сцыла на начало - http://www.udaff.com/creo/62734.html
сцыла на вторую часть - http://www.udaff.com/creo/62765.html
сцыла на третью часть - http://www.udaff.com/creo/62805.html
сцыла на четвертую часть - http://www.udaff.com/creo/62847.html

Глава 16. Дьявол (Лабиринт. Сплин)

Боли не было. Был разрывающий голову изнутри свист и шум, какие-то разноцветные искры перед глазами. Было горячо, очень горячо, кто-то словно вшил под кожу Твинсу ворох углей, но БОЛИ НЕ БЫЛО! Он быстро несся куда-то вверх, через пространство, через мириады блеклых звезд, через заполняющий всю Вселенную Туман. Выше… Выше… Быстрее! Билла мчал неуправляемый поток не то воздуха, не то бесплотного эфира и тяжесть сдавливающая все тело осталась далеко, далеко позади, миллионы миль назад. Где-то невозможно далеко был старый французский Городок, и в утренних сумерках свистели копья. Где-то выл и дрожал кровожадный Палач. Где-то за ним гнались люди в красных балахонах, может быть, уже тащили куда-то для своих дьявольских ритуалов, но все это было так далеко, так бесконечно безразлично. С каждой секундой Твинс чувствовал как отделяется от этого мира, от этой не отпускающей проклятой земли, от плена плоти и крови. Он хотел слиться с небом, выйти ЗА пределы. Он не боялся умереть... Он вообще больше ничего не боялся, словно переступил некую запретную черту, за которой все было уже безразлично. «На психов и мертвых нет никакой управы» - внезапно вспомнил он старую техасскую поговорку. «Интересно, а я отношусь к первым или вторым? Или я просто устал удивляться? Устал от Страха и Отчаяния? А какая к черту разница!» Дальше, дальше, дальше…. Его захватил этот восхитительный полет. «ЛЮДИ ДОЛЖНЫ УМЕТЬ ЛЕТАТЬ! Это же так просто, так естественно, это у всех с рождения в крови… ЛЮДИ ДОЛЖНЫ УМЕТЬ ЛЕТАТЬ» - кажется он кричал, но это был радостный и ликующий крик. Кто бы не встретил его в конце этого безумного космического путешествия он знал, что рассмеется и плюнет ему в  лицо. Будь там Бог или Дьявол – не важно. Они никогда не были для Твинса авторитетами, а сейчас в особенности. Он не хотел, чтобы этот полет, этот безостановочный бег по мирам и чужим пространствам прекращался. Ему было хорошо… Как же ему было хорошо! Эта накатывающая волнами Мощь наполняла каждую клеточку его тела, каждый мелкий сосудик словно увеличился в размерах вдвое, и кровь бежала по жилам с неописуемой скоростью. Сердце выдавало по тысяче с лишним ударов в минуту, старые раны внезапно исчезли, словно их никогда и не было, а  гнойные язвы покрывшее его душу зарастали садом благоухающих цветов. Было ли у него еще тело или все эти образы с пышущей кровью, со спятившим сердцем и словно отделяющимися от тела руками и ногами лишь плод воспаленного воображения его духа? Лишь игра, продолжительная рефлексия сознания, потерявшего в один миг все связи с реальностью? Биллу было все равно. Ничего не имело значение кроме Полета и Скорости… Кроме свиста ветра в ушах, кроме пляшущих перед глазами искр… Но что-то подсказывало ему, что это блаженное чувство не может длится вечно. Что рано или поздно его беспечную душу поймает в свои сети какой-нибудь инфернальный рыболов. И оттого он отдавался несущему потоку с максимально  возможным упоением, стремясь урвать от этого счастья кусок побольше, перед неизбежным падением.
Через какое-то время (минуты? часы? дни? Миллионы Вечностей? Твинс не мог сказать точно, Время больше не имело никакого значения) слева и справа сияющий калейдоскоп звезд стал наполняться гиблой желтизной и неприятно знакомым красным цветом. Бег замедлился, звон и свист в голове поутих, искры скрылись также внезапно как и появились перед глазами. «Эти два цвета… Видно близок тот час, когда я их возненавижу. Это не цвета Солнца и Огня, это цвета венозной Крови и густой Желчи» - Билл отплевывался и понимал, что поток сменив направление несет его именно к ним. И он даже догадывался куда именно. В долину Пламени, ту что он видел в своем первом сне… Ту где повстречал Существо с голосом родной Матери…
Желтое и красное сияние приближались, расползались по окружающему пространству. Уже можно было различить языки огня и солнечные лучи. Твинс не ошибся, он снова был здесь, правда теперь не было ни Земли ни Неба. В них сейчас не было необходимости, ведь не было ни притяжения, ни привычного чувства тела, ни хотя бы одного кусочка материи. Просто две бесконечные стены Жара. Красная и Желтая. Цвета венозной крови и густой желчи.
Жар окутывал Билла со всех сторон, но он не мог причинить ему вреда, ведь сейчас у него не было кожи, которая должна была бы покрыться волдырями. Бесконечность звездного странствия очень быстро сменилась разделенным надвое Миром. Где-то в узком промежутке между Красным и Желтым Пламенем висело воздухе Существо. Его маленькие, хилые ножки были раскинуты в стороны и словно бы цеплялись за пустоту. Оно было неподвижным и чего-то ожидающим. Как хищник, затаившийся перед  последним прыжком на израненную жертву. Оно стало даже еще огромней и казалось, что от его макушки к краю ног можно провести средних размеров железнодорожную ветку, но в определении Расстояниях, также как Времени, Билл не был особо уверен. Несмотря на  его исполинские размеры, несмотря на распахнутую гигантскую пасть с перекатывающимся из стороны в сторону склизким языком, Твинс не боялся его. Он, как и решил прежде, готов был нагло смеяться во весь голос, но у него не было рта и губ, чтобы захохотать. И даже это не пугало его.
Из глубины Красной стены выдвинулась вперед широкая дорога из плавящихся на глазах кирпичей. По ней медленно брел Палач, волоча за собой тяжелый тесак. Билл услышал вдали знакомые звуки металлического лязганья. Со стороны Желчной стены по такой же кирпичной дороге к Существу подползало нечто отдаленно напоминающее человеческую фигуру, раскатанную по земле. Сперва Твинс решил даже, что видит Шатерхенда, настолько похожим был способ передвижения, но затем разглядев внимательней покрытую струпьями и коростой кожу чудовища, он понял, что это никакой не Ресуректер, а Лобсель Вис, желтый демон, пришедший навестить своего брата и Мать.
-    Чудно! Вся семейка в сборе! – раздался откуда-то голос Билла. Он сам не понял как это получилось и слегка опешил от этого неожиданного звука. Ведь он не ничего сказать, он только лишь подумал. Но здесь мысли, желания, слова и движения слились в нечто единое целое, и не было уже никаких границ между этими чуждыми в обычном мире понятиями. Твинс удивился тому насколько же это было естественно и ПРАВИЛЬНО… Как… Как Полет… Его смех теперь наполнил все утопающее в огне пространство, в котором он болтался как осенняя паутина на ветру. И не было никакого страха и боли. Так, наверное, чувствуют себя умирающие старики, только их душа увязает в рабском смирении перед неизбежностью, а Билла переполняла Сила. 
-    Я говорила тебе уйти, мой мальчик… Предупреждала… Хотела, чтобы тебе было лучше… А теперь, взгляни на себя, тебе же просто НЕТ! Ты обречен болтаться тут бесконечно долго, и никто тебя к этому не подталкивал. Ты мог уйти. Но ты сам пришел сюда, и уже не сможешь вернуться, мой мальчик… Не сможешь вернуться, мой мальчик… Не сможешь… Не сможешь… Не сможешь… - гипнотические интонации твари  вгрызались в то единственное, что осталось у Твинса. В его память и душу… Этот ласковый голос, это ощущение того, что тебя ПОЗНАЛИ всего до самых сокровенных мелочей… Но он знал что ответить. И он не боялся, хотя язык Матери неумолимо приближался к нему, а Кзулчибара и Лосбель Вис стали увеличиваться на глазах и совсем скоро почти сравнялись в размерах со своей Повелительницей.
-    Заткнись, мразь! ЗАТКНИСЬ! У тебя нет власти надо мной, я не глотал этой чертовой Клаудии. В нашем дерьмовом мире есть что-то, что тебе не по зубам. Есть что-то, чего тебе не выпить и не съесть. То о чем ты и твои лакеи даже не догадываются. И не пудри мне мозги, ты не хотела меня ни о чем предупреждать. Просто уже тогда, ты ИСПУГАЛАСЬ меня, поняла, что ЧУЖАК может сломать всю эту хренову извращенную систему, что вы тут выстроили. И попыталась запугать. Я не твой! Не твой! И я трахну вас всех в задницы, лишь дайте разобраться с Шатерхендом. Я выбью из вас все дерьмо и меня не остановят ни Темнота, ни Адский Огонь! Я свободен, слышишь, мразь! – он кричал и бесновался, перелетая с места на место. Он хохотал и изрыгал проклятия одновременно. Непонятно откуда, но он знал, что есть вещь, которая хранит и оберегает его, и это вовсе не порошок индейского шамана. Это была маленькая, хрупкая девочка Анжелика, та что лежала в каком-то грязном подвале с ржавыми трубами, стянутая крепкими кожаными ремнями. Он чувствовал ее присутствие и ее защиту. Даже огромный железный голем, ее охранник и страж не имел и тысячной доли той Силы и Воли этого невинного, искалеченного ребенка. Простая человеческая (детская?) привязанность ломала как тонкую корку льда все планы и кошмары Дьявола. Твинсу даже чудилось (да нет же! Он видел, видел это платьице, черт побери!) как Анжелика стоит где-то между ним и монстрами и воздев вверх руки защищает его от нападения.
-    Не сможешь вернуться… Не сможешь вернуться… не сможешь вернуться… - все повторяла Мать и где-то поверх этого голоса звучал утробный булькающий и хрипящий стон.
-    Отправляйся к Дьяволу, Тварь! – пытался перекрыть этот назойливый шепот Билл.
-    Я И ЕСТЬ ДЬЯВОЛ! – сказала Мать своим НАСЯТОЩИМ голосом. И тонкая невидимая стена разделяющая их лопнула, треснула как стекло. Стоявшие слева и справа от Матери великаны потянулись к Твинсу. Язык обхватил тонкое тельце Анжелики и утащил куда-то вглубь бездонной утробы. И тогда Биллу стало по настоящему жутко. Чувство наглой уверенности вмиг улетучилось, остался только голос Уильяма, который быстро произнес «Вниз!». И он нелепо рухнул в эту огненную бездну, словно падший ангел. Прямо вниз… К земле… Туда откуда все вышли, туда откуда все жадно смотрели на синюю высь.
И опять этот ворох созвездий и ярких искр. Опять свист рассекаемого эфира. Он убегал, драпал, но был ли у него выбор? Какая-то совсем маленькая и слабая часть его сознания хотела вернуться, помочь храброй сильной девушке, пропавшей в необъятном теле Матери. Но сейчас (как и на грешной Земле) решения принимал не он сам, а Уильям, который всегда знал «как надо и как будет лучше». Когда пролетело еще пару тысячелетий, а может быть всего лишь один миг, он почувствовал, что оторвался от гнавшихся за ним чудовищ. Теперь кроме звезд его окружали и парящие прямо в пустоте огромные двери. «Они еще могут нас настигнуть. Ты должен скрыться, брат. Выбирай любую из дверей, не столь важно куда она приведет, лишь бы подальше отсюда» - сказал Уильям и Билл влетел в первую попавшуюся.
За дверью не было пустоты. Была вполне ощутимая, материальная тьма и тусклый свет коптящих факелов. Твинс очутился в некоем замкнутом пространстве. Приглядевшись повнимательней, он разобрал, что попал в небольшую шахту. Это был старый тоннель. Около стен валялись кирки, в полутьме двигались мрачные бородатые потные люди. Он немного покружил в нерешительности под потолком и убедившись в своей невидимости для окружающих направился исследовать это угрюмое место. В общем-то ничего интересного, пыль, грязь, усталая тупость в глазах крепких, жилистых работяг. Так выглядит любая шахта в мире. Но один из дальних заброшенных тоннелей заинтересовал его. Оттуда доносилось хоровое пение. Пролетев вдоль него, Билл с удивлением обнаружил своих  знакомые ему фигуры в красных балахонах. Они теснились вдоль стен и распевали какие-то гимны на непонятном языке, странной смеси латыни, санскрита и индейского наречия. Некоторые из слуг Кзулчибары тащили по тоннелю завернутые в грубую ткань трупы. Из многих мешков вытекала на пол кровь. Некоторые тела были изуродованы, на других вовсе не было никаких признаков насильственной смерти. В самом конце туннеля, перед уходящим вертикально вниз стволом шахты, стоял сам Палач. Он не был так огромен, как казалось Твинсу ранее, но все же вид его ржавой пирамиды сильно напугал невидимку. Ведь Кзулчибара мог знать… Мог видеть… Но он был слишком занят. Когда к Палачу подносили очередное тело, он неуклюжим движением сталкивал несчастного вниз. Это было погребение по обычаям Тихого Холма. Твинс продолжал наблюдать за этим кровавым, безумным ритуалом до тех пор, пока слуги не подтащили  Хозяину ЕГО тело. Тело Билли Твинса, избитое, порезанное в некоторых местах ножами и копьями, но это вне всяких сомнений был он, только неестественно, мертвенно бледный. «Значит я все-таки умер? И они добрались до меня? А теперь будут «скармливать мое тело Земле»? Или Экзальчибуте не наврал мне, и я смогу через какое-то время очнуться? Если так, то только не сейчас… Только ко бы они не спихнули меня туда… и только бы не четвертовали… Черт! Я сам не знаю чего пожелать! Не станут же они укладывать меня в теплую постельку и терпеливо дожидаться того момента, когда я приду в себя!» - пока Билл осматривал свое тело со всех сторон, один из «красных» решился подойти к Палачу поближе и сказал:
-    Стивен, этот чужак оказался крепким орешком. Может быть нам все же стоит его сжечь, хотя бы из уважения к…. – слуга не договорил. Палач одним взмахом исполинского тесака отрубил ему ногу. На пол и стены брызнула кровь. Слуги не сговариваясь быстро упали перед разгневанным Хозяином на колени и склонили к земле головы. Затем Палач притянул дрожащего, но не смеющего даже пикнуть юношу к себе и отчетливо произнес. – Не смей НИКОГДА называть меня Стивеном! – голос был таким знакомым, но сильно искаженным из-за железного колпака. Оглядев всех присутствующих,  Кзулчибара столкнул ногой фанатика в черный зев шахты. Только лишь тогда тот не смог больше сдерживать крика. И кричал он очень долго, надрывая до хрипа глотку. Звук его голоса становился постепенно тише, но Билл сумел оценить как следует глубину этого темного длинного ствола. – Как меня зовут? – спросил он у трясущихся слуг. – КАК???
-    Кзуличбара, Кзулчибара, Кзулчибара… – хором произносили они.
-    У меня нет больше человеческого имени. Нас могут услышать даже здесь, и тогда все пойдет наперекосяк. Вы что, хотите, чтобы то что мы так долго строили в одночасье рухнуло? У стен есть уши… Я сам отрезал их не раз… У  стен всегда есть уши… особенно в Тихом Холме. – и Билл пулей вылетел из этого коридора, потому что Кзулчибара уставился прямо на него. Даже из под пирамиды он ощущал этот тяжелый взгляд. Назад… Назад… К спасительной двери. Оказавшись в обволакивающей пустоте, Билл только тогда понял насколько сильно он ошибался относительно лидера культа. «Бернс тут не при чем! Этому тупому быдлу абсолютно все равно кому помогать разрушать и убивать. Красные балахоны служат Шерифу, хотя кто-то из них вполне может быть и помощником Преподобного! Ну конечно, у кого бы в Городе еще нашлось столько лошадей… Как же это просто, черт побери! И эта необычайная скорость Редлоу, и его мощная комплекция… Шрамы на голове наконец! Наверняка именно Пирамида оставила все эти глубокие следы порезов на его лысине…» - внезапно в рассуждения Твинса ворвался Уильям. «Не время сейчас думать об этом. Где-то тут все еще бродит Мать…Пока не поздно зайди в другую дверь, может быть за ней будут еще двери… Спрятаться в лабиринте между мирами и временами – это лучшее, что мы сейчас можем сделать». И Билл ушел в странствие по этому скоплению дыр в пространстве. 
Он заходил в новые двери множество раз. Ему показалось, что прошли годы, так много всего он успел увидеть. Понятней ситуация с Городом от этого ему не становилась, впрочем он и так уже знал, все что необходимо было знать. Он видел то, как жители страдали от Гражданской войны. Эти высасывающие все соки денежные поборы на нужды армии, эта длинная вереница все новых и новых каторжников. Даже военный лагерь Толука, не мог переварить их всех, и поэтому почти все наказания сводились к одному. Высшему. Палачи работали не покладая рук и уносили в день жизни десятков разных людей, а ненасытная военная машина все поставляла и поставляла новых пленных. Немудрено, что Шериф, бывший по совместительству и начальником тюрьмы просто спятил от всех этих ведер, до краев наполненных кровью, от  перетирающихся за пару дней веревок для виселиц и разжиревших от выклеванных глаз ворон. Война превратила его в Кзулчибару. Война искалечила множество судеб и жизней. Война стала причиной Голода. Именно от ее ужасов эти несчастные люди и прятались в дурмане Клаудии. Иногда он забредал в темную комнату, где не было никого кроме всего одной комнаты и одного человека. Чаще это были незнакомые ему бедные люди, бормотавшие о чем-то своем, но иногда он пересекался и со старыми знакомыми.  «В живом мире деревья разговаривают. Я полез через ограду из деревьев и на полпути понял, что они живые, они разумные, они разговаривают между собой, обсуждают меня, смеются, хотят подшутить надо мной - развернуться, чтобы я слез на той же стороне, с которой взобрался...» - поведал ему разваливающийся на части Экзальчибуте. Когда он встретил его в лабиринте миров и отражений еще раз слепец добавил «Я знаю как нарисовать реальность, но не умею рисовать». Бернса он видел трижды, и всякий раз заставал священника за одним и тем же занятием. Карл усерднейшим образом порол самого себя, с такой силой, что на стены его каморки отлетали целые куски кожи. Иногда он ненадолго отрывался, чтобы прочесть очередную молитву и снова принимался за дело. Дженифер лежала на кровати, спрятав лицо подушкой, и когда она поднимала заплаканные глаза, то начинала что-то неразборчиво шептать, один раз Твинс прислушался и разобрал следующие слова: «Здравствуй, брат, зимы не будет. Выбрось пальто! Закопай сапоги! Лето всегда и везде и повсюду мы не способны жить взаперти!» Он ничего не понял и оставил женщину наедине с желтыми обоями. Из всех встреченных людей, казалось лишь она ощущала его присутствие. У нее ведь был Дар... Винсент, встретившийся Биллу всего раз, рассматривал  рисунки Керолл (те что были сделаны во время первого, «огненного» сна Твинса) и напевая простенький мотивчик спрашивал сам у себя «Так кто же это - Бог, подаренный вселенской любовью одного сердца или дьявол, спрятанный в астрономической шкатулке разума мирового сознания? Хотя это и не главное. Главное, чтобы он не мешал делу. А он мешает!» Доктора Николая он тоже видел лишь однажды, тот писал в дневник совершенную околесицу, с трудом верилось, что это единственный здравомыслящий человек в Городе. В состоянии бестелесного духа Билл легко мог разобрать РУССКИЕ каракули Морозова. «А если из всех людей на земле сделать фарш, то он поместятся в куб со стороной 750 метров… Жаль, что я  вегетарианец »  и сразу за этим «Капля влаги спасает умирающий цветок…» Эти объемы непонятной информации были не менее страшной пыткой чем уже казалось привычный страх. Он искал Анжелику и не мог ее найти. Он искал выход и не мог его найти. Он вообще ничего не мог найти, неподконтрольный ему поток случайных переходов окунал его то в прошлое, то в настоящее, а порою, возможно, что даже и в будущее. Он видел и нападение столетней давности индейцев на французский городок. Видел как огромный железный корабль тонет посреди озера Толука, видел как эту махину буквально утащили под воду тысячи высунувшихся из тумана мокрых, распухших рук.
Еще он видел людей в странных, непривычных одеждах – белобрысова хлюпика, в зеленой куртке, какого-то мужественного господина в черном плаще, девушку сжимающую меч и забрызганную кровью с ног до головы и еще длинноволосого парня, который пытался догнать другого человека и его раненую подружку. Их он едва мог различить, слишком сильная была между Твинсом и этими людьми пропасть. Но он чувствовал, что все они тоже искали что-то в этом Туманном Городе. Кто-то Любовь, кто-то Дочь, кто-то Правду, а кто-то просто Спасение. Они были также смешны, как и он сам, также напуганы и нелепы. Месть ничуть не лучшая и не худшая чем все прочие причина оказаться в этом царстве абсурда.
Он чертовски устал бродить по эти коридорам, устал от пустоты и бесплотности. Ему захотелось ощутить тяжесть своих мускулов, чувствительность кожи… Ему хотелось даже Боли. Но он не мог очнуться от этого бесконечного морока. «Может быть Мать была права и мне действительно никогда уже не выбраться отсюда?» -  думал он открывая очередную дверь…
Но однажды что-то изменилось…             

Глава 17. Башня (Pathologic main theme. МОР Утопия OST)

Перед тем как войти в эту комнату, Твинс не сделал ничего необычного. Просто в очередном расплывчатом коридоре слился с некой длинной железной веревкой. Билл мог легко переходить из одного состояния в другое, и ему не составило труда обратиться в поток чистой энергии звука. На конце странной веревки кто-то окликнул его, а он балуясь отвечал: «Здравствуй! Сегодня твой день рождения и у меня есть для тебя подарок. Что ты хочешь, причинить боль себе или окружающим?» - после этих нелепых, непонятно откуда взявшихся слов, Твинс вновь скрылся в безвременной Пустоте. Он поступал глупо, но ведь даже призраки могут позволить себе такие маленькие радости, как доведение до бешенства незнакомых им людей. Кроме этого нехитрого развлечения у Билла вообще не оставалось никаких дел. Зато у него была в запасе тысяча вечностей. Но следующая дверь привела его в странное место. Здесь он впервые за долгое время ощутил свою кожу, руки, ноги, тяжесть костей и мяса. Это был большой зал, стены, пол и потолок которого были покрыты ослепительно белым мрамором. Помимо вновь обретенного тела в этом пространстве было еще несколько сюрпризов. Во-первых, дыра, заманившая его сюда, оказалась наглухо завалена гладкими камнями. Во-вторых, тут не было ни одного человека, который бы вел свой внутренний монолог. Только лишь огромное, круглое зеркало без рамы, висевшее посредине комнаты. И в этом зеркале Билл увидел Уильяма. Сложно объяснить, каким именно образом Твинс понял, что перед ним брат, а не его собственное отражение. Возможно, все дело было в том, что в этой комнате Билл перестал ощущать в своей голове присутствие другого человека. Словно в его черепной книжной полке освободилось сразу несколько полок с воспоминаниями, желаниями и мыслями Уильяма. Брат даже не пытался сделать вид, что зеркало настоящее, он не собирался копировать движения Билла. Уильям неспешно прохаживался по ту сторону гладкой ртутной поверхности и криво ухмылялся.
-    Ну чего стоишь, как не родной? – окликнул он Билла. – Как никак мы с тобою вышли из одной утробы, мог бы хоть немного обрадоваться, встретив меня!
-    Как ты здесь очутился? – выдавливать из себя слова у Твинса получалось с трудом. Он отвык от использования языка и гортани. Его голос был такой сиплый, такой слабый, такой непривычный и ЖАЛКИЙ.
-    Как… Как… Как… Тебе не надоело задавать все эти вопросы? Ты ведь уже сам понял, что никто, ни одна сволочь тут не будет тебе ничего объяснять. Давай принимать все вещи как данность, я ведь тоже знаю не больше, но и не меньше твоего, - Уильям не казался растерянным и потерявшимся, хотя этого можно было бы ожидать, от призрака столько времени прожившего где-то на задворках сознания Билла. – Ну подойти же ближе к любимому брату! Давай обнимемся что ли, неужели ты не соскучился по мне, за эти пять лет? – Уильям протянул Биллу руку, прямо сквозь зеркало. Оно было лишь тонкой иллюзией, игрой ума и не представляло для мертвеца никакой преграды.
Твинс против собственной воли, как кролик загипнотизированный удавом подходил к зеркалу ближе, но у него еще оставалась капелька воли, чтобы успеть задать мучивший его вопрос:
-    Подожди, Уильям. Я хочу разобраться. Послушай, Шатерхенд говорил, что он не знал тебя, что ты…
-    Нет уж, это ТЫ послушай! - повысил голос брат. – Благодаря этому чертовому обезьяньему шаману мы сбежали от всего мира на целых сорок дней! Я знаю, ты не имеешь ни малейшего понятия о том, сколько мы тут болтаемся, но я считал удары НАШЕГО сердца. Сорок дней пустоты – тебе не кажется, братец, что это слишком много? И пока я, наблюдая, ищу выход, а не страдаю от безделья, ты, погрязнув в бесплотной праздности начинаешь размышлять над той дурью, что выдал тебе спятивший убийца? МОЙ УБИЙЦА??? Не стой на месте, подходи ближе! – Уильям был почти разъярен. Для него такой тон означал крайнюю степень недовольства и напряжения. Билл это знал. Он ненавидел этот тон. Он физически не мог ему не подчиниться, ноги, не слушаясь хозяина несли Твинса прямо к центру комнаты. Потому что Уильям всегда прав. Потому что Уильям знает как надо. Потому что Уильям всегда был Старшим, хотя братья Твинсы и появились на свет с разницей всего в пару минут.
-    Уильям! Зачем? Зачем ты… ломаешь… меня? Я просто хочу хоть что-то понять! – Билл чувствовал странную смесь унижения, страха и истинной братской любви. Что-то в глубине сердца (память об Анжелике?) гнало его прочь от зеркальной глади, но упрямое тело шагало и шагало вперед.
-    Тебе не нужно ничего понимать. Ты можешь только действовать. Ты ничтожество, пустышка, безмозглый сопляк. А мне приходиться даже после смерти вытягивать нас обоих из всех передряг. Кто спас нас, когда мы пересеклись с Големом?  Кто нашел способ уйти от Матери и ее Демонов?  Наконец, кто обнаружил выход отсюда? Тот самый, который спрятан за этим зеркалом? Билли? Черта с два, это снова сделал Уильям! Уильям, Уильям, Уильям и еще раз Уильям!!! Ты не умеешь самостоятельно ходить и вытирать сопли, братец. Все на что ты всегда был способен, это только с заплаканным лицом объяснять мамочке, что дескать шалил вовсе не ты, а Уильям.
-    Я был тогда еще маленьким ребенком – Билл и впрямь чуть не плакал от осознания своей беспомощности и рабской покорности. Брат не обращал на него ни малейшего внимания.
-    Слишком уж часто ты перекладывал на меня ответственность, отдавал мне частичку своей воли. Так что теперь не скули, а сожми зубы и подчиняйся. Я никогда не ошибался, за все время, которое мы знаем друг друга, а это очень долгий срок. Так что выкини из головы весь этот бред Шатерхенда и прочих местных психов. У нас с тобою есть цель. Это человек, который пять лет назад грохнул меня. Если очкарик будет настаивать, то разберемся и с этими Кзулчилвисами или как их там… Помни о главной задаче. Помни о том, ради чего ты вообще сюда приехал.
-     А как же Анжелика? Я… Мы… Должны же мы что-то сделать для нее! Отыскать, освободить и…
-    Оставь свои рыцарские замашки, братец. Кто-кто, а я уж знаю, какой ты на самом деле ублюдок. Делай что ты должен, а об остальном думай после или не думай совсем. Смотри, тебе остался всего один маленький шажок до пробуждения… Ты готов? – Уильям схватил Билла  за рукав и резко потянул на себя. Твинс не удержался на ногах и рухнул в обволакивающий лед зеркала. Где-то очень далеко, за тысячи миль отсюда грянул гром и сверкнул отблеск молнии. Стеклянная поверхность лопнула со звонким треском, и Уильям разлетелся на тысячи острых осколков. 
Сияние залило всю комнату,  стены пропали, пол ушел вниз, потолок умчался куда-то ввысь.  Билла скрутило от предчувствия неожиданного  - вот сейчас высунется лапа Голема,  или вопьется в мясо тесак Палача, или захлестнет потоком Материнского Пламени... Но ничего такого не произошло. Из сердцевины самого большого из кусков зеркала выпучилась тяжелая маслянистая струя, медленно потекла вниз, ударило в нос страшным сладковасильковым запахом, кошмарной вонью разложения и крови. Струя падала далеко, туда, куда провалился мраморный пол, и оттуда поднималось вверх целое море маслянистой жижи,  бурлило,  вздымалось,  ползло.
Твинс тщетно пытался ухватиться хоть за меленький кусочек утекающей сквозь пальцы реальности. Откуда-то ударила еще одна маслянистая струя. Черная жижа добралась до коленей Билла, до груди, коснулась подбородка. Он попытался подпрыгнуть, задержаться на поверхности еще хотя бы один миг. Но сорвался, соскользнул, ушел с головой в черно-бурую жидкость, начал захлебываться, рваться вверх… Но чем сильнее он бился,  тем сильнее его засасывало в беспросветную жуткую пучину,  тем больше жижи проникало в легкие и тем меньше оставалось надежды.
  Обезумев от страха, от удушья, от ощущения приближающейся смерти,  он рвал на себе рубаху, засовывал пальцы в рот, оттягивал нижнюю челюсть,  будто это она мешала вздохнуть, царапал ногтями лицо... Кричал, кричал, КРИЧАЛ! Но ни звука не вырывалось из его горла. Выкарабкался он поистине чудом.  Когда последние пузырьки воздуха  вырвались из его груди,  когда от беззвучного крика заледенел мозг,  и,  казалось, безумию предсмертному удалось овладеть им,  вдруг промелькнуло несуразно-спокойное, но личное, собственное, а не нашептанное братом:  «Надо прощаться с жизнью,  тихо прощаться и без  истерики.  Пускай тело бьется в непереносимых муках,  содрогается в предсмертных судорогах,  пускай!  А Душа должна быть безучастна, спокойна. Она должна смотреть на все сверху, лишь созерцать эти биения - созерцать,  подчиняясь Воле, недоступной и все определяющей. Только так!» - кажется, Твинс молился. Это был очень короткий миг просветления.  Но сознание  не успело смеркнуться, и душа не успела покинуть тело. Билл вырвался таки на поверхность. В последней, отчаянной попытке организм,  помимо воли владельца, изверг целый фонтан  ярко алой крови.  Потом  еще
один…  И еще…  В легкие словно воткнули десяток ножей, но они сделали свое дело,  Твинс вдохнул, сморгнул пару раз и в  голове сразу прояснилось, он  обрел зрение.  Но лучше его было бы и не обретать.  Лишь инстинкт самосохранения заставлял Твинса бороться за жизнь.  Он вел его. А вокруг... Вокруг была спокойная и вязкая красная гладь, целое море. Надо всем этим кровавым океаном нависали исполинские мрачные своды. Кажется, Биллу повезло очнуться в шахте, в том самом длинном столбе, куда культисты сбрасывали раненых. Над ним простиралась огромная вертикальная полая Башня, отвесная пропасть из которой еще как-то нужно было выбраться. Он барахтался на поверхности,  борясь за жизнь, боясь хоть на миг,  на долю мига опять погрузиться в ужасную пучину.  Он чувствовал,  что силы понемногу возвращаются в тело. Но плыть еще не мог, лишь удерживался на одном месте, прочищал легкие.
  - Ооох! - раздалось вдруг сзади.
  Твинс обернулся.  Футах в восьми от него из кровавой глади торчала чья-то бритая голова - лицо было залито  клейкой и густой жижей. Рот зиял на нем черной дырой. Воздух со свистом врывался в эту дыру и с хрипом вырывался  обратно. Билл отвернулся.  Но тут же почти рядом с ним из глубины высунулась рука,  потом еще одна. Руки были скрючены, и они тянулись вверх, будто пытаясь уцепиться за что-то, потом опять пропадали на время и снова рвались вверх.
  - Оох! Ооох! Оох! - стало раздаваться со всех сторон .- Уооох!!! Ох!!!
  Билл не успевал перевести взгляд - десятки, сотни голов, рук, спин появлялись над поверхностью этого жуткого моря. Казалось,  из самого ада вырвались мучимые там грешники, тянулись вверх,  пытались спастись, выбраться из кровавой трясины.  Но та их не отпускала, засасывала в себя, проглатывала. Многие скрывались уже навечно - лишь пузырьки воздуха,  разрывающие мутную пленочку,  напоминали о них. Все пространство под исполинским каменным куполом заполнилось  стонами,  вздохами,  бессвязными воплями.
  Что-то скользкое и холодное дотронулось до Билла,  ухватило за ногу,  потянуло вниз.  Он дернулся,  высвободился. И почти сразу рядом с ним,  вплотную,  всплыл бритый  человек. Твинс увидел сначала только спину, затылок, плечи. И он уже вытянул руку,  чтобы отпихнуть незнакомца от  себя.  Но  тот поднял  голову  - и прямо в глаза уставились кровавые мутные бельма, из распахнутого рта дохнуло смертным смрадом.  Липкие ладони легли Биллу на плечи, надавили, но он сбросил их,  отплыл подальше. С ужасом наблюдая, как захлебывается это непонятное бритое существо, как оно борется с кровавой жижей.  Наконец бритый  погрузился  совсем,  даже скрюченная рука его ушла куда-то вниз, ушла, сжимаясь и разжимаясь судорожно, словно пытаясь
уцепиться за воздух.
  - У-о-ох!!! А-а-ах.
  Страшней всего  были  эти  вздохи и выдохи,  от них несло чем-то нечеловеческим, жутким. И Твинс не стал выжидать, он поплыл к ближайшей каменной стене. В тягучей липкой крови плыть было невыносимо  тяжело, каждый  фут давался с трудом.  Но он плыл.  Он не хотел опять погружаться в этот жидкий ад. Сотни, тысячи бритых тянулись к нему.  Каждый плыл как умел кто-то по-собачьи, кто-то широко и уверенно размахивая руками.  И чувствовалось, что эти трупы или полутрупы неистово и страстно желают продлить свое существование,  что они готовы до последнего издыхания бороться за  каждую минуту  бытия.  Многие топили друг друга, взбирались на плечи,  погружая несчастного вниз,  карабкались по спинам, наступали на головы, некоторым удавалось даже почти вырваться из жижи.  Но, сверкнув в мрачном воздухе мокрым обагренным кровью телом, они, тут же погружались в море.  Кто-то из них тонул сам,  без всякой помощи извне. Твинс старался держаться подальше от бритых, но это удавалось не всегда. Он увертывался, выскальзывал, не  делая даже временной задержки. «Пусть эти нелюди сами выкарабкиваются, пусть сами плывут. Я не плот!» - вертелось у него в голове. Стена вырастала  прямо на глазах.  Это была какая-то неестественная, ненормальная стена. Ее будто слепили из той же загустевшей сукровицы и коросты.  Билл видел крутые скользкие обрывы,  видел плоскую площадку далеко наверху. И еще он видел, как пытаются  выбраться первые из подплывших к ней.  Они изо всех сил цеплялись за болотистые берега,  карабкались вверх, тянулись,  рвались, но соскальзывали, уходили с головами в жижу.  Гладкая каменная поверхность возвышалась ледяной неприступной горой над красным морем. Кто-то совсем рядом забился в судорогах,  пошел  ко  дну, обдавая  всех вокруг брызгами, которые попали Твинсу на лицо, и он утерся рукавом, стараясь не облизываться. Он ненавидел этот сладко-соленый, металлический привкус густой крови. Его чуть не вывернуло  наизнанку. Но, наверное, уже нечем было выворачивать, все-таки Билл, если верить брату ничего не ел последние сорок дней. «Прямо как хренов Иисус в пустыне» - истерично засмеялся он, вспомнив как городской священник когда-то, еще в детстве, показывал ему Евангелие с иллюстрациями.
  Подплыв ближе, он, не щадя пальцев и ногтей, со всей силы ударил руками в слизистый багровый ил покрывший стену толстым слоем.  Пальцы погрузились глубоко,  но тут же что-то там внутри зачмокало,  зачавкало,  вытолкнуло пальцы обратно,  и  Твинс сорвался  вниз, прямо на подплывающих бритых. Оттолкнулся ногами от холодных скользких тел, снова погрузил пальцы в ил. Полез наверх. Это была невыносимая пытка.  Каждый дюйм давался с боем. Четырежды он срывался, соскальзывал, погружался с головой в кровь. И всякий раз его захлестывал ужас. Он выныривал. И опять лез. Вверх. Вперед, на штурм этой неприступной Башни. На пятый раз он дотянулся рукой до плоской площадки уступа,  вцепился в край. Но в это время кто-то ухватил его за щиколотку.  И он опять полетел вниз - полетел спиной, размахивая руками и ногами, крича, разбрызгивая красную, пузырящуюся слюну. Он долго отдыхал, держась на поверхности, стараясь не попадаться  под руки бритым,  вскальзывая из их мощных объятий. Потом полез снова.  На этот раз он сам вцепился тощую  лодыжку одного из забравшихся высоко стонущих людей и рванул ее  на себя.  И этого рывка хватило:  несчастный полетел вниз, а Билл забросил обе руки на край площадки, подтянулся…
Все! Наконец-то он был наверху. Отдышавшись и откашлявшись, Твинс попытался приподняться, но колени мелко подрагивали и не могли разогнуться. Он плашмя рухнул на землю. Все волосы слиплись, кожа покрылась смрадной пленкой. Из глубокой шахты продолжали доноситься крики и стоны тысячи глоток. «Бритые… Это заключенные… Конечно, Тюрьма Толука… Местные добрые надзиратели и спятивший Шериф выкидывали их туда целыми пачками… Они уже мертвы… Или еще только будут мертвы… Не важно, главное что я здесь. И я не мертв… И мне надо срочно отсюда убираться, ведь люди в красных балахонах могут появится здесь в любую секунду… сейчас…» - Билл так и не смог оторвать тела от земли, на подъем ушло слишком много сил. Тогда он просто пополз по длинному, освещенному лишь тусклыми факелами коридору, оставляя за собой алый склизкий след. Так как ему уже довелось побывать здесь в виде призрака, он без труда вспомнил расположение всех ходов и поворотов. Блуждая по узким туннелям, потихонечку вставая на ноги, опираясь на стены, Твинс так и не встретил ни одного шахтера или фанатика. И он был несказанно этому рад. Периодически ему подсказывал верное направление снова очнувшийся Уильям. Сейчас он не давил на брата, а просто тихо советовал куда свернуть на очередной выдолбленной в горе развилке. Тоннели сперва шли горизонтально, затем Билл вышел к штольне, и шахтерская дорога резко поднялась градусов на двадцать. Ему пришлось приложить все силы, чтобы одолеть эту последнюю в подземном замкнутом царстве высоту. Поднимаясь, Твинс опирался, словно на посох, на найденную где-то в бесконечных темных коридорах крепкую стальную кирку. Не считая ее, у него совсем не было оружия. Его одежда износилось и размокла до состояния лохмотьев. Но впереди брезжил свет. От этого света тянуло свежестью.
«Никогда бы не подумал что буду рад, вновь увидеть этот чертов Туман и этот чертов Город!» - с каждым шагом, приближавшим его к выходу, Билл чувствовал себя все лучше и лучше. «Шатерхенд наверняка уже мертв, Палач не стал бы терпеть эту мразь так долго… («Не торопись с выводами, братец! Если бы старик Бен умер, я бы давно уже покинул тебя, Билли» - резко вмешался в ход его мыслей Уильям). Неважно! Я все равно понятия не имею где его искать. Значит мои главные цели на данный момент это тот самый маньяк Кзулчибара и загадочный Лобсель Вис… Что ж, по крайней мере я знаю, кто в Городе исполняет обязанности Красного Демона. Значит, с Шерифа и начнем. Жаль только нет ружья…Ну ничего, что-нибудь придумаю. Он все-таки ответить мне за тот удар» - Билл улыбался. Его мистическое, алхимическое странствие подошло к концу, теперь дела надо было решать по привычным, земным законам. По законам быстрого выстрела…
Однако улыбка быстро сползла с губ Твинса, когда он вышел из шахты. Его дыхание выпускало в воздух белые облачка теплого пара. Мокрая одежда неприятно липла и примерзала к коже. На многие мили вокруг, болота были покрыты толстым слоем пушистого белого снега...

Снега, который не выпадал в Тихом Холме никогда...

Глава 18. Звезда (Звери. Текилладжаззз)

Как ни странно Туман и не думал рассеиваться. Вопреки всем природным законам снег не был для него помехой. «И что теперь? Помирать? Стоило ли выбираться из этого Ада, чтобы заплутать, где-то в этих промерзших болотах?» - Билл чувствовал как холод пробирался под кожу до самых костей. «Я ведь даже не знаю куда нужно идти… В какой стороне находится этот чертов Тихий Холм! И долго ли мне до него добираться? Если я не успею дойти до Города засветло, опустившая ночная Тьма убьет меня. И из ее лап не удастся выскользнуть, как мне до сих пор удавалось теряться от всех этих порождений сновидений. Холод и Тьма на этот раз будут реальными и осязаемыми. Твою мать…» - Твинс тихо злобно взвыл. «Сопли в руки, братец… Мы доберемся до Холма засветло, я обещаю… У нас ведь просто нет выбора. Гарантированная смерть в этом каменном мешке от голода или вероятная гибель по дороге в Город. Я бы предпочел умереть на ходу… И потом ты ведь понимаешь, что я просто не дам тебе умереть, пока ты не свершишь НАШУ Месть,» - Уильям был поражен не меньше Билла, но его решительности с лихвой хватало на обоих братьев.
Первый шаг в хрустящее, накрывшее всю землю одеяло. Первые следы на сугробах. Первые лужицы чужой крови, остающиеся позади. Твинс утопал в ледяном покрывале, ему приходилось цепляться за камни киркой, чтобы выкарабкаться из этих снежных пут. Его очень радовал тот факт, что в Город он приехал не снимая куртки, приехал «утепленный», а не в обычной хлопковой рубашке, которую предпочитал всем другим видам одежды. Казалось, что снег лежит ровным слоем, но иногда Билл проваливался в овраги с головой. В основном же ему приходилось опускать ногу в белую, холодную взвесь почти до колена. Он очень быстро перестал ощущать пальцы ног. Хотя трудность пути и помогла ему согреться. Пробиваясь сквозь снежные тропки, Твинс напрягал все силы, чтобы ни на секунду не остановиться, не упасть. Его дыхание стало тяжелым и хриплым, а на лбу выступили капельки быстро замерзающего пота. В то время как нижняя часть его туловища горела, от нестерпимого холода, верхняя замерзала, от исходящего изнутри жара. Пройдя по болотам с пару миль он рухнул обессиленный, прямо на мягкий сугроб.
«Я не смогу… Не смогу…» - грудь Билла часто вздымалась и опускалась. – «Это выше моих сил… Ноги… Я их не чувствую, я не могу ими шевелить… Энергии не осталось, даже на то, чтобы поднимать эту чертову железку, а без нее я точно сдохну… Не смогу…» «Вставай, ублюдок! Вставай, слабак! Ты ДОЛЖЕН! Если у тебя откажут ноги - падай на землю и ползи, загребая камни руками. Если отмерзнут и руки, тогда цепляйся за дорогу зубами и подтягивайся. ПОЛЗИ!» - понукал его Уильям, как жестокий дед из старой сказки, что всю жизнь проездил на горбе у своего сына. И Твинс вставал. И шел дальше. Потому что надо идти… а куда – это уже не так важно, надо было просто двигаться, несмотря на то, что желание прилечь и уснуть хотя бы на час было нестерпимо сильным. «Если я усну… Если закрою глаза, то я умру… Это знают все, кто хоть раз попадал в метель. Нет, я выстою, я справлюсь, доберусь, вот только КУДА идти?»
-    КУДА МНЕ ИДТИ! – закричал Билл на припорошенное высокое дерево. Он просто хотел выплеснуть из себя злость, разумеется, он не ожидал ответа. Но тяжелый снег на ветках на глазах стал рыхлым, затем начал стекать вниз журчащими ручейками. Деревянный исполин слегка покраснел, словно раскалился изнутри и Твинс жадно приложился к нему всем телом, пожирая, втягивая в себя это так необходимое ему тепло. Вместе с теплом к задубевшим конечностям вернулась и Боль. Билл лишь крепче сжимал зубы и прижимался к дающей силу и жизнь коре. «В живом мире деревья разговаривают… В живом мире деревья разговаривают…» - металась у него в голове беспокойная мысль. Когда он был уже не в силах терпеть, когда забрал столько Огня, сколько только был способен взять, он тяжело отступил на несколько шагов в сторону. На одной из веток он заметил тряпичную фигурку. Она висела там, одинокая и лишняя, повешенная, точно как несчастный на воротах французского поселения. Присмотревшись, он узнал в ее чертах Дженифер. К кукле была приколота записка, и буквы на ней выступали ярко бардовыми пятнами даже сквозь Туман. «Я больше не хочу ее жалеть. Я больше не хочу ее терпеть. Я слишком устала… И если ты не вернешься, я поступлю также со всем этим миром. Он этого заслуживает. А.»
«Анжелика… Господи, мой Ангел… Только на тебя я могу надеется, только от тебя ждать помощи… Прости, что оставил тебя, прости, что бросил Там, на растерзание Матери… Прости. Я вернусь, я вернусь, я обещаю!» - мгновенно застывающие в полоски льда слезы заволокли его взор. Он стал так часто плакать… Наверное, из-за расшатанной кошмарами психики. Твинс поймал себя на мысли, что рад был бы оказаться простым шизофреником, валяющимся в углу в какой-нибудь вонючей палате в казенной провинциальной клинике полной клопов. Так было бы проще и легче. Столько ужасов не могло случиться ни с одним из людей за столь короткий срок. Он жаждал безумия даже больше чем лета и солнца. «Черт бы побрал этот Город! Черт бы побрал эту Месть, которая меня сюда привела» - он провел по лицу ладонью и тяжело выдохнул. Снова взглянув на куклу, он по какому-то смутному наитию перевел взгляд чуть выше той ветки. И он увидел Звезду. Ее тонкий луч пробивался и сквозь плотный Туман и сквозь кривые черные ветви. Это была его Звезда. Звезда Анжелики. И теперь он знал, в какой стороне его ждет Тихий Холм…

«Баю-бай, баю-бай. Время бежит быстро. Тук-тук-тук, стуки в дверь. Сон идет к тебе…» он тихо, тихо пропел вдруг вспомнившуюся ему рождественскую колыбельную, которую миллионы вечностей назад пела у его люльки мама. – «Баю-бай, баю-бай .Ты увидишь сны  о детях. Ни кричи, ногами не сучи. Поскорее засыпай. Рождество пришло уже. Праздник и веселье. Тихо, тихо падает снег. Падает снег с утра» – с каждым шагом к Звезде, к Городу, эта детская песенка звучала все громче, все сильней. Она давала ему силы. Она вселяла в него надежду. – «Призрак вышел из могилы, Колоколом разбужен. Прочь, прочь, прочь! Не будите малыша. Идите лучше прочь!» – последнюю фразу Билл уже чуть не прокричал. Он больше не чувствовал холода, он не хотел уповать на милость Живых Деревьев. Он шел к своей Звезде.
Так, то громко крича, то тихо насвистывая, он легко прошагал еще несколько миль. Затем заряд полученного тепла стал иссякать. Но в небе все также горела его путеводная Звезда. Зубы уже начинали стучать, колени подгибаться, а в глазах темнело и мучительно хотелось спать. Но Твинс и не думал останавливаться и продолжал двигаться вперед, даже без помощи хлестких злых фраз брата. Каждая новая миля казалось длиннее предыдущей, а снег все валили и валил, словно разверзлись хляби небесные. Больше всего сейчас Биллу хотелось глоточка хорошего бурбона. Если бы прямо из под земли сейчас вылез Дьявол, он бы, не задумываясь, продал тому душу, за пару бутылок обжигающего напитка. Кирку Твинс выронил, когда провалился в очередной раз под снег с головой. Когда Билл выбрался из-под него, он уже не рискнул окунуться туда снова. Так и оставил под снегом свой необычный походной посох. Отчасти он был даже этому рад, обледенелый металл жег руки не хуже пламени. «К черту кирку! У меня есть Звезда…» - подходя все ближе к Тихому Холму Твинс ни на один миг не вспомнил о Шатерхенде. Перед его глазами стояла маленькая, хрупкая девушка со стальной, впивающийся в череп короной и невыразимой Болью в глазах.
«Дин дин дон. Дили-дили-дон. Спи, спи, спи мой мальчик. Все надежды, все мечты придут к тебе во сне. Черти, гномы, эльфы, ведьмы хоровод ведут вокруг, но Ангелы с небес слетают, Ангелы уже тут. Страшные тени, опасны и злы. Скорей от них укройся ты, но Ангелы  с небес слетают. Малышу укажут путь»
Он и не подозревал что помнит эту колыбельную так хорошо. Сколько ему тогда было лет? Три? Два? Наверное, даже меньше. Почему-то он помнил этот ласковый голос, помнил все фразы наизусть, но никак не мог вспомнить лежащего рядом с ним в люльке Уильяма… Слова вылетали из рта все неохотней, все медленней. Билл пел срывающимся, осипшим голосом эту песнь уже по двадцатому кругу. Ему было НЕОБХОДИМО петь. Петь чтобы Жить. Жить чтобы Дойти.
Снег скрипел под ногами, сугробы завлекали прилечь, тусклое Солнце в белесом Тумане не грело совсем и казалось просто желтой ледышкой. Когда Твинсу нестерпимо захотелось справить нужду, он бережно собрал ладонями мочу и втер чуть теплую жидкость глубоко в кожу. Этому способу согреться его научил один старый матерый охотник из далекой северной Канады. До сих пор он никогда бы не смог подумать, что когда-нибудь воспользуется им. Но ему было необходимо урвать еще кусочек тепла, любым, даже самым неприятным способом.
Когда Билл вышел с заброшенных петляющих троп, на широкую, но такую же не расчищенную дорогу он шумно выдохнул. Он был почти у цели, кажется ему даже вспомнилось, как он въезжал в этот Город первый раз, по этому самому пути. Но он не был уверен, ведь сейчас вокруг было так много снега…
«Какой все же странный снег» - задумался Твинс, разглядев повнимательней падающие снежинки. «Он какой-то ненастоящий… Слишком холодный… А снежинки будто какой-то малыш вырезал из бумаги. Они слишком симметричные и большие, таких не бывает вовсе!» Его рассуждения прервал громкий шорох раздавшийся из чащи. Потом еще один – сзади и чуть слева. Билл насторожился. «Звери? Непохоже на поступь человека, скорее уж это волк… Не очень крупный, если один – то ничего опасного, напасть не рискнет… Но я как назло потерял свою последнюю опору и жалкое оружие… ЧЕРТ!» - Твинс зашагал по дороге быстрее, стараясь не обращать внимания на доносившиеся со всех сторон шумный хруст снега. Сколько бы ни было этих зверей, какой бы маленькой не была стая, они двигались достаточно нагло и видимо не боялись никого. «Только не бояться… Страх отнимет у тебя последние силы, а животные его всегда чувствуют. Ты очень измотан, ты совершенно один – могут и цапнуть» - Уильям был спокоен, чего к сожалению Билл никак не мог сказать о себе. Боятся и впрямь было очень тяжело, это давалось ему с трудом, но отчего то вспомнились кривые грязные желтые зубы, которые он часто видел у и индейцев в амулетах. «Каково ж это когда, такая вот челюсть вонзается в твою плоть? Надо же меня ни разу не кусали ни волки, ни даже собаки… Так что я понятия не имею, какого это… Длинный тупой зуб вонзается под кожу, затем зверь начинает мотать головой, не желая выпускать изо рта свою добычу. И красная кровь брызгает на белый снег. Когда волки голодны, они нападают даже на небольшие караваны…» - он пытался ступать твердо и крепко, искал глазами поблизости камень потяжелей или просто большую палку. Как назло ничего подобного не было. И на дорогу выпрыгнул волк… Желтые глаза животного уставились на Твинса. 
В этом звере чувствовалась истинная красота хищника, мощные мускулы, густая шерсть, даже какое-то подобие человеческого благородства во взгляде. Билл напрягся и развел руки в стороны, готовясь просто отбросить от себя вожака стаи и, если понадобится, с силой бить кулаками по его голодным глазам. Затем из леса вышло еще семь порыкивающих матерых самцов. Где-то в чаще еще таились волчицы, скулили волчата. «Ну уж нет! Не дамся! Мне осталось то пройти – всего две-три мили… Нет, зверюшки, я не побегу и не дам вам возможности гнать свою дичь. Я буду стоять тут, пока не переломаю хребты вам всем» - Твинс, не отрываясь, смотрел в глаза вожаку и органически ощущал, как в нем вскипает злость, наблюдал, как медленно задирается его верхняя губа, обнажая слюнявую пасть…
«Главное не беги! Сейчас набросятся… Всем скопом. Не давай им повалить тебя с ног, иначе все… Береги лицо и горло, ели искусают руки и ноги – как-нибудь еще оклемаемся» - давая наставления брату, чеканил фразы Уильям. Билл был очень сильно напряжен. Волки тоже. Но они не торопились нападать. Наконец вожак задрал голову и громко протяжно завыл. Твинс зажмурился…
Волки сорвались с места. Но ни один из них не укусил Билла. Они просто побежали куда-то вперед, тоже к Городу, на ходу, очень по-человечески, оглядываясь в сторону одинокого путника. Он не мог понять, что так напугало животных. Недоуменно оглядываясь по сторонам ,он заметил как с разных концов леса из тумана выступали все новые и новые очертания. Звери. Сотни, тысячи мохнатых лап неслись по дороге вперед. Будто спасаясь от лесного пожара, будто стремясь найти спасения за Городскими стенами. Туман рассекали фигуры каких-то оленей, рысей, лис и все тех же волков. Утопая в снегу, к дороге пробивались мыши и совсем уж неясно как здесь очутившиеся крабы и змеи. Холод должен был бы убить хладнокровных существ, но они ползли по белым, заснеженным топям и не обращая внимания друг на друга неслись к одной точке. Их тоже вела своя, невидимая Биллу, Звезда. Воздух взорвался от хлопанья крыльев. Чайки, совы, вороны и еще множество невиданных птиц заполонили своими телами небо. «Они бегут к Новому Миру… Они бегут к своей Матери… К той, о которой помнит их кровь, чей голос так давно уже забыт людьми. Откуда они только взялись? В этих местах ведь не было никаких диких животных!» - грандиозный исход зверей испугал Твинса даже больше, чем преградившие дорогу хищники. Постояв еще немного, он влился в эту чудную колону, в этот шевелящийся поток спин, хвостов и морд. Снег будто расступался в стороны перед животными. Они втаптывали его в землю так плотно, что нельзя было различить ни одного из многочисленных следов.
Дойдя с этим мохнатым кортежем до Городских ворот, Билл увидел, что звери совершенно беспрепятственно заполняют Город, увидел эти как всегда пустые, тонувшие в Тумане улицы. Животные собирались у главной площади, где мирно ложились на снег. Там рядом спокойно спали волк и олененок. Ни один человек не пытался хоть как-нибудь этому воспрепятствовать. Газовые фонари все до одного были погашены. Город был завален чуть ли не до самых крыш, но люди все также сидели по своим норам, забив щели деревянных стен каким-то тряпьем, чтобы не докучал морозный воздух. «Как можно так жить? Они что, не видят, что твориться? Или они уже все тут передохли? Их перерезали красные фанатики? А может быть… Мать, уже пришла в этот мир? ЧЕРТ!» - Твинс зашагал быстрее, огибая уверенной поступью то одного, то другого попавшегося ему на пути зверя. Птицы плотно облепили крыши и беспокойно галдели. С разных улиц доносился волчий вой. Это не было бы так невыносимо, если б раздавался хоть один звук, напоминающий о том, что тут живут ( жили? ) люди. «Может быть они все и умерли, но мы с тобою братец точно бессмертные. Нас не берет ни Пламя, ни Холод, ни Тьма, ни копья фанатиков, ни зубы волков! Похоже, что мы теперь в одном клубе с Мафусаилом и Винсентом! А? Впрочем, по-другому и быть не может, ведь пока не завершена Месть, мы не имеем права покинуть этот спятивший мир.» - вид долгожданного Города веселил Уильяма. Билл же не был сейчас так весел. «К черту бессмертие! К черту Месть! Сейчас надо думать о Спасении… Надо найти Шерифа и грохнуть его, но перед смертью, он должен выдать расположение Анжелики. Совсем скоро этот спятивший мир треснет, как переспелый арбуз… Куда идти? Звезда уже не в силах мне помочь, мне нужно обратиться к людям. К влиятельным в Городе людям. И еще мне нужно оружие,» - Твинс заметил как из Тумана выплывают верхушки Городской Ратуши и Собора. «Отлично! Мне нужен Мэр или Бернс… Впрочем, я ничего не знаю о первом и слишком уж хорошо понимаю, чем меня встретит второй. Но официально первое Городское лицо все же именно Мэр, а не преподобный, стало быть надо заручиться его поддержкой. А если не поверит? Не важно, стоит попробовать. К тому же отыскать у него оружие будет куда проще, чем в Храме. Надеюсь не все надзиратели встали на сторону Редлоу… Твою мать, какого черта я не знаю где сейчас Винсент!» - и он почти бегом направился к Ратуше.
Звери все метались по площади из стороны в сторону, мирный сон напал далеко не на всех. Переступая через крабов и прочую ползающую мразь, Твинс чертыхаясь подобрался к массивным, но сейчас едва держащимся на петлях, дверям Городского Собрания. Войдя он сильно удивился, обнаружив внутри разруху и запустение, даже большую чем во всем остальном Тихом Холме. Мэр, по всей видимости, очень завидовал Королю Белой Клаудии и пытался обставить свое жилище на изысканно-роскошный манер, но средств, фантазии и вкуса у безымянного мэра хватило лишь на то, чтобы обтянуть громоздкую мебель ярко кричащими тканями, да подвесить под потолок главного зала массивную хрустальную люстру. «Как его хоть зовут то? И что я скажу? Здравствуйте, мистер мэр! Я бродяга Билли Твинс, дайте мне, пожалуйста, многозарядную винтовку и вооруженный отряд, а еще позвольте свернуть шею вашему шерифу-демону, иначе мир сожрет кошмарная, всесильная Мать… Бред! Но что еще остается? Не к пастору же бежать?» -  но с каждым шагом по пыльному залу второй вариант казался Биллу все более привлекательным. Он несколько раз окликнул слуг, громко спрашивал «Есть кто живой? Есть кто дома?», но гладкие грязные стены отвечали равнодушным молчанием. В зале было так темно, что едва можно было различить очертания мебели. Все окна были закрыты плотной материей, а в камин не поджигали уже лет сто. В этой давящей тьме Твинсу то и дело мерещились какие-то надписи на стенах, чей-то жалкий шепот, отчаянно лебезящий: «Я не буду никому мешать… Я не буду никому мешать, только дайте еще этого вашего зелья… Я не буду вмешиваться… Не буду мешать…» Казалось, что ему слышится голос хозяина, чью душу впитал в себя дом.
Около холодного камина, Билл ненадолго задержался. Прямо над ним висела картина, которая даже в темноте поразила его своей УЗНАВАЕМОСТЬЮ. На этом широком полотне в грубой раме был изображен Он. Палач. Кзулчибара. Тот, кого в городе называли Стивен Редлоу. За его спиной болтались на кольях люди, и серое небо безучастно наблюдало за их агонией. Та же ржавая пирамида, тот же огромный, остро зазубренный тесак – сомнений быть не могло. Картина называлась - «День Правосудия». Твинс невольно отшатнулся от нее, настолько точно и ясно передавала она саму суть Красного Демона. «Не отвлекайся. Не сейчас, слышишь, воют волки? Это знак, сигнал, совсем скоро все будет по-другому. Та ночь, что опускается сейчас на Город, может быть не закончиться для него никогда. Ты должен найти мера, пока Луна не взошла над крышами. Пока еще светит Звезда Надежды» - Билл метался по комнате, стараясь отыскать признаки человеческого присутствия. Четно! На одной из стен под стеклом висел позолоченный именной кольт. Твинс знал, что такие выдавались особо отличившимся офицерам Конфедератов. Это было именное оружие и на ручке тонкой огранкой было выбито «Джону Смиту, от Губернатора Свободного Штата Нью-Мексико». «Да этот Смит видно совсем ошалел!» - так нагло на памяти Билла еще никто не расписывался в своей приверженности к южанам. Хотя политические взгляды мера сейчас волновали его меньше всего. Он, не особо церемонясь, схватил со стола массивное пресс-папье и разбил стекло. К счастью револьвер оказался исправным. Это было отличное оружие, достойное настоящего бойца, жаль только, что патронов  к нему прилагалось всего шесть.
Покрепче сжав кольт, Твинс обыскал весь первый этаж и не найдя никого пошел к ветхой лестнице.
-    Мистер Смит! Мистер Смит! Пожалуйста, отзовитесь, мистер Смит! – кричал он, но ничто, кроме звериных шагов за стеной не нарушало этой мертвой тишины. На втором этаже он нашел мера почти сразу.
Джон Смит сидел в своем кабинете. Билл узнал его по слишком дорогому, для кого бы то ни было еще пиджаку. Мэр был развернут лицом к широкому окну. Также как и все прочие окна в доме оно было завещано плотной шторой. На черной ткани остались засохшие следы его мозгов... Из глаз Смита торчали две тонкие железные палки, нижняя челюсть была оторвана. Из кишок на столе, позади него был выложен причудливый символ. Все стены были исписаны кровавыми надписями «Новый Порядок» и еще какими-то символами, отдаленно напоминающими иероглифы.

А еще в комнате сидел Шериф. Он целил из пистолета в сторону входной двери…

Глава 19. Луна (Craddle of Forest. SH4 OST)

Редлоу не торопился стрелять, хотя при желании мог легко пробить Твинсу череп. Их разделяло всего несколько шагов.  Взгляд шерифа был мутным и размытым, глаза его были стеклянно равнодушны ко всему окружающему. Сперва, Биллу показалось, что Стивен мертв, как и растерзанный мэр, сидевший рядом. Затем Твинс решил, что шериф находится под воздействием Клаудии или вовсе спит с открытыми глазами. Но Редлоу был просто пьян. «Повезло! Легкая добыча. Я думал, что добраться до него будет куда сложнее… Теперь надо осторожно и незаметно отойти в сторону, прострелить ему руку, и тогда уж поговорим! Он все мне выложит, этот хренов садист» - Билл понимал, что направленный в его сторону взведенный пистолет не лучшим образом способствовал допросу Стивена, но сам выстрелить пока не решался. Гулкую тишину молчания нарушил Шериф:
-    Вернулся? – слегка заплетающимся языком проговорил он, после чего бесшумно икнул и потянулся левой рукой к висевшей на поясе стальной фляге с дешевым виски. Несмотря на то, что от шерифа сильно разило сивухой, пистолет он сжимал крепко и не сводил дула с головы Билла. – Странно… Я думал, что ты уже давно сгинул, бродяга… Черт, запамятовал твое имя. – Стивен поморщился и, поднеся флягу ко рту, сделал несколько быстрых больших глотков. Его речь сбила Твинса с толку. «Какого черта он еще пытается мне что сказать? Разве можно вообще заговорить с человеком, которого собственноручно заживо скинул в заполненную трупами шахту?»
-    Проходи, бродяга, пообщаемся, - Редлоу кивнул в сторону ближайшего стула. Это любезное приглашение как-то слабо вязалось с по-прежнему нацеленным на Билла оружием, но Твинс все же вошел в комнату и сел на такой же безвкусный, как и вся мебель в доме стул. Он расположился таким образом, что позолоченный кольт также уставился между глаз Стивена. Теперь их положение было равным. Шериф со скептическим равнодушием оглядел револьвер:
-    Будешь стрелять? Черта с два, тогда мы оба просто вышибем друг другу мозги. Полагаю, что ни тебя ни меня такой исход дела не устраивает… Так что продолжаем жить, недовольные друг другом, - он как-то неискренне посмеялся своей не такой уж забавной остроте.
-    Где Анжелика? – спросил Билл, придавая голосу всю жесткость и жестокость, на которую он только был способен.
-    Анжелика? О чем ты? Не помню такой, - шериф сделал еще несколько глотков. Он сидел долго, у дальней стены виднелась целая батарея пустых зеленых бутылей.
-    Девушка. Темноволосая красивая девушка… С вживленной в голову железкой… - Твинс начинал терять терпение. Он уже рассчитал как именно ему нужно резко отпрыгнуть и положить Редлоу одним выстрелом. Он не собирался терять время, ведя праздные, пьяные беседы с этим бессердечным убийцей.
-    Кажется, я знал одну Анжелику… Правда, она умерла несколько лет назад, еще совсем ребенком. Сгорела. Я сильно переживал, она могла оказаться моей дочерью… Впрочем как и дочерью Винсента, Смита и еще целой дюжины мужчин… Ох уж эта потаскуха Керол! Почему она выбрала ТЕБЯ? А не отвечай, сам знаю. Чтобы от нас отвязаться… - Стивен помолчал. – Железка вживленная в голову… Слушай, бродяга, тебе явно нужно меньше пить! – сказав это он поднес флягу ко рту снова. – Удивительно, как сильно выросло в цене виски с уходом Винсента… Да… Простым людям надо как-то спасаться от этого Тумана и скотской жизни, ничего не попишешь. Зато они разом вспомнили про Церковь. Бернс все нарадоваться не мог. Да Здравствует Христианский Алкоголизм!
-    Прекрати нести чушь! Где Анжелика? ГДЕ ОНА? Я тебя спрашиваю, хренов Демон! – Твинс не выдержал и вздернул руку с кольтом вперед и вверх. Шериф в ту же секунду инстинктивно повторил это движение, но стрелять оба не стали. Потом Редлоу громко расхохотался.
-    Демон? Я? Да ты видно бредишь, дружок! Меня называли в этой жизни по всякому, но «хреновым демоном»…Иди проспись! – на этот раз Стивен смеялся открыто, без напряжения, его хриплый голос даже стал ненадолго мягче, но смех прервался также резко как и начался. Казалось, что вместе с хохотом шериф изрыгнул из себя разом весь хмель. Его глаза резко прояснились и стали холодными и цепкими. – Что ты знаешь о демонах, бродяга? Что? А я их видел. Вот этими самыми глазами. И не одного, не двух демонов, а целые легионы, неисчислимые армии, которые только и ждут своего часа. Они обступили этот Город со всех сторон. Они невидимы, но они УЖЕ здесь. Все люди в страхе позапирались в своих домах. Они надеются скрыться от них за гнилыми деревянными стенами. Дураки! А может быть просто трусы… Не так приятно встречаться по семь раз на дню с Сатаной… Видеть его кривой оскал в этом проклятом Тумане. Это уже не галлюцинации, это не ломка, после белого порошка. Винсент так и не появлялся больше, Клаудии в Городе теперь нет, но ДЕМОНЫ остались. И когда пошел снег, они перестали прятаться. Они стали нападать на людей, а безумцы в красных балахонах кричали и радовались этому Новому Порядку. ВСЕ надзиратели, слышишь, ВСЕ переметнулись к ним. Они начали с того, что вывели всех заключенных одною колонной куда-то в болота. Кажется в шахты. И те сгинули там. Я пытался все это остановить, пытался их образумить. Даже палил в воздух – они не слушали. Я не мог стрелять по своим ребятам, а они были достаточно сильны и властны, чтобы позволить мне жить. Чтобы я не сильно мешал им, они связали и приволокли меня сюда, и я видел все, что они сделали со Смитом. Он был порядочным лицемером и трусом. Джон пошел им наперекор всего лишь раз… Они выпотрошили его как свиную тушу. Не знаю, почему эти фанатики до сих пор не тронули Бернса. Видимо преподобный им не по зубам, но и это лишь до поры до времени. Улицы опустели, Голод и Чума достигли своего апогея. Я бродил по Тихому холму один, то тут то там натыкаясь на кошмарных созданий и зверей… И я ничего не мог сделать. Мне часто снился один и тот же сон, будто я сижу высоко на дереве, а под ним бродит кто-то огромный, жуткий и сильный. Корни дерева подрывают два зверя – белый и черный. На дереве рядом со мной сидит змея, готовая в любой момент ужалить. И мне страшно, я боюсь этой змеи и того, что ждет меня внизу. Но я держусь крепко. А сегодня мне приснилось, будто дерево наконец рухнуло. Приснилось первый раз за двадцать с лишним лет. И я уже не боялся. Я вытащил из винной лавки столько вискаря, сколько мог унести и засел здесь. Стал ждать. Я сидел, пил и гадал, как же будет выглядеть моя Смерть. Оказывается, у нее будет твое лицо. Но не бойся, я заберу тебя с собой, поскольку решил держаться до последнего. Ни Палач, ни Железный истукан, ни какая бы то ни была тварь еще, не сможет взять меня легко, - произнеся эту долгую речь на одном дыхании, Стивен взвел пистолет. – НУ! СТРЕЛЯЙ ЖЕ! ДАВАЙ СТРЕЛЯЙ! ЧЕГО ЖДЕШЬ?
-    Не ори, - Билл не испугался этого угрожающего крика. Он прекрасно знал, что тот кто кричит всегда чувствует свою слабость. – Ты совсем спятил. Опьянел от крови так, что не можешь вытравить этот хмель из себя даже пойлом. Ты же сам Палач! Ты сам Демон! Очнись, Кзулчибара! Откуда по-твоему взялись эти шрамы у тебя на голове? Вспоминай, вспоминай! Скажи, наконец, где Анжелика – это единственный, способ вытащить из этого дерьма всех и разом.
-    Да я палач, но я всегда убивал только во имя Закона. Я карал виновных, потому что имел на это право. Шрамы достались мне в память от милых краснокожих макак, они не всегда были такими тихими. А этот Кзулчибара… Я слышал о нем… Я видел его… Он даже не НАД, он просто ВНЕ любого Закона. Он разрушил Закон в этом Городе, а я ничего не смог сделать. Теперь я могу только лишь достойно умереть, - «Врет, но больше ничего дельного не скажет. Надо убивать,» - констатировал рассудительный Уильям. Вдруг что-то щелкнуло у Твинса в душе, и он, не медля ни секунды, оттолкнулся ногой от пола и рухнул прямо на стуле в сторону. В тот же момент шериф выстрелил, и у дальней стенки позади Билла разлетелась на осколки фарфоровая ваза. Предчувствие выручило Твинса, но его ответный выстрел лишь чуть оцарапал Стивену плечо. Даже будучи сильно пьяным Редлоу двигался с нечеловеческой скоростью. Он отпрыгнул от пули как дикая кошка. Движение получилось очень ловким и гибким, несмотря на его мощное телосложение.
И они пустились в беспощадно красивый танец смерти. Они ни на секунду не останавливались, рывками описывали круги по комнате и стреляли снова и снова, не способные поразить друг друга наповал. Пули застревали в стенах, едкий дым застилал глаза. Один раз Твинс случайно попал в Смита. Тело мэра слегка дернулось, когда пуля вошла ему в шею с глухим мерзким хлюпаньем. Где-то под ногами болтался хлам, все предметы в кабинете были перевернуты их размашистыми выпадами. Стивен был самый достойный из всех, когда-либо встречавшихся Биллу противников. Но он все же был пьян. А посему – обречен. Четвертая, выпущенная из кольта, пуля оставила во лбу на секунду задержавшегося шерифа аккуратную ровную дырочку. Он ошибся первым. Кровь брызнула из пробитого черепа, словно из опрокинутого стакана. На лице Стивена застыла гримаса отчаянной ярости, но он НЕ ПАДАЛ. Он стоял, слегка покачиваясь на месте, абсолютно не меняя своего выражения лица и даже снова и снова пытался поднять подрагивающую руку с оружием. Он продолжал ЦЕЛИТЬСЯ! Твинс стрельнул ему в голову еще раз, и еще. Лицо превратилось в кровавую кашу, раздробленные кости выпирали из-под кожи тут и там, нос будто провалился вовнутрь. Но шериф СТОЯЛ!
-    Сдохни же наконец Тварь! Сдохни! – Билл пытался выстрелить снова, но револьвер только беспомощно щелкал у него в руках. Редлоу медленно прошел вдоль комнаты, все также направляя на Твинса свой пистолет. Его сильно трясущая, теряющая силы рука все-таки смогла надавить на курок еще раз, но этот выстрел оказался уже неточным, и пуля пробила зашторенное окно. Словно идя на звук, Стивен тяжелыми шагами повалился в сторону занавесей, раскачиваясь так, будто он находился на корабле во время сильного шторма. Билл с содроганием смотрел на его лопнувший, изрешеченный выстрелами затылок, но все же в глубине души он чувствовал ликование: «Ответил! Ответил! Ты все-таки ответил, гад, за все. За Гудбоя. За то, что выкинул меня в шахту. За тот удар по лицу».
Редлоу рухнул в окно, оставив красные следы на выпирающих отовсюду кривых осколках. Обмотавшееся вокруг его тела черное покрывало смягчило звук удара о камни, но было уже ясно, что шериф не сможет больше подняться. За окном была непроглядная, темная ночь. В окно сразу устремился обжигающе холодный ветер. В кабинет полетели снежинки. Эти странные, большие и красивые снежинки… Несколько волков с площади кинулись к свежему мясу и принялись терзать труп шерифа с истинно звериным равнодушием. Они отрывали куски посочнее, выплевывали толстую ткань. А над всем этим висела Луна. Спелая полная луна, цвета желтого яда. Трещинки и пятна на ней складывались в Ее лицо. В лицо Анжелики, девушки с глазами, в которых жила Боль. Со стороны Собора часто и громко звонил колокол, словно Бернс решил возвестить всему Городу о смерти последнего служителя Закона. Этот мерный звон погружал Твинса в какое-то оцепенение, он смотрел на далекую, едва различимую сквозь снежный Туман фигурку священника на колокольной башне Церкви и в голове его было абсолютно пусто. Только гулкий звон. И Луна. «Эта панихида по всему этому миру. Я не смогу найти Анжелику… Я не смогу вернуться к ней… Теперь…Господи...». И колокол бил все сильней и яростней. Даже отсюда был слышен мощный бас Карла призывающий всех сынов и дочерей Церкви выходить на улицы, ибо «близок час гнева его». Он кричал что нужно покаяться, оставить все грехи и ошибки в прошлом, кричал, что настало время отделения зерен от плевел. А на площади выли волки.
С одной из улиц донесся топот множества копыт. Билл перевел взгляд в ту сторону и разглядел целый отряд «Слуг Кзулчибары». Они ехали прямо по Городу, озаряя свой путь коптящими факелами. Человек тридцать-сорок, а может быть и больше. Их красные одежды развевались на встречном ветру, и даже самые крупные звери в страхе разбегались перед их колонной. Он различил крестообразные вырезы на их масках. Наверное, Культ за эти сорок дней подчинил себе Город настолько, что прятать лица больше не имело смысла. «Палачи… Это одежды палачей… Палачей и жестоких чудовищ. Они хотят во всем походить на своего могучего лидера, который теперь стал просто куском мяса для голодного зверья. Сейчас они захотят Мести. Ничего страшного, с Местью, как и со Смертью я давно уже на «ты», хотя обе они лживые подлые суки.» - Твинс отошел от окна. Ему нужно было снова убегать, поскорее скрыться где-нибудь от этих фанатиков. «Эх… Было бы у меня хотя бы двадцать патронов! Эти психи ведь не признают огнестрельного оружия. Я бы остался прямо здесь и снял бы уже половину отсюда. Черт!» Он кинул прощальный взгляд на завернутый в черное полотно, раздираемый слюнявыми челюстями труп. Но какое-то чуждое, НЕ ЗВЕРИННОЕ движение в Тумане зацепило его взгляд. Это было нечто медленное и неотвратимое, нечто с хорошо знакомой поступью Смерти. Еле слышимый отсюда скрип металла о мостовую Билл не перепутал бы ни с чем. Где-то рядом в Тумане брел Палач… Живой и невредимый. Твинса пробил сильный озноб, и причиной тому был вовсе не холод с улицы. В какой-то нервной лихорадке он зажал рот, чтобы не закричать. Первая возникшая в голове мысль была: «Смерть  нельзя убить… Смерть невозможно убить… Можно уничтожить Жизнь, можно принести в этот мир новую Смерть, но саму Смерть уничтожить нельзя!» «Успокойся! Не паникуй! Помни, что сказал Экзальчибуте. Он ясно дал понять, что у этих демонов есть люди-наместники на земле. Помнишь, о говорил еще о каком-то… О втором… Наверное это и есть Желтый Демон, а мы только что расправились с Красным. А если мы смогли убить Стивена, значит и этот красавец вполне себе смертен. Не паникуй!» - успокаивал его Уильям.
-    НЕТ! – все-таки не сумел сдержать крика Билл. Он знал, что это ТОТ САМЫЙ Палач, тот самый Кзулчибара, и дело было даже не в том, что он помнил по последнему астральному странствию, как выглядит Лобсель Вис. Нет. Он УЗНАЛ Палача и ошибки быть не могло. Кзулчибара направлялся к нему, чтобы завершить начатое. Чтобы убить, ПОКАРАТЬ и теперь на шее не было спасительного Паука-Заступника. И не было мудрого индейца, который бы помог во всем этом разобраться. Только колокольный звон. И Луна.
-    Я убил не того! Я убил невинного человека! Я ошибся! – бормотал он быстро метаясь по комнате. Убегать? А разве можно убежать от Смерти? Смерть достанет тебя везде… Может стоит принять ее с честью, как поступил Редлоу? Бедный, убитый за чужие грехи Редлоу? «Нельзя убежать от Смерти, но можно убежать от Палача. Однажды мы уже сделали это. Значит сможем и еще раз. Шериф – слабак, он сломался и отказался от борьбы. Просто сидел на месте и глушил виски. Ты хочешь идти этим путем?» - раздался в голове голос Уильяма. И сразу за этим тихий шепот Гудбоя: «Теперь ты знаешь, Бандит, какого это убивать невиновных… Но виновны все». А после еще заговорил еще один призрак. Это был Эказльчибуте: «Многие вещи не такие, какими они кажутся». И еще целый поток голосов и звуков пронесся сквозь уши Твинса. Голова раскалывалась от невыносимой острой боли, в глазах начало темнеть. В этой какофонии он мог различить только тонкий голосок Анжелики, тихо поющий свою колыбельную «Красные листья падают вниз, и их заметает снег…»
-    Будьте вы все прокляты! Моя голова не проходной двор! – Билл упал на колени и принялся тереть виски. Тяжелые шаги и скрип тесака раздавались уже на первом этаже. Шепоты призраков смолкли, боль отступила.  Остался только уверенный сильный голос брата: «Беги!».
И Твинс побежал. Он резко сорвался с места и, не разбирая комнат, кинулся к выходу так быстро как только мог. Палач уже ждал его на лестнице. Старое сухое дерево угрожающе скрипело под его тяжелым, мощным телом. «Не смотри на него, не смотри на него, не смотри на него» - слились в Билле его испуганный голос и приказ брата. Пулей пролетев мимо занесенного для удара тесака, Твинс случайно оступился на скользких ступенях и пол с потолком несколько раз поменялись местами. Распластавшись на ковре, он сильно ушибся, но сейчас было не до этого. Воздух со свистом рассекал меч Палача и Билл подскочил с ворсистого ковра как ошпаренный, разминувшись с лезвием всего на долю секунды. Палач не выл, не ревел. Из под Пирамиды не доносилось ни звука и это было ужаснее всего. Еще несколько футов! Входная дверь уже виднеется в полумраке, у нее даже не стоят, преграждая проход фанатики! «Но почему чем быстрее я бегу, тем ближе эта тварь подбирается ко мне? Он же еле шагает! Как это возможно?» - Твинсу казалось, что весь этот дом стал вдруг живым и, что он ПОМОГАЛ Кзулчибаре настигнуть свою жертву… Твинс всей кожей ощущал, как легко может перейти этот противный холодок страха, пробегающий по телу, в холод РЖАВОГО СТАЛЬНОГО ЛЕЗВИЯ ВПИВАЮЩЕГОСЯ В СПИНУ Бежать, бежать, бежать, даже не думать об ответных ударах -  Палач этого не прощает. Бежать так, что сердце готово вылететь из груди. Бежать также отчаянно, как бегут от Смерти.
Комья снега ударили в лицо. Теперь морозный воздух наполнял не только звериный смрад, но и запах гари. Культисты поджигали дома… В затянутом тучами небе кружился черный пепел. Бежать! Он все еще рядом, скрыться, спрятаться, слиться с землей, с камнем, с деревьями, с домами… Бежать! Наверное Кзулчибара не хотел его убивать. Другого объяснения того, что ему удалось вырваться из дома, Билл не находил. Он был почти счастлив, когда сумел потеряться в лабиринте узеньких улочек, наполненных дикими животными. В разных частях Города вспыхивали все новые и новые дома. Постройки в Тихом Холме располагались очень плотно друг к другу и были в основном деревянными, как и в любой американской провинции. При сильном ветре от Города за считанные часы могло остаться одно пепелище. Люди в чем было выходили на улицу, кого-то привлек бой колокола, кто-то пытался понять, почему загораются рядом стоящие дома. Дети плакали, многие женщины крестились, небритые мужчины решительно сжимали в руках кирки и другое нехитрое оружие.
-    Что происходит? – окликнул Твинса кто-то, как будто он сам мог что-то понять.
-    Мир сходит с ума! – выкрикнул на бегу он. Словно в подтверждение его слов бродящие по мостовой звери стали МЕНЯТЬСЯ. Это были чудовищные метаморфозы, каждое животное покрывалось какой-то коричневой гнилью и жутко деформировалось. Уже нельзя было отличить рысь от волка, но каждый новый рожденный монстр был уникален в своем уродстве. Вместе с ужасным внешним видом ко всем животным пришла и некая бешеная агрессивность, бывшие олени и даже безобидные мыши нападали на людей, особенно старательно пытаясь добраться своими огромными лапищами до детей. Кто-то из чудищ был знаком Твинсу по прошлым кошмарам, кого-то он видел впервые. С крыш домов спикировали огромные полунетопыри-полустрекозы. Они метили своими длинными острыми клювами в глаза и Билл отмахивался от них руками, как ветряная мельница. На теле быстро стали кровоточить как старые, так и новые раны. В царапины заливалась стекающая с кошмарных существ вонючая жижа. Туман вокруг ожил – он больше не изводил людей постоянным взглядом, он ПОЖИРАЛ их своими адскими легионами. «Это уже не галлюцинации…» - откуда-то из другого мира как сквозь плотную вату доносился голос Стивена. Женский визг и мужские крепкие словечки заполнили улицы. Кто-то спешно уводил детей… Люди сбивались в стаи, в отряды и они не торопились бежать прочь. В их пыльных лицах сверкала какая-то дикая отчаянная и безнадежная решимость, как у загнанных в угол зверей. Они отгоняли чудовищ от себя палками, валили монстров на землю, ломали им хребты и шеи. Где-то вдалеке небольшой отряд культистов также не мог совладать с клокочущим живым морем тварей. Многие фанатики падали с лошадей и их накрывала с головой волна этой шевелящейся нечисти. Пожары вздымались все выше. Луна безучастно наблюдала за развернувшимся в Городе Адом.
Со стороны Церкви доносились ружейные выстрелы. Подняв голову Твинс разглядел, как преподобный Бернс хохоча палит из многозарядника в чудовищ и поджигателей прямо со своей колокольни. Точно также как расстреливал его приспешников Винсент не так давно. В меткости он сильно уступал библиотекарю, но видимо патронов и времени у него хватало, а от дьявольских птиц его берегла святая Вера. И то тут то там громко ржала лишившаяся всадника лошадь или долго выл накормленный свинцом сын Скверны.
«Что делать? Куда бежать? Где Анжелика? Как остановить это безумие? Как???» - даже брат не мог помочь Биллу найти ответы на эти вопросы.
-    Дженифер! Доченька, Дженифер, куда же ты бежишь! Туда нельзя, там эти твари…,  - закричала какая-то женщина выпустив из рук вырвавшуюся девочку
-    Какие твари, мама? Это же всего лишь лисичка и енот, смотри какие милые! – отвечал обиженный детский голосок. 
«Ну конечно! Боже, как просто! Я должен найти Дженифер! Ее и только ее, она должна знать об Анежелике все… Пока еще… пока еще не слишком поздно» - Твинс вспомнил повешенную куклу на том самом «живительном» дереве. «Где же был ее дом? Где же ее дом?» - он перешагивал через мертвых чудовищ и людей, неловко отбивался вырванным у рук из павшего шахтера железным ломом. Отбросив от себя волну монстров, мужчины обступили плотным кольцом жен и детей, затем двинулись к главной площади, подбирая на ходу новые растерянные семьи. Несколько шахтеров отделилось от общей толпы и с криками «Безбожники!» стала стаскивать с лошадей на мостовую встречных культистов. Те отбивались и разили своими кривыми ножами наотмашь, но их было гораздо меньше чем разъяренных жителей. Повалив на землю, шахтеры избивали поджигателей сапогами до тех пор, пока у «слуг» не оставалось ни одной целой кости и не шла багряная пена изо рта.
Звери терзали не только людей, но и друг друга, брызгая из открытых ран на землю потоками мутной, черной крови. Вспыхивали как спички все новые и новые дома. Мольбы женщин, обращенные к небу, сливались с грубыми выкриками мужчин, животным рычанием тварей и каким-то ритуальным пением фанатиков. Воздух наполнился странным гудением переходящем сперва в невыносимо высокий визг, а затем в бьющий по ушам бас. Мрачный бой колокола казался музыкой по сравнению со звуками этой сирены.
Твинс пробивался сквозь плотные стаи, уходя все дальше от первой, самой большой толпы. Всем встречным он кричал, чтобы они шли к главной площади, полагая, что сбившись вместе, люди увеличат свои шансы на выживание. Плакавшие поначалу дети, гораздо быстрее привыкали ко всем окружающим странностям и совсем не шарахались в сторону от инфернальных существ. Некоторые даже смеялись и тыкали во все стороны пальцами, будто суровые родители просто вывели их на ночную прогулку. Взрослым же было не до смеха. Сирена выворачивала уши наизнанку, звери становились все яростней и наглей. А любая встреча «красных» и шахтеров уносила еще несколько жизней. Люди и сами ничем не отличались в этой неразберихе от животных, они хватали с земли камни и палки и просто шли Убивать. Убивать жутких чудовищ и (с куда большим наслаждением) себе подобных.
Подле одного из домов с широкой плоской крышей, Билл остановился, чтобы перевести дух. Он заплутал и не мог вспомнить, где же находится этот чертов дом Керол. Он ведь был такой неприметный, такой ОБЫЧНЫЙ… Боже, как же сейчас миру не хватало той самой ОБЫЧНОСТИ. В подтверждение этих мыслей с крыши донеслись звуки расстроенного рояля. Он не стал удивляться. В самом деле, почему бы не затащить на крышу рояль и немного не поиграть? Наверное, это даже лучше чем убивать все что движется…
Твинс чуть не расхохотался, когда понял, что слышит сквозь перепады нот фальшивое пение. Винсента. Именно он забрался на крышу с роялем! «Как это, черт побери, аристократично. В духе этого сукиного сына!»
-    Мой Город был и велик и смел… Но однажды сошел с ума… И сойдя с ума придумал Чуму, но не знал, что это Чума… Мой Город устал от погон и петлиц он молился и пел всю весну… А Ближе к осени вызвал Убийц, чтоб Убийцы убили Войну… - протяжный мотивчик сменился бравурным маршем. – Убийцы сначала убили Войну и всех кто носил мундир… И впервые ложились в кровать одну Солдат и его Командир… - снова сильные, тягучие удары по клавишам. – Затем они устремились на тех кто ковал смертельный металл… На тех кто сеял пшеничный хлеб и на тех кто его собирал… А когда Убийцы остались одни, в середине кровавого круга… Чтобы чем-то заполнить тоскливые дни, они начали резать друг друга…. И последний, подумав, что Бог еще там, переполнил телами траншею. И по лестнице тел пополз к небесам, но упал и сломал себе шею… - «Какая точная и сильная песенка… Винсент снова бьет не промахиваясь… На этот раз в сердце, а не в лоб» - Билл залез наверх по свешенной с крыши веревочной лестнице. Внизу, на мостовой, метались звери и один из них, обхватил длинным сизым щупальцем его ногу. Но сокрушительный удар лома отбил у твари всякое желание тянуть свою добычу вниз. А Винсент все продолжал петь, только на этот раз мелодия была очень хорошо знакома Твинсу.
-    Красные листья падают вниз и их заметает снег… Красные листья падают вниз и их заметает снег… - большой черный лакированный рояль, засыпанный снегом,  в свете пожарищ отбрасывал на крышу дрожащую тень. Библиотекарь на этот раз был полностью облачен в черное. Его строгий, выглаженный фрак казался чем-то траурным. «Это его траур по Городу, он слишком уж хорошо здесь жил, и, возможно, даже пропитался некими чувствами к этому мерзкому месту» - догадался Билл. С крыши открывался великолепный вид на творящийся внизу хаос.
-    Тебе нужно оружие, не так ли? – без всяких объяснений и приветствий, небрежно отвернувшись от инструмента, бросил щеголь. – Знаешь, сейчас наступила удивительная пора. Ты можешь получить ВСЕ, что только пожелаешь, стоит лишь очень сильно захотеть. Я вот ЗАХОТЕЛ, чтобы прямо тут, на крыше оказался этот прекрасный инструмент… Жаль что он расстроен, но и на том спасибо. Вера и Желание сейчас творят истинные чудеса. Мир стал изменчив и податлив, как пластилин и ты можешь кроить его как пожелаешь только лишь силой своей Воли. В разумных пределах, разумеется…
-    О каких к черту, РАЗУМНЫХ пределах ты говоришь? Ты что не видишь, что мир спятил, окончательно и бесповоротно! Я выяснил для тебя, все что ты просил, я знаю как остановить этих дрессировщиков больших и сильных Духов. Но если у тебя есть ствол, то будь добр – выручи меня, а не неси чушь о пластилине, если конечно хочешь, чтобы я смог до них добраться! – Билл был вне себя от ярости. Даже сейчас Винсент не мог оставить свой вечный выпендреж.
-    Ничему ты не учишься… И ничего по большому счету не хочешь… - библиотекарь раздосадовано покачал головой. Затем вытащил из-под рояля револьвер и пригоршню патронов. Твинс мог поклясться, что это тот самый кольт, с которым он въехал в Город! Небрежно бросив их в его сторону, он лениво произнес. – Если ты ищешь дом Дженифер, то это в ту сторону, - он махнул рукой на север. – Только поторопись. Ее искать будут многие… Очень многие… Да… И еще, если хочешь все-таки выжить научись не убегать от своих Страхов, а смотреть им в лицо. Как я… И тогда даже в спятившем мире ты останешься трезв и рассудителен. А теперь пшел вон, меня ждет Музыка – и он снова принялся бренчать по клавишам, затянув что-то проникновенное на французском. Билл торопливо подбирал патроны, заряжал пистолет и не задерживаясь прыгнул прямо с крыши на лежавшую рядом кучу песка. «Пусть музицирует, аристократ хренов! У меня есть дело, с которым я не имею права не справиться. Я должен вернуться к Анжелике» - Твинс поднял глаза на желтую Луну с Ее лицом. Луна присосалась к его душе как пиявка и не хотела отпускать  «Потерпи еще чуть-чуть, совсем чуть-чуть, милая… Я уже в пути!»
А потом были длинные вереницы улиц. Он видел множество невообразимых, истекающих слизью и гноем существ. Видел как христиане и культисты рвут друг другу глотки. Видел как Бернс, спустившись с башни, воодушевлял народ, на «расправу с детьми Сатаны», видел как священник с одинаковым усердием орудовал и Святым Словом и уже липким от крови топором. Видел, как некоторые мужчины кидались насиловать вопящих женщин и разбивать окна домов. Видел, как грабили магазины и пили дрянную бормотень, прямо рядом с трупами. Все чуяли, что наступает что-то… Что-то что за КРАЕМ. Последняя ночь, за которой уже не будет Света. Преподобный карал как красных Безбожников, так и впавших в грех и разврат сынов Церкви. Пригвождал к земле с одинаковой силой и насильников и культситов, читая над павшими христианами короткие молитвы, а над павшими врагами изрыгая басом проклятия. Люди слушали его и боялись. Он умел и ХОТЕЛ вести за собой толпу.
А еще он видел на улицах индейцев. Непонятно, когда они успели пробраться в Город, но все краснокожие были отлично вооружены. Нелепая картина – сжимающие ружья дикари и целый обезумивший Город белых, вернувшийся к временам раннего средневековья. Их молчаливая пестрая колона держалась особняком, поодаль как от фанатиков, так и от христиан. Стреляли редко, только когда кто-то из жителей подходил слишком близко. Они не тратили пуль на и так прекрасно истребляющих друг друга белых. В середине их не маленького отряда  шествовала маленькая девушка, чем-то неуловимым, наверное Болью в глазах, напоминавшая Анжелику. Она находилась в трансе и, медленно делая в воздухе пассы руками, шептала что-то. Там куда падал ее взгляд земля начинала набухать и на поверхность из самой Преисподней лезли все новые и новые твари. Если же она смотрела на дома, то они рушились сами собой. Индианка несла в Город Разрушение. Краснокожие не теряли надежды вернуть свою Землю. Они умели ждать и разбирались в духах.
Когда до дома Керол оставалось пройти всего пару кварталов, Твинсу преградил путь Палач. Он перерубил на части множество шахтеров, справляясь с этими неорганизованными толпами лучше, чем все его слуги вместе взятые. С огромного тесака капала дымящаяся кровь. На его грязной одежде было много следов от пуль, много вмятин и порезов. Но ни капли крови. Смерть нельзя убить. Он двинулся в сторону Билла, неотвратимый как горная лавина. На Пирамиде лежал снег густо перемешанный с черным пеплом. Обойти его Твинс не мог, на узкой улочке для этого просто не оставалось места. «Надо смотреть в лицо своему страху… Да я боюсь тебя, Демон, да я слабее тебя… Но чтобы выжить, надо смотреть в лицо собственному страху!»
Издав громкий крик («кричат всегда только те, кто чувствуют свою Слабость») Билл понесся на него, высоко подпрыгивая на ходу. Он даже пару раз стрельнул, но как и ожидал, пули лишь звонко отскочили от Красной Пирамиды. Выставив вперед тяжелый лом, прежде чем Палач успел занести свое чудовищное оружие он буквально ВСКОЧИЛ ему на плечи и что есть духу огрел Кзулчибару ломом по голове. Раздался гулкий звук, будто ударили по пустому ведру. Демон не привык получать отпор, он даже слегка покачнулся. А Твинс, продолжая упираться ногами, держась дрожащей рукой за край железного шлема, бил еще и еще и еще… Он напряг все тело, не давая Кзулчибаре двинуться, не давая ему поднять руку несущую Смерть.

Наконец ему удалось сделать то, чего он так хотел… Он сорвал с его головы Пирамиду и сам рухнул вниз… Когда Билл поднял глаза, чтобы взглянуть на лицо Демона у него перехватило дыхание…

Tweet