На втором курсе у меня случился дурацкий роман с Димой, о котором и вспоминать стыдно.
Я была той еще сукой – полгода пользовала мальчишку, как промежуточную станцию, посредника между любовью и любовью.
Дима все чувствовал, не смотря на молодость, психовал и набивал себе цену, как мог. Моя задача была спровадить мальчика мирно, спустить отношения на тормозах.
Но тут приключилась с Димкой беда. Пришлось примерить роль мамки по полной – я была совестливой стервой.

Моему красивому мальчишке подпортили внешность – выдернули воспаленный глазной зуб. Под «пятеркой» оказалась гигантская киста, сообщалась с гайморовой пазухой. В принципе, еще чуток, и Димон мог бросить кони от гнойного менингита. Слава Богу, обошлось, жалко было бы - экземпляр породистый, не даром носил погоняло Петр Первый.
Впрочем, даже женская любовь смотрит на мужскую внешность сквозь пальцы, не говоря о нелюбви.

Итак, Дима загремел в краевую больницу, в стоматологическое отделение – на операцию.
Родители далеко, в Иркутской области, в Кырске кроме меня только пара приятелей-придурков, а он же маленький еще. И вот я, как дура, носила ему картофельное пюре, соки и паровые котлетки. И буквально кормила с ложечки, потому что на рожу Диме нацепили какой-то космический аппарат из металла и кучу дренажей.

Через три дня мальчик мой стал оживать, топать по коридору, курить в подвале через ноздрю, и даже пытался меня мацать и лезть целовацца распаханным синим еблом с грануляциями. Нафиг такое удовольствие, я за эти дни окончательно простилась с либидо – роль мамки на меня плохо влияет. Братик, да и только, а с братьями не спят.

- Знаешь, - заявил Дима при очередной встрече. – Тут моя землячка работает сестрой. Девчонка – офигеть!
Это он меня так на ревность спровоцировать пытался.
- Мы с ней чаи гоняли ночью, тут все медбратья за ней увиваются, - продолжает Дима нахваливать иркуцкую девочку.

Я ее увидела в тот же вечер. Старая знакомая оказалась. Видела я ее в общаге в качестве абитуриентки. Потом еще отметила, что пропала куда-то, потому что такое чудо не забудешь, прав Дима. Нимфа, чисто Нимфа! Кудрявая, глаза зеленые, высокая, ноги длинные, легкие. Испанская такая внешность – мимо не пройдешь. Я еще обратила внимание – ноги у нее были заклеены бесцветным пластырем в нескольких местах, комары покусали, наверное.

Вот и сменщица, - с надеждой подумала я. Может, получится у них чего. У меня-то уже был на примете один старшекурсник…

Прошла еще неделя. У Димки там осложнения какие-то начались, температурка скакала, а Нимфу я, к своему удивлению, увидела в коридоре в больничном халате и с нашлепкой на лбу.
- Представь – у Катюшки лимфаденит! Ну, надо же – сапожник без сапог, - удивлялся Дима. – Ее уже Каргер прооперировал.

Каргер – маленький еврей, завотделением. Замечательный юморной мужик. Без анекдота рот не открывает. И добрый – вон Димку, как студента-медика, в лучшую клинику запросто уложил. И Нимфу тоже…

Димка поправлялся. С него сняли космическую конструкцию, жрал, как конь, и, конечно, маялся стояком. Я с трудом представляла, как буду выяснять отношения после больнички и в тайне надеялась, что веселой Нимфе Дима-таки присунет. Выглядела она абсолютно безотказной.

А еще через неделю разразился скандал. Земля налетела на небесную ось. Маленький Каргер поседел, скрежетал зубами, заперся в кабинете, рычал там, как Фредди Крюгер и посылал нах всех, кто царапался в дверь.

Нимфу, как свою сотрудницу, в свое время приняли на работу, спустя рукава и госпитализировали, как попало. А при выписке, кажется, случайно, все ж таки взяли кровь на RW.

Четыре креста обнаружилось в крови милой девушки. А потом венерологи ржали, как подорванные над Каргером – на Триппер-штрассе Нимфа пришла с кондиломами. Промежность была, как у варана, заросшая остроконечными бородавками.
- Боря, штош ты делаешь! – орал Каргеру доцент Рубанович. – Я уссался! Я такого сифилиса век не видел, студентам демонстрирую каждый день, как образец – они ж такого век не увидят. Прикосновение равно заражению. Ты уморил меня, Боря!

Каргеру было не до смеха – Нимфа за десять дней сменила две палаты в хирургическом отделении. В каждой палате по десять женщин, все приехали лечиться из районов огроменного Красноярского края. И половина уже выписалась. Ищи-свищи.
Ушли в запой три медбрата, студента-стоматолога. Ночные дежурства в обществе прелестной Нимфы дорого им обошлись. У одного из парней были жена и грудной ребенок, но это не помешало ему отметиться. Да и никто бы не удержался.

Я ржала не хуже доцента Рубановича. Теперь выстроились в ясную картинку и сыпь на ногах – вторая стадия, и лимфаденит – вторая-третья.

А что же мой бедный Дима?
Клялся-божился, что ни-ни, ни пальцем.
- Но ты же чаи с ней гонял по ночам? – ехидничала я.
- Гонял, - бледнел Дима.
- С порезанной мордой, - уточняла я.
- Даааа, - блеял Дима.
- Анализы придется сдать, - говорила во мне стерва, благополучно взявшая верх над мамкой.
Вобщем, мы разбежались очень быстро. Нимфа, как ни странно, облегчила это расставание. Сняла грех с моей черной души. Но вспоминать Димку с его растерянными овечьими глазами – не люблю.

А вот Нимфа стоит перед глазами, как живая. Как потом выяснилось, она подхватила люэс в поезде от первого (!) мужика по дороге на абитуру. Вырвалась девчонка из-под мамкиной юбки.
А после этого первого сифилитика у нее за полгода было – вдумайтесь – 18 партнеров. Не считая бедных окровавленных баб из стоматологического отделения. Каждая имела шанс подхватить и привезти мужу подарочек. Поди докажи потом, что не согрешила в больничном подвале.

Нимфа стоит перед глазами – легкая, длинноногая, розовая. Цветок, а не девочка.
Никогда бы не подумала. Никогда.

Ждете назиданий? Да не будет их. Все итак ясно.

Tweet