Парк засыпал. Клёны стояли яростные и торжественные, словно именинники. Сухое и тёплое бабье лето, подзадержавшись где-то в центральной части России, ласково обнимало Урал. Дышалось легко и радостно. Радостно ещё было и оттого, что вот сегодня всё решится. Не будет этой неопределённости, тревожного вздрагивания от каждого звонка. Недосыпаний и отсутствия аппетита.

Алексей Мельников, инженер-экономист одного из детищ ЛУКОЙЛа, присел на скамью и задумался. Давно ли это началось? Да вернее всего с тех пор, как он начал кататься в командировки. До поры, косые, сочувственные взгляды соседок, он не воспринимал. Потом вдруг задумался. Его мозг аналитика, а уж аналитиком он был от бога, пробежал события минувших месяцев.

Причиной раздора отчасти послужила мать Лизы. Подобной твари Алексей прежде не встречал. Жадность и зависть в гипертрофированном виде. Это она подзуживала Лизку, нашёптывая ей на ухо гадости. Специально подсовывала ей богемные журналы с миллионными яхтами, дворцами на океанских побережьях, и бриллиантовыми подвесками, способными посрамить Анну Австрийскую. И Лиза поддалась.

Теперь зарплата инженера уже не удовлетворяла растущих потребностей бабы. К слову сказать, в сравнении с городскими расценками, Лёшка стоил весьма дорого. Дом у них всегда был чашей, машина, Мазда, дача на прекрасном берегу под соснами. Так приятно было сидеть вечерами на веранде в плетёном кресле, любоваться закатами и слушать старинный патефон, льющий в тишину вечерней прохлады бессмертные мелодии Грига.

Он называл её Сольвейг, и подливал в бокал терпкое Чилийское вино. А она смеялась его жалкой хитрости, но пила, пила. Потом были бурные ночи, с измятыми простынями и бельем, разбросанным, где попало. Она ждала ребёнка. Его ребёнка. Он светился счастьем, наверное, он был дураком? Скорее всего, да.

Об измене он узнал от соседки, доброхотов, слава богу, всегда в избытке. Как же, такую радость, да скрыть от мужа. В тот вечер они впервые поругались. Потом было много скандалов, но тот был первым, основополагающим.

- Что я с тобой видела бездарь? - кричала она. – Сермяжник.
Он оправдывался, как мог. Хотя в оправданиях не нуждался. Его слова были подобны тому бисеру, что порой щедро разбрасываем в свинарниках, надеясь на чудо. Из своей комнаты подпевала тёща, справедливо полагая, что её слово может быть решающим. Собственно именно она и работала на «разогреве». Так прошло два месяца. Он стал брать халтуру, чаще обычного задерживался на службе. Дом превратился в концлагерь.

Последней каплей, перевесившей всю тщету и рутину, послужили слова жены. В субботу, когда он как обычно собирался на дачу, и упаковывал снедь в дорожную суму, Лиза, голосом, кровоточащим желчью, заявила, что никуда не едет.
И после минутной пикировки выяснилось главное. Беременность была фикцией. Ложью от начала и до конца. И это было не всё. Генеральный директор фирмы, в которой Лиза работала начальником БТЗ, сделал ей предложение.

- Да он в сто раз лучше тебя колхозник. Лучше и чище, - кричала, истерично тряся головой, Лиза. – И уж дело своё как мужчина знает на сто процентов.
Это была последняя, ядовитая капля. Алексей бросил сумку и, хлопнув дверью, выскочил под жгучий свет солнечного утра. Бесцельно слоняясь по дворам и переулкам, он думал. Вспоминал. Казнил себя, её, директора. Первой мыслью было пойти, и предъявить «заместителю» по полной программе. Но ум уже вертел цепкими лапами народную мудрость. «Лучше один раз устранить причину, чем всю жизнь воевать со следствиями»


Хорошая нынче осень, - подумал Алексей. – Тёплая и светлая, как праздник расставания. Ухода. Впереди, в конце дорожки, показалась пара. Женщина, её не возможно было не узнать, прижималась плечом к мужчине. Она смеялась, это было видно даже отсюда. Потом она повернулась к кавалеру и, обняв плечи, поцеловала его долгим пронзительным поцелуем.

Пора! Пустая бутылка из-под водки, покатилась в кусты. Алексей встал, и медленно, но неотвратимо как инфляция двинулся в сторону любовников. Десять шагов, семь, три…. Его заметили. Поздно!
Кортик, принадлежавший когда-то кавторангу Северного флота, Герою Советского Союза Мельникову Владимиру, метнулся вперёд. Стальное, обоюдоострое жало, длиной тридцать сантиметров, легко пробило тонкую ветровку, высокую грудь, и захлёбываясь от жадности, угомонилось в недрах сердца.

Медленно, словно во сне, Лиза повернула голову, их глаза встретились. На миг в её взгляде мелькнуло понимание, и как показалось Алексею, прощение. Затем взгляд затуманился, тело стало заваливаться навзничь.
Её спутник, вместо того, чтобы подхватить, помочь, растерянно смотрел на произошедшее. Его крик полоснул осенний парк, вспугнул стаю грачей, забился как истеричный среди крон деревьев.

Алексей подхватил тёплое, но уже не совсем живое тело. Присел на корточки. Лиза открыла глаза, и, глядя на мужа, спросила, прошептала: - Лёшик, я дура да?
Нет! - крикнул он ей. Нет! – крикнул он небесам нахохлившимся и недобрым.

Руки вверх, - раздалось сзади. – Встать на колени.
Алексей повернулся. Молоденький милиционер, (откуда он тут взялся) направив на него пистолет и подрагивая испуганным ртом, крикнул ещё раз: - На колени, руки на затылок!
За ним, судорожно комкая носовой платок, стоял любвеобильный директор.
Ах, ты ж ссука! – просипел непослушным ртом Лёшка.
Его рука, автоматически легла на рифлёную рукоять офицерского кинжала. Он не слышал криков милиционера. Он вообще ничего не слышал. И выстрел, прозвучавший в парке, не усвоился его органами слуха.

Просто вдруг стало тяжело стоять, и он опустился сначала на колени, потом и вовсе лёг на бок. Пуля разорвала бедренную артерию, а большего от неё и не требовалось. Известно, что кровь из оного сосуда, уходит в течение максимум минуты. Лёшка умирал. С вершины клёна сорвался вниз парашютик листа. Кружась, он падал и падал. Как долго он кружится, - подумал Алексей. Целую вечность.

Наконец лист, словно в раздумье замер, и скользнув, улёгся на щёку мужчины. Тёплый и ласковый. Рядом кричали, топали ногами. Послышался вой далёкой сирены. А в ушах Лёшки звучали волшебные звуки песни:

Зима пройдет,
И весна промелькнет,
И весна промелькнет,
Увянут все цветы,
Снегом их заметет,
Снегом их заметет;
И ты ко мне вернешься -
Мне сердце говорит,
Мне сердце говорит…

Парк засыпал. Клёны стояли яростные и торжественные, словно именинники. Сухое и тёплое бабье лето, подзадержавшись где-то в центральной части России, ласково обнимало Урал.

Tweet