Ну вот, бля, мы и докатились до финала. Если вас ещё не заебала эта хуйня и вы продолжаете читать такую поебень, то у вас явно что-то не в порядке с головой, а точнее с мозгами, которых, по-видимому, наблюдается полное наличе отсутствия. Ну, да хуй с вами, ваше дело. Как говорится, вам жить.
Шестой день начался как обычно. Утром я опять поиздевался над Шуриком и хуй дал ему поспать, потом лагерь проснулся, просрался и все похуярили на завтрак. За завтраком нам сказали, чтоб мы уябывали нахуй из лагеря к ебеням и болтались где-нибудь, как хуй в проруби, пока не разберутся с чернобыльцами, которые приедут хуй знает когда. Поэтому сразу после завтрака, даже не дав детям просраться как следует, весь лагерь дружными колоннами похуярил в соседний лес кормить комаров.
Меня, бля, эта вылазка в лес достала окончательно, потому, как пришлось тушить хуй знает сколько начинавшихся пожаров. Почти у всех этих малолетних долбоёбов были спички и они твёрдо решили спалить нахуй этот сраный лес до тла, так, что вожатые с воспитателями носились, как угорелые, от одного огня к другому и еле успевали тушить общими силами горящую траву, а довольные придурки наблюдали весь этот цирк и хуели от удовольствия. Короче, прогулочка получилась та ещё, бля.
Проваляв хуи до обеда мы попиздячили назад, поскольку война войной, а обед по расписанию. Никаких чернобыльских детей мы в столовой не увидели и я трезво рассудил, что их ещё не привезли, а может и вообще хуй когда и привезут, а если даже и привезут, так не будут же теперь из-за них весь лагерь всю смену гонять в лес, когда-нибудь всё же придётся встретится. Поэтому я со спокойной совестью повёл свою шоблу в первый лагерь на тихий час, хотя другие отряды стали было опять заворачивать в лес, но поглядев на нас резко изменили направление и лагерь дружною толпой попиздячил на тихий час.
После тихого часа я закрыл домик и выгнал всех на стадион. Надо сказать, что в домиках замыкалась только входная дверь и подвал, где хранились детские чемоданы, в спальнях и конурах вожатых замков не было, поэтому эти ёбаные дети не терялись и стоило только отвернуться, как могли скоммунизьдить деньги, шмотки, а особенно конфеты, так, что воровство было обыкновенным делом. Как мне потом рассказал Шурик, в первом отряде в какой-то смене в конце концов скоммунизьдили два одеяла и моей вожатой и новому воспитателю пришлось за эти тряпки платить. Причём, их ободрали, как липку, поскольку зарплата у них была то ли 40, то ли 60 рублей, а за говенные одеяла столетней давности с них удержали по 15 рублей за штуку. Короче, крупное объебалово, особенно для студенток, у которых лишнего бабла сроду не водилось и они специально из-за этого подписались на эту каторгу, вместо того, чтоб спокойно ебстись на курорте. Шурик, бля, в этом деле показал себя полным гавном поскольку спокойно мог эти сраные одеяла списать нахуй и не грабить бедных студенток, о чём я ему прямо в морду и заявил, но эта блядь только промолчала и улыбнулась. Похоже, он нихуёво заработал за лето толкая вместе с поваром продукты налево , но он, конечно, хуй признался. Сказал только, что дети гречку не любили и после кажой смены оставалось пару мешков. Ясен пень, что эта гречка пошла нелево за нихуёвые бабки. А мне, бля, ни сном, ни духом, хоть знал, сука, что мой старик диабетик и кроме гречки нихуя есть не должен. Короче, проблядь, он и есть проблядь, куда его не засунь.
Ну вот, бля, опять отвлёкся. Короче, домики всегда перед уходом тщательно проверялись, все окна закрывались, а ключи были только у воспитателя и вожатого.
Играют, значит мои оболусы на свежем воздухе, кто в футбол, кто в волейбол, кто балду гоняет, пацаны девок щупают, в общем всё пучком. Вдруг вижу - пиздячит прямо ко мне эта ёбаная комиссия, которая приезжала в лагерь чуть ли не каждый день. Ну, я так спокойно сижу, никаких, вроде, грехов за мной сегодня не числится, бояться, вроде как нечего, хотя пиздюлей всегда найдётся за что получить. Подходят. Морды у всех перекошенные. Постройте, говорят и пересчитайте всех детей. Нахуя, спрашиваю, все и так тут. Тут они как с хуя сорвались. Орать начали, слюной брызгать. Ладно, построил отряд, начал перекличку. Ёбаный в рот! Нет троих распиздяев! Ни хуя себе! Где же эти бляди делись, думаю, ведь сам видел, как мяч только что гоняли.
Ну, эти парткомо-профкомовские деятели так зловеще мне с вожатой и говорят, пойдёмте, мол к вашему домику. Пошли, говорю. Иду себе спокойно, знаю, что там всё пучком, сам лично всё проверил и закрыл. Подходим поближе и .... Ёб твою мать! Сидят на подоконнике второго этажа три распиздяя, свесили ноги наружу и плюют себе спокойно вниз! Увидели меня и сразу свалили вовнутрь. Когда я открыл двери, в домике, ясен перец, никого уже небыло, они сбежали на первый этаж, открыли у девочек в спальне окно в двор и свалили нахуй. Тут вожатая побелела насмерть, матка у неё опустилась, глаза стали, как тарелки и шепчет мне так убито - это я, мол, виновата. Ходила в домик и забыла комнаты проверить перед уходом. А они наверное за мной увязались и прошмыгнули. Теперь, мол, мне пиздец, из института выгонят, из комсомола исключат, жизнь моя кончена, пойду на озеро и утоплюсь. Блядь! За каким хуем ты попёрлась в домик? Прокладку, чтоли поменять приспичило? Ладно, шепчу я ей, не ссы. Не бзди в муку, не делай пыли, авось ещё и пронесёт. Тем более, что на озере всё равно хуй утопишься, там мелко.
А мужики эти устроили сташный крик. Как вы могли, вы подвергли жизнь детей опасности, да кто, да как, ну и прочая хуйня. Налетают на меня, кулачками машут, слюной брызжут. Ну, бля, тут меня и прорвало. Пошли, говорю, вы все нахуй! Вас, бля, безопасность детей так же ебёт, как беременную гандон. Вы же, бля, тут только что проходили! Какого же хуя вы не шуганули этих пиздоболов, если вас так ебёт безопасность, а спокойно прошли мимо и оставили их рисковать жизнью на подоконнике? Я, бля, виноват, что недосмотрел, больше такое не повторится, но нехуй из себя строить моралистов. Ну, и прочую такую хуйню понёс.
Тут они развернулись и попиздячили к домику директора, а я сразу понял, что мне пришёл полный пиздец. Потому, как спирта у меня уже не было и спустить это дело на тормозах было невозможно.
Я подозвал этих троих выблядков и грозно им сказал, что если они кому-нибудь вякнут, что это вожатая открыла им дверь, то я их с гавном съем. Чтоб они всем говорили, что остались в домике после тихого часа, а я не проверил спальни, когда закрывал корпус. Эта малохольная вожатая смотрела на меня так, будто я на амбразуру лёг. Дурилка картонная! Мне этот лагерь было абсолютно поебать, а сделать они мне нихуя не могли, потому, как это всё было не моё начальство, я им по работе нихуя не подчинялся. Наш вычислительный центр подчинялся напрямую министру, так, что на них мне было абсолютно насрать. А её действительно могли выебать во все дыры. Короче, глядела она на меня так, что хоть сейчас тащи в койку и я даже стал подумывать, не стоит ли мне пересмотреть мои принцыпы и связаться с малолеткой. Ведь ей уже почти восемнадцать, так, что если на эту ночь я ещё останусь в лагере, то стоит подумать, в какую койку залезть.
Чуть попозже ко мне подошёл Шурик и виляя хвостом, как побитая собака, извиняющимся тоном сказал, что начальство требует меня выгнать нахуй немедленно. Поэтому он нихуя сделать не может. Утром приедет новая тётка-воспитательница, я ем передам материальные ценности в виде одеял-подушек и могу уябывать. И что я, мол, сам виноват, что недоглядел. Я, конечно, хуй ему сказал, как было на самом деле, а только радостно заржал и сказал, что это знаменательное событие и моё избавление от мук надо отметить и чтоб он немедля хуярил в магазин за винищем. И что он хуй от меня избавится, потому, что я собираюсь ещё пару раз приехать в гости и выебать в конце концов посудомоек.
Отряд мой проходил остаток дня, как ёбнутый пыльным мешком, а после отбоя залёг по матрасам и затих. Поэтому я со спокойной совестью отправился к Шурику, мы ёбнули с ним винища и я по проторенной дорожке двинул на ту половину, горя желанием устроить прощальную поёбку. Но только нихуя хорошего из этого не вышло. Старшей вожатокй вздумалось читать мне мораль и учить меня жизнь. Тут я ей сказал, что весь этот лагерь для меня просто затянувшаяся шутка и приехал я сюда, чтоб оттянуться на природе и хорошо провести время с девочками, а не утирать сопли киндерам. Тут она психанула, скинула меня с койки и я похуярил к себе в домик.
Вожатая не спала, а сидела на скамейке возле домика и всё ещё жевала сопли и переживала. Я сел рядом и она опять стала меня благодарить, но я не стал её слушать, а взял и сразу же засосал и полез в лифчик. Она оказалась нецелованной девочкой и сначала было брыкнулась, но не стала устраивать шум и будить детей, а быстро вошла во вкус, притихла и стала активно отвечать, так, что мы нихуёво пососались часок на лавочке и поиграли в зажимбол. Потом я попытался залезть ей в трусы, но она мои атаки сурово отбила, сказала, что она ещё целка и не собирается лишаться невинности. Поэтому до пояса и с ногами делай всё, что хочешь, потому, как это, оказывается, очень даже приятно, а вот между ног запретная зона, без пропуска хуй кто пройдёт. Мой аргумент, что между ног будет ещё приятнее не был принят во внимание и мы ещё попродолжали часок в том же духе. Но поскольку мой ничем не поддерживаемый к ней интерес потихоньку угас, в конце концов, сколько можно сосаться, как в детском саду, то скоро я на эти детские забавы плюнул и мы разбежались по норам спать. Я ещё подумал, что если бы я, бля, остался в лагере, то, наверное, в конце концов я бы её всё-таки уебал, а так не судьба. А жалко, бля, потому, как при таком темпераменте она, похоже, долго в целках не засидится и скорее всего первым её выебет какой-нибудь пьяный старшекусник в общаге, скорее всего в день её восемнадцатилетия, сделает ей, блядь, подарок.
Итак, настал седьмой день! Почти, бля, как в библии. Неизвестно откуда первый отряд узнал, что меня попёрли, хотя им никто не говорил. Поэтому девочки с утра устроили рёв, а пацаны собрались идти пиздить начальника лагеря и заявили, что если я уйду, то и они подорвут, и что другого воспитателя им и нахуй не надо. Идея отпиздить начальника лагеря показалась мне охуенно заманчивой и я чуть было не выдал добро на это мероприятие, но потом подумал, что слишком рьяные пацаны могут переусердствовать и забить Шурика нахуй. Поэтому я, как Марк Твен, объявил, что слухи о моей кончине прошу считать недействительными и обрадованный первый отряд утёр сопли и побежал собираться на линейку.
Пока они там линеились, ко мне подошла какая-то тётка, которая благоразумно наблюдала за нами сидя на крыльце директорского домика. Это оказалась новая воспитательница, я ей передал под роспись подушки-одеяла и тихо съебал на электричку.
Вот так, бля и окончилась моя воспитательская карьера. Денег мне, конечно, хуй кто заплатил и когда я осенью намекнул на это Шурику, он мне стал что-то пиздеть про бухгалтерию, ведомости, трудовые книжки и прочую поебень, поэтому я просто посоветовал ему поменьше пиздеть, а на те 10-15 рублей, которые я честно отработал, сгонять в магазин и купить водяры, что он и сделал.
А пока что я в понедельник попёрся на работу и дунул прямо в профком спросить, нет ли куда горящей путёвки. К моему удивлению путёвка оказалась, причём охуенно горящая, турпоход по Закавказью прямо с сегодняшнего числа, поэтому я её сxоду взял, пошёл к моему начальнику, у которого мать работала в железнодорожной кассе, он ей звякнул и она мне сделала билет в один конец, так, что после обеда я уже катил в купейном вагоне на Кавказ с туристской путёвкой в кармане.
О том, что из этого вышло, как я потопал по горам и долинам в команде двадцати охуенных тёлок и четырёх мужиков, чуть было не женился на сучке из Воронежа, которая работала на спиртзаводе в Смоленске, куда я зимой специально ездил с экскурсией с работы в надежде её ещё раз трахнуть, но она уже была замужем, и о том, как в конце концов я оказался в славном городе голубых елей Нальчике без копейки денег на обратный билет будет отдельная история.
А пока всё, пиздец.

Tweet