испытание. Все проходили через шмон. Шмонали морпехи довольно жестко, отметая все что им не нравилось. В основном им не нравились мобильники и любые другие произведения китайской микроэлектроники.

Дела у Майнард-Тилляефф и всех кто был рядом шли удивительно хорошо. Поэтому за неделю до злополучного интервью я сделал себе подарок - дорогущий ноутбук ай-би-эм. Если бы вы могли только себе представить сколько стоил хороший силикон в Ташкенте 2001 года!  Ноут был черный и прорезиненый. Я не расставался с ним даже ночью.

Морпех остановил меня и жестом кого-то призвал. Оказалось-переводчицу. «Вы не можете проносить в посольство лэптап» - цаца все время поправляла очки. У нее был бэджик с логотипом госдепа и мерзкое призвище – «Нина Сульповар».

Я подумал, что если перейду на английский, морпех увидит перед собой своего, американского и инцидент будет исчерпан. «А зачем нам переводчик? Я хорошо говорю по-английски, я ханабадский, К2 – оплот свободы!»

На морпеха это произвело обратное впечатление, он указал мне на дверь и бросил: «избавься от ноутбука и можешь вернуться в очередь».

Моя головная боль вновь тупо о себе напомнила и я выплюнул: «Мы там, сука, в Афгане кровь мешками за свободу проливаем, а ты, ты, крыса тыловая, жопу греешь в посольстве!»

Крыса тыловая снова сделала призывной жест, подозвав второго шмонщика. Вместе они легко подняли меня подмышки и к великому ужасу Альберта выставили на улицу. «Состоялся вынос тела», подумал Остап.

Я гневно рванул мобилу и потребовал от Эппса немедленно позвонить послу и навести, наконец, порядок в этом вертепе. Получил взбучку и угрозу остаться без премии, если провалю многоходовую акцию с получением виз. Пришлось платить таксисту, чтобы обождал и постерег мой рюкзак. Молясь, чтобы он не сунул туда нос, я вернулся в точку шмона с расшатанными нервами.

Запишите там себе правило номер два: не надо тащить с собой электронику, проводочки какие-то, мобилы, читалки и прочую лабуду. Приходите прикрывши срам фиговым листиком, на котором мелким бисером написано резюме.

Морпехи смилостивились и втолкнули меня в следующую комнату, полную соискателей портальных ключей. Некоторые были одеты, будто нам предстояло посетить свадьбу дочери великого юртбаши. Вместо портрета юртбаши тут со всех стен таращился Юртбуш-младший. Соискатели-жополизы, которых выдавали футболки с надписью ай лав нюёрк и шарфы в виде американского олд глори, старались сгруппироваться именно под такими портретами.

В комнате с нас сняли отпечатки пальцев. Это вызвало целый поток негативных ассоциаций. В джумахирии не было тогда общей компьютерной сети, поэтому с вас снимали слепок сперва в ровд, потом в таштюрьме, потом по прибытию в колонию. Настроение испортилось окончательно. Я стал бегать по комнате из угла в угол, как арестованный охранкой Троцкий, стараясь отогнать тюремные воспоминания и настроиться на позитивный лад. Со стороны это напоминало поведение начинающего шахида, который все никак не решался надавить на кнопку и телепортировать неверных  в окончательный пункт назначения.

Ну, можете себе еще отметить – не надо крайностей. Ведите себя естественно, как вечером в кабаке Имеджин. Лишняя суета их напрягает. С другой стороны если вы обдолбаетесь успокоительными, а потом ещё и решите произвести впечатление на консула ввернув пару фраз на английском – есть шанс, что он примет вас за человека с заторможённым развитием. Вы должны подготовить ответ хотя бы на один вопрос: «Цель визита в США». Если вы не сможете здраво и бодро ответить на этот вопрос, не жалуйтесь потом, что пендосы вас подло срезали, чтобы забрать пятьдесят долларов – пеню за интервью.

Следующая комната напоминала газовую камеру Менгеле. В ней не было окон, вернее, одно – маленькое окошко-амбразура, за которым и прятался чёрный консул. Людей сюда втиснули больше, чем оно того стоило. Я так устал от обилия людей в тюрьме, что став большим человеком в Каршах постоянно держал дистанцию от незнакомцев. Меня снова макнули мордой в ад.

К окошку по очереди подходили люди и низко кланялись. Если бы частью протокола было лобызанье руки чёрного консула, я уверен просители не колебались бы не секунды. Они плакали и молили, но консул выплёвывал отказ за отказом. Я вспомнил с какими почётными церемониями меня принимали в афганском посольстве и пришёл в ярость. Где, как и кто решил, что мы лучше афганцев, но хуже американцев в глобальной табели о рангах?

Tweet