С детства ненавидел моменты общего духовного единения. Например, когда все в едином порыве кричат: «ёлочка зажгись», или спортивные состязания: «весёлые старты», или ещё чего-нибудь такое же совместное. Не вписывался я в такие мероприятия ни физически, ни морально. Не мог переступить внутренний барьер и стать частью команды, сплотится в едином строю, встать в шеренгу и рука об руку маршировать к алтарю общего дела. Было это мне не интересно и даже немного пугало.

Обеспокоенные родители сводили меня к терапевту. Добрая тётя стучала меня молотком, слушала лёгкие…
- У вас совершенно здоровый ребёнок.
Мама с папой переглянулись и вздохнули, наверное, им было бы проще, если бы доктор диагностировала какую-нибудь болезнь, которую можно было бы вылечить с помощью таблетки, и тем выразить свою заботу и любовь.

Но такой возможности им не было предоставлено, а потому я продолжал сидеть по углам на всех культурно массовых мероприятиях и демонстративно сторониться вовлечения в коллективный процесс. Так было, пока в наш класс не перевели Наташу. Вот тут все мои жизненные установки пережили серьёзнейшее испытание. Как бы сейчас сказали, пошатнулись все устои и духовные скрепы.
Наташа была эталоном женской красоты. Разумеется, это был сугубо мой личный взгляд. Её причёска, фигура, манера говорить… всё было для меня само совершенство. Поскольку я был ребёнком спокойным и в буйных школьных отжигах участия не принимал, то шансов завоевать её сердце у меня не было. День ото дня я страдал как натуральный Ромео и проклинал небо за то, что такой неудачник как я смог обмануть все законы биологии и появиться на свет. Я перестал доедать утреннюю кашу, чем вызвал беспокойство мамы, я стал учиться на одни пятёрки, чем вызвал ещё большее беспокойство папы.
- Что-то случилось? – спрашивали меня родственники.
- Всё в порядке. – неизменно отвечал я и шёл читать Флобера.
- С ним что-то не так… - качала головой мама.
- Растёт. – соглашался папа.

Так продолжалось, пока однажды на перемене я не услышал, краем уха, как моя тайная любовь беседовала с одноклассницами.
Я стоял, смотрел в окно: на школьном дворе играли в футбол старшеклассники. Здоровенный рыжеволосый имбицил как раз забил гол и радовался, как будто сдал выпускные экзамены. Тут я услышал её голос:
- Я совсем ни чего не понимаю в этой алгебре…

Я остолбенел. Она не понимает алгебру? Если бы такое сказал рыжеволосый футболист-старшеклассник, я с презрением посмотрел бы в его сторону, но когда такое интимное признание сделала она? Как же она беззащитна перед угрозами этого жестокого мира! Далее последовали ещё более жесткие откровения, от которых мои щёки залились румянцем. Чтобы не пересказывать весь подслушанный разговор я обозначу, что так же как и алгебру, Наташа не понимала физику, химию и даже биологию! Потом следовали другие предметы, в моём понимании не требующие вообще ни какого напряжения мозга. Но она и их решительно не понимала! То есть, переводя на язык взрослых, она была клиническая дура и, как следствие, женщина-мечта. Я понял, что не успокоюсь, пока на ней не женюсь. Только много лет позже я осознал, что все мужчины, разбирающиеся в алгебре и прочих точных науках, всегда делают выбор в пользу подобных существ начисто лишённых интеллекта.

Приближался новый год и в школе готовились праздничные мероприятия. В нашем классе устраивалось очередное дурацкое представление. Мамы и папы скидывались деньгами, а учительница незаметно откладывала себе на летнюю путёвку в Грецию. Она была помешана на древнегреческих мифах, дешевом вине и спартанских мужских торсах.
Физрук с трудовиком последние недели перед праздником ходили исключительно поддерживая друг друга. Иногда к ним присоединялся военрук. Короче всё дышало праздником и жило им.

- Дети, в нашем классе мы хотим провести смотр талантов. – сообщила учительница к всеобщему неудовольствию. – Кто желает выступить с каким-нибудь номером?
Раздался протяжный недовольный гул. Как известно, дети инертны и тупы. Но не все.
Я понял, что это мой шанс и поднял руку вверх. Это было так неожиданно, что повисла гробовая тишина. Все уставились на меня. Воспоминание об этом моменте до сих пор ярко живёт во мне.
- Да.. Ты хочешь выйти? – учительница даже не могла представить, что я готов предложить свои услуги в качестве скомороха.
- Я хочу выступить с номером. – отчеканил я сухим голосом диктора программы «Время».
- Ты?
С задних парт раздались возгласы обезьян, не понимающих, что происходит.
- Да, я.
- А с каким? – педагогическое образование толкало учительницу на этот мучительный диалог.
Я взял паузу. Она мне была нужна не для драматизма, а чтобы придумать, что же такого мне устроить на этот чертов новый год.
- Я могу показать фокусы.
Класс одобрительно загудел. Кино и цирк не зря выбирались Лениным в качестве важнейших из искусств.
- Хорошо… - Учительница окончательно оправилась от нервного шока. Тогда записываю тебя. Кто ещё желает?
И тут класс прорвало. Я понял, что своей неожиданной активностью открыл портал в ад. Записались все, кроме тех, кто выбыл по болезни. Поддавшись магии праздника, обезумевшие школьники были готовы танцевать, читать стихи, петь песни, разыграть театральную сценку из модного фильма про вампиров… заика Илья пять минут объяснял, что он сыграет на аккордеоне… Вика с родинкой на правой щеке и жертва телевизора, научит всех готовить пельмени по рецепту бабушки…

Поступали самые дикие предложения, и все они фиксировались учительницей в тетрадке. Судя по этому списку, в день проведения праздника должен был наступить конец света. Я был счастлив, но не совсем. Я опять поднял руку:
- Лариса Андреевна! Мне для фокусов будет нужен ассистент.
Лариса Андреевна задумалась. Потом обратилась к классу:
- Кто ещё не записался? Наташа, ты записалась?
Наташа замотала головой.
- Будешь ассистенткой у Виталика?
(Я забыл сообщить, что звали меня идиотским именем Виталик).
Наташа, застигнутая врасплох, кивнула.
Так, одним смелым поступком я выиграл битву, но сама война ещё только начиналась.

Мы с Наташей начали работать над совместным выступлением, оставшись после уроков в кабинете физики. Мне казалось, что он наиболее подходит под наше амплуа.
- Ты что-нибудь знаешь о фокусах? – спросил я.
- Нет.
- Я тоже.
Я был уверен, что честность самое важное в отношениях.
- Тогда я пойду играть вампиршу к девочкам…
- Да я пошутил. – так я понял, что главное в общении с женщинами это ложь.
- Ну, тогда я остаюсь… А какой мы будем показывать фокус?
- Самый знаменитый. Распиливание женщины.
- Меня?
- Других женщин тут нет.
- Я не хочу.
- Почему?
- Я боюсь, а вдруг на самом деле меня распилят? Как тогда я буду ходить?
- Это смотря какой половинкой…
Наташа задумалась.
- На самом деле ни кто ни кого не пилит, это такой трюк. – сжалился я.
- Тогда нормально…

Получив принципиальное согласие от Наташи, я пошёл к трудовику. Фокус был требователен к реквизиту, необходим был ящик, ножовка…
- Распилить? Напополам? – трудовик выглядел озадачено.
Он вертел в руках карандаш, который достал из-за уха.
Из приоткрытой двери его кондейки выглянул встревоженный физрук:
- Скоро ты там?
- Сейчас. – успокоил его трудовик. – Новый год ставит неожиданные задачи…
- И ножовка мне нужна острая.
- Может двуручной попробуешь? Для драматизма? Я могу посодействовать вторым номером.
- Не… - надо чтобы Наташка согласилась Двуручная её спугнёт.
- Да… - трудовик почесал подбородок. – Двуручная спугнёт… Семёныч! – крикнул он физрука. – Вылезай, нужен житейский совет.
Вышел недовольный физрук с вилкой и наколотым на неё огурцом.
- Ну, что там у вас? Привет Виталик.
- Здравствуйте Пётр Семёнович. – поздоровался я.
- Виталик хочет фокус показывать. Распиливание женщины. – пояснил трудовик.
- Ого! Как Гудини! А кого пилим? Директрису?
И они оба заржали.
- Наташку хочу распилить.
- Понятно. – кивнул физрук. - Давай, приходи через полчаса, нам тут тоже кое-чего нужно распилить на двоих, а там что-нибудь придумаем.
Я кивнул.
- Ну, как? – спросила Наташка, когда я вернулся.
- Работа над реквизитом началась. – отрапортовал я.
- А что нам пока делать?
- Я сегодня напишу дома сценарий, завтра начнём репетировать.
- А когда будем пилить?
- Пилить будем на выступлении, когда появится реквизит.
- А как же мы будем репетировать без реквизита?
- На стульях. Нам главное отработать все движения и реплики.

Когда я вернулся в класс труда, там уже вовсю шла дискуссия о будущем фокусе, которую существенно усилил примкнувший военрук:
- Хороший фокус. – сразу поддержал меня старый военный. – Зрелищный, драматичный, яркий. Как горящий танк.
Я кивнул.
- Парень дело знает. – поддакнул физрук.
Я снова кивнул.
- Мы тебе поможем. – вынес общий вердикт трудовик и покачнулся. – Моей Люське понравилось бы точно, а раз ей нравится, то и я на твоей стороне.
Я кивнул в третий раз. Люськой звали жену Вениамина Адольфовича. Я видел её каждый раз, на линейке первого сентября. Так она контролировала, чтобы Адольфович в этот трудный день точно вернулся домой.
- Значит так, завтра у старших классов два урока, я их озадачу. К вечеру будет ящик.
- Вам чертежи нужны?
Трудовик махнул рукой:
- Я же профессионал! Сделаем всё в лучшем виде.

Я облегчённо вздохнул и пошёл домой писать сценарий. Когда выходил из кабинета, в дверном проёме кондейки на табуретке, приспособленной под столик, мелькнула литровая бутылка водки «Черная смерть». Я не придал этому значения.
Дома мама с папой смотрели телевизор.
- Как в школе дела? – спросила мама.
- Буду показывать фокус.
- Карточный? – уточнил папа.
- Наташку буду пилить.
- Пилой? – опять уточнил папа.
- Нет! Хером он будет её пилить! – почему-то вспылила на папу, мама.
- А ты прямо только об этом и думаешь! – мгновенно ответил папа.

Я ушёл в комнату, чтобы не портить себе впечатления от прекрасного вечера, в котором пока сбывались все мои новогодние планы.
Назавтра у меня был набросан куцый диалог с пометками: «обходит ящик для распиливания в коротком платье с блёстками». Я видел такое много раз по телевизору и справедливо решил, что Наташка будет очень зрелищно смотреться в такой одежде.
- Я в такой одежде выступать не буду. – сразу ответила мне моя будущая ассистентка.
Так я понял. Что такое женские капризы.
- Это везде так, у всех фокусников! – горячо воскликнул я.
- Я стесняюсь…
Она стесняется! А я за столько лет первый раз решивший поучаствовать в этом шабаше, я, интересно, не стесняюсь?
Но я был готов к такому повороту.
- Смотри. – я стал листать красивый журнал с фотографиями на весь разворот. – Красиво?
На фотографиях всё блистало и сияло от ярких воздушных платьев ассистенток Игоря Кио.
- Красиво. – согласилась Наташка. – Но я всё равно такое носить не буду.
- Хорошо. – сдался я. – А что будешь?
Наташка задумалась. Как и всякая женщина в эту минуту она поняла, что ей «нечего надеть».
- Ты пока думай, а я схожу к трудовику.
Трудовик сидел, сияющий как лик на иконе. Это меня насторожило.
- О! А я тебя ждал! – сразу обрадовался он.
Я поздоровался и замер в ожидании.
- Принимай работу… как у нас говорят…
Он жестом показал в конец кабинета, где на самом дальнем верстаке лежал огромный гроб.
У меня отвалилась челюсть:
- А гроб то зачем?
- Так готичней…
- Это вы вчера придумали?
- Ага, Семёныч предложил.
- Я думал, военрук…

Если Наташка начинала капризничать из-за платья, то сейчас всё планируемое мероприятие стало всерьёз трещать по швам. В гроб ни одна живая душа в здравом уме не ляжет, даже если соответствующую одежду подобрать.
- Боюсь, Наташка будет против. – упавшим голосом заметил я.
- Думаешь? – трудовик почесал макушку, как делал всегда, когда не знал, что делать. – Да не должна… Красивый гроб, хоть для себя оставляй…Бабы красоту любят…
- Ну, не такую…

В этот момент вошёл военрук. Проследив наш взгляд, не удержался:
- Ох, ёб вашу мать! Я думал мы вчера прикалывались…
Трудовик недовольно пожал протянутую руку.
- А переделать можно? – спросил военрук.
Трудовик отрицательно мотнул головой:
- Доски кончились.
Я вздохнул:
- Пойду к Наташке, узнаю мнение.
Пока я шёл по коридорам мой мозг лихорадочно искал выход. На лестнице мне встретилась Лариса Андреевна:
- Виталик! Как там ваши дела с фокусом?
- Репетируем. Вениамин Адольфович помогает с реквизитом.
- Какой ты молодец! Умеешь, оказывается, всё организовать!
- Спасибо.
- Вы будете выступать перед вампирской сценой. И после них сразу антракт.
Я просиял. Ёбаные вампиры оказались как нельзя кстати.
- А где они сейчас репетируют?
- Как где… в кабинете биологии конечно…
Я помчался по коридорам школы с надеждой в сердце и настоящим гробом в кабинете труда. Надежда, труд и гроб. Интересный треугольник… Хотя, скорее, жизненная прямая…

Вампиры обернулись на вбежавшего меня, и замерли в своих вампирских плащах и со вставленными в рот пластмассовыми клыками. У самого низкорослого в руках был человеческий череп.
- Кровососы, есть дело… - начал я. – У вас как с реквизитом?
- Нам бы гроб… - посетовал самый маленький вампир.

И так теперь оставалось убедить Наташку, что пресловутый гроб нужен не только нам, но и её друзьям в следующей постановке. Это оказалось легче чем я ожидал. Достаточно было пообещать ей популярность и работу актрисы в будущем. С этого момента женщины не перестанут меня удивлять.
Теперь нужно было возвращаться к трудовику и его креативной группе. Я застал всех троих с крайне трудными выражениями лиц.
- Ну, как? – сразу нервно спросил меня физрук.
- Порядок. Гроб – рабочий проект.
Все шумно выдохнули и заторопились в кондейку снимать нервный стресс.
Дома, изучив, наконец, механизм фокуса я понял, что мне нужен либо ещё один участник, либо чьи-нибудь ноги и желательно женские. Опять где-то впереди замаячил позорный провал и летящие в меня помидоры.
- Папа, что делать?
Папа отложил газету:
- Рассказывай…

Выслушав мой рассказ отец от души посмеялся, потом взял телефон и набрал номер.
- Гена, привет. Ты ещё работаешь в своём «чулоки-носоки»? Мне надо пару костылей. Ну, разумеется женских… Нет, выше не надо… До колена достаточно… Размер приблизительно тридцатый…
Папа поговорил ещё минут пять, потом повесил трубку.
- Пусть твоя Наташа будет в длинных брюках и ни кто, ни чего не заметит. Завтра Гена забросит мне две ноги от манекена, вы главное, подготовьте одинаковые туфли.

Я посмотрел на отца как на Бога. Один звонок – и ни каких проблем. Я хотел быть таким же как он!
В репетициях прошли две недели. Время нашего триумфа стремительно приближалось. По ходу были внесены изменения в реквизит, выяснилось, что распилить полноценный деревянный гроб за несколько минут, отведённых нам на выступление, такому как я невозможно, если только я бы не работал бензопилой. Поэтому креативная команда распилила его на две половинки сама, а на сцене я должен был пилить чёрный скотч, которым эти половинки скреплялись. На генеральной репетиции получалось всё это довольно лихо.
И вот пришёл самый важный день. В ночь перед выступлением я не мог уснуть. Я ворочался с боку на бок и раз за разом прокручивал в голове всю сцену. Когда мама собирала мой ранец, я был бледен как простыня.
- Не переживай! – подбодрила меня мама. – У тебя самый интересный и сложный номер.
- Это-то меня и пугает…
- Мы с папой приедем к твоему выступлению.

Промаявшись в зале и наблюдая выступающих на разогреве, самородков, я решил, что если после таких нервных жертвоприношений с моей стороны, дело не выгорит, то больше ни в одном мероприятии меня ни кто не увидит. Я обернулся, осмотрел зал. Наташка сидела со своими родителями. Её мать постоянно что-то ей говорила, а папа смотрел на сцену, не отводя взгляда. Я встал и пошёл к ним.
- Здравствуйте. Я Виталик. Мы с Наташей вместе делаем номер.
- Это не опасно? – сразу озадачила меня мама.
Я поднабрался всяких выражений, которые говорят фокусники во время представлений, чтобы держать зрителей в напряжении:
- Это очень сложный фокус, но если всё делать правильно, то жертв быть не должно.
У Наташкиной мамы скривилось лицо. С таким лицом она запросто могла бы сыграть в вампирской постановке роль жертвы в момент укуса.
- Виталик, обещай, что всё будет хорошо!
Я пообещал. Тут в зал вошли мои родители и я пошёл к ним.
- Ну как? Мы не опоздали?
- Всё нормально, скоро мой выход. Вы садитесь вон там, там будет хорошо видно.
Я опять вернулся к Наташе.
- Пойдём готовиться.
Её мама обняла дочку как в последний раз и перекрестилась. Мы с Наташей вышли в боковую дверь и пошли переодеваться.
- А где гроб? – я огляделся и понял, что главный реквизит отсутствует.
- Где ящик? – ещё раз спросил я у стоящих за кулисами и трясущихся от страха вампиров.
- Не видели…
Гроб должен был принести трудовик со старшеклассниками по лестнице чёрного хода, за пятнадцать минут до выступления, чтобы это стало полным сюрпризом для всех.

Я понял, что над представлением нависла угроза, и побежал в зал, за подмогой.
В зале я подбежал к единственно нужному в этот момент человеку, к физруку.
- Вениамина Адольфовича нет. – стал я остервенело шептать, пытаясь перекрыть безумные импровизации аккордеониста-заики.
- Как, нет? – так же зашептал в ответ физрук, только, ещё выпучив глаза.
- Он должен был принести ящик, нам скоро выходить, а его до сих пор нет.
- Мы вчера вечером сидели у него, всё было пучком… Я уходил, он оставался… нормальный…

Физрук встал, и мы, на полусогнутых, заспешили к выходу. По пути к классу труда физрук позвал ещё троих старшеклашек. Когда мы вошли в кабинет, гроб всё так же стоял на дальнем верстаке. Трудовика ни где не было.
- Куда же он пропал? – физрук негромко выругался под нос.
- Я нашёл! – закричал тот самый рыжий, которого я видел во дворе, играющим в футбол.
Мы подбежали к нему. Трудовик лежал в гробу и спал сном младенца. Оставалось загадкой как он втиснулся, потому что Вениамин Адольфович заполнил собой всё свободное пространство, но разбираться в этом нам было некогда. Физрук принялся расталкивать спящего:
- Вставай… Ты что? Парню номер загубишь… Вставай мудило!
Но трудовик только тихо сопел распространяя во все стороны винные пары.
- Так… - физрук лихорадочно соображал. – Понесли!
- Куда?
- Понесли в актовый зал. Берите лямки вон те, пропустите с низу и понесли.

Я не понял зачем тащить гроб с трудовиков в актовый зал, но спорить со взрослым учителем не стал. Кряхтя и шумно дыша мы потащили нашу скорбную ношу.
- По чёрной лестнице не пройдём, там надо вверх подымать, чтобы вписаться… не сдюжим… - рассуждал вслух физрук. – Несём по главной.
Сбиваясь с шага и наступая друг другу на пятки, мы двинулись к главной лестнице, у которой традиционно дежурили двое школьников и уборщица.
«Что сейчас будет…» - подумал я.
Завидя такую странную процессию уборщица замерла в тревожной позе, по мере того как она узнавала предмет, который мы несли в руках лицо её вытягивалось всё больше и больше. И, наконец, когда мы поравнялись, она заглянула в гроб.
- Батюшки светы… Когда он? – и она стала креститься часто-часто, как будто в полусне. Двое дежурных реагировали тоже достойно: парень плюхнулся на стул, а девочка прижала ладони к лицу и завыла как пожарная сирена.
- Да не орите вы! – заорал в ответ физрук. – Нормально всё с Адольфычем. Спит просто!
Но сила первого впечатления была столь велика, что его ни кто уже не слушал.
- Я скорую вызываю! – вдруг заголосила уборщица.
Физрук, несший самую тяжёлую часть, обернулся в полоборота и более не в силах сдерживаться заорал на неё в ответ, во всю мощь своих лёгких:
- Куда ты пизда старая собираешься звонить? Тебе говорят, что нормально всё! Уснул человек. Просто, блять, уснул! Иди с глаз долой, видишь, заебались уже мудака этого переть!
Надо сказать, что физрук был совершенно прав, Вениамин Адольфович бы жутко тяжёлый, и мы уже порядком измотались. А необходимо было ещё поднять его на третий этаж!
- Я сейчас сдохну. – шепнул кто-то из старшеклашек.
- Спокуха… - прохрипел физрук и титаническим рывком поволок гроб практически в одиночку вверх по лестнице. Мы болтались с боков как погребальные кисти. Так, взлетев на третий этаж, мы как торпеда устремились к двери актового зала из которой нам уже очумело махала директриса, призывая поторопиться.
- Что вы так долго? – зашипела она как настоящая змея.
В ответ физрук только издал какой-то булькающий звук, видимо силы совсем его покидали, и мотнул головой на гроб.
- Ах мать! – ахнула директриса и села прямо на пол.

Чтобы втащить гроб за кулисы нужно было осилить последние три ступеньки возвышения сцены и протиснуться в узенькую двустворчатую дверь, разумеется, открытую только одной половинкой.
- Заноси… - прохрипел физрук и, вложив в последний рывок остатки сил, заслал гроб в дверной проём единым махом, как артиллеристы засылают в ствол снаряд. Сам же бездыханно рухнул следом, рядом с директрисой.
- Ну, Адольфыч… ну, пидарас… - прохрипел он, как заклинание, вслед улетающему гробу.
Я, леденея, слышал, как конферансье тем временем торжественно объявляет сеанс магии. Моё сердце заколотилось как идущий в разнос, двигатель. Старшеклассники успели поставить гроб на тележку и толкнули его на сцену. Я побежал следом, по пути хватая за руку ни чего не соображающую Наташку, в яркий свет из которого смотрели десятки пар глаз. На первых рядах сидел весь школьный генералитет: завучи, приближенные учителя, приглашённые по такому случаю высокие гости из государственных структур…
И тут моё сердце сорвалось как с обрыва – ножовка! Мы совсем забыли про ножовку! Права была мама, хоть хуем пили этот ёбаный ящик…
И секундой позже: Ноги! Мы забыли ноги от манекена. Тут уже и хуй не помощник…

Тем временем увидев неспешно выкатившийся гроб, в зале повисла одноимённая тишина. Все, включая нас с Наташкой, замерли, как в параличе.
Ситуацию спас военрук:
- Виталик давай! – раздался его зычный приказ.
Я отставил левую руку в приглашении. Наташа стояла рядом, пытаясь спрятаться за старым куском занавеса.
- Я не пойду. – услышал я её сдавленный шепот.
- Если ты сейчас не выйдешь, я тебя на самом деле распилю! – я уже так заебался со всем этим говном, что из всех важных слов в моей голове остались только эти.
- Я боюсь! – и она умоляюще посмотрела на меня.
- А ты закрой глаза и шагай вперёд, я тебя буду держать за руку. – именно в этот самый момент и пробежала между нами та самая искра, про которую говорят все писатели и поэты, но тогда нам было не до этого.
Наташа зажмурилась, и мы окончательно вышли на сцену.
- Сейчас мы с вами будем свидетелями удивительного чуда… - начал я не своим от ужаса голосом.
Я скосился на Наташу. Она тряслась как будто от холода.
- Но для начала мне нужно попросить у зрителей ножовку. – стал я импровизировать, подавая сигнал мудакам за кулисами.
Первым сообразил военрук. Он вскочил и опрометью бросился из зала.
- Помощь идёт. – шепнул я Наташке, и в зал:
- Сейчас моя прекрасная ассистентка…

Но договорить я не успел. Из гроба поднялся трудовик, прижимая к груди обрубки ног манекена, на которых он оказывается лежал, и пьяным голосом истошно крикнул в пространство:
- Люська меня бросила! Люська-а-а! Проститу-у-у-тка!
И перегнувшись через бортик рухнул со сцены опрокидывая гроб, тележку, мои надежды и запуская обрубки женских ног в полёт через весь зал с матом и проклятьями, как будто проваливался в те самые тар-тарары, где судя по всему ему было самое место.
Так закончилось моё неудавшееся новогоднее выступление. Наташка рыдала два дня, её чопорные родители написали жалобу в РОНО, у физрука вылезла грыжа, а директриса уволила трудовика. Хотя что-то замечательное всё же случилось – мы с Наташкой подружились и были вместе до окончания школы.

http://www.facebook.com/Alexey.Sveshnikov.writer/

Tweet