Студенты, в панике бежавшие от взбесившейся установки, не видели, что упавшая балка не задела Усова с Неудахиной, и обступили лежащую друг на друге пару, не подающую к тому же очевидных признаков жизни.
В повисшей гнетущей тишине слышны были только звуки стекающей в бак рабочей жидкости и всхлипывания малочисленных отстающих от учебного графика барышень. Не хватало только венков и траурной музыки.

— Молодая же совсем, и такую лютую смерть приняла...
— А я его вчера в общаге видела, он голый за немками по этажам бегал, весёлый такой. Был...
— Теперь ещё и лаборантов посадят...
Последняя фраза вывела меня из минутного оцепенения.

— Герц у тебя же родители врачи, давай ей быстро в рот (веки Ирмы вздрогнули), рот в рот делай и что там ещё положено. Да не стаскивай её, пусть на мягком Усове так и лежит.

Яша нагнулся над пострадавшей, пошевелил длинными пальцами, напомнив на мгновение профессора Мориарти,

расстегнул пару пуговок на и так фривольно распахнутой гипюровой блузке Неудахиной, стараясь не вляпаться в шлепок эмульсии, вынул из кармана относительно чистый носовой платок, облизнулся и приник к девичьим устам.

Неожиданно я заметил ехидный взгляд зелёного глаза Ирмы, косившейся на меня из-за головы сострадательного Герца. Хотел крикнуть ему, что опоссум только прикидывается бездыханным,

но не успел — новая беда пришла откуда ни возьмись...

— Сопроматовцы, вы во что учебное заведение превратили, мать вашу! — в дверях лабораторного зала возникла комендантша баба Катя. Одной рукой она держала за шкирку студента Диладзе, отчаянно болтавшего ногами в воздухе и пытавшегося хоть как-то прикрыть рукой расстёгнутую ширинку, а второй рукой, крепко ухватив за рукав джинсовой куртки, тащила за собой вяло упирающуюся Воронцову. Тела лежащих на полу и нависшего над ними завлаба вычислительного центра она ещё не видела за спинами горюющих второкурсников.

— Сижу я, значит, на посту, гляжу, — лебедь эта проплывает, — баба Катя встряхнула сонную тёзку, чтобы мы наверняка поняли, кто из пленных лебедь, а кто гадкий утёнок, — а у неё вся задница мелом изрисована. Стала спрашивать откуда, — тут аспирант ваш пьяный с бутылкой. Я за ним, а на вашей лестнице, между первым и вторым этажом этот вот наяривает, хоть бы в туалете спрятался, маслобойщик чёртов.

— Я так и хотел, не дошёл просто. — Диладзе трепыхался в могучей руке как добыча собаки-крысолова.

— Молчи, джигит недоделанный, после занятий будешь все лестницы мыть. А что тут у вас за столпотворение? — баба Катя, используя Воронцову в качестве форштевня ледокола, проложила себе путь на авансцену.

— Аааа! Да вы ах... ох.. Ох, что творите-то? Всем колхозом девку окучили?

— Что вы, Екатерина Юрьевна, это эмульсия из трубы брызнула, у Неудахиной голова закружилась, она сознание потеряла, а Усов поддержал её в трудную минуту. — Герц доказывал, что уроки от Воронцовой даром не прошли.

— Знаю я вашу эмульсию! Мелкий этот её из трубы добывал на лестнице, да какая там труба, — свистелка от воробья, — видно было, что комендантша успокаивается, — мы-то с Яшей трезвые, студенты вроде целые, аспирант хоть и бухой, но девушке помог, а остальное, — кто молодым не был? — А что это она обмерла? Не на сносях ли?

Баба Катя отпустила пленных и наклонилась к уху Ирмы и громко произнесла, — очухивайся давай, слышишь? Не бойся, никуда этот охальник не денется, женится как миленький, мы и профком подключим, и комсомол поможет.

Неудахина испугалась не на шутку и зажмурилась в ожидании рассасывания ситуации. Зато проснулся Усов, который с закрытыми глазами стал искать в нагрудном кармане пиджака сигареты и зажигалку, отчего его рука нашарила в гостеприимно расстёгнутой Герцем блузке приятную левую грудь вертихвостки.

Концепция поменялась и Витя, по общажной ещё инерции, приступил к очередному взятию Берлина.

— Этот штоль? — баба Катя распутала похотливые щупальца аспиранта и сунула тушку Ирмы Герцу, рывком поставив Усова на ноги.

— Чтобы немедленно заявку в ЗАГС подал, а не то...

В голове Вити обрывки воспоминаний начали складываться в какую-то нелепую абсурдную картину.
— С кем заявку?
— С ней, с кем же ещё? — Яша услужливо поднёс тело поближе, — обрюхатил, так имей мужество дите признать. — надзирательница была настроена серьёзно.

— А кто это? Она живая хоть? — Усов разглядывал неожиданную суженую с опасливым интересом. — Ну ничего так вроде. Звать-то хоть как её?

— Мозги пропил или головой ударился? Ирма это. Неудахина. Отчества не знаю, да и ты небось не спрашивал. Хорош тут под дурака косить, — комендантша похлопала Виктора по плечу.

Ноги младшего научного сотрудника подкосились, но не от тяжёлой руки бабы Кати, — в аспирантской среде это имя наводило шок и трепет. Он ещё раз посмотрел на свою чёрную метку, свисающую с рук Якова, и обречённо вздохнул.
— Дайте лист бумаги, я заявление напишу.
— Очнись, касатик, — в загсе всё вам дадут, и бланки, и ручку. Паспорта только не забудьте.
— Какой загс? Какие бланки? Явку с повинной в милицию писать буду. Убил аспиранта Хуснуллина, труп расчленил и закопал в снегу у помойки. Лучше уж отсижу, чем с этой, да ещё с чужим ребёнком...

* * *

Н что, вернёмся к легендарным блондинкам, кто у нас на очереди?

Марина Алексеевна Ладынина.

Хотел что-то выбрать из детских фотографий, но нашёл только эту:

И не мудрено, других и нет. Дело в том, что Марина родилась в 1908 году в селе Скотинино Смоленской губернии. Всего в семье было четверо детей, и она была старшей. У папы было три класса образования, а мама, Марина Наумовна. и вовсе была неграмотной.

Представляете себе обязанности старшей дочки в крестьянской семье? А Марина успевала ещё и отлично учиться, заниматься музыкой и много читать, — семья была из уверенных середняков.
Кстати, наверно я соврал про единственное детское фото актрисы. Копаясь в истории села Скотинино неожиданно обнаружил вот эту фотографию:

С определённой долей вероятности можно говорить, что это семья Ладыниных, уж больно характерный взгляд у девочки. Возможно, кинопоисковиков сбил с толка цивильный костюм крестьянина, но Смоленская область до Первой Мировой жила богато. Однако, категорически утверждать не буду.
Забавный факт, до Великой Отечественной больше половины села Скотинино носило фамилию... Коровкины.

Увы, сейчас от села практически ничего не осталось. В 2007 году там числилось всего пять жителей. Мне совершенно это непонятно, почему так, — места просто сказочные, квинтэссенция русской средней полосы. Лес, грибов хоть косой коси, река Угра в пятнадцати минутах ходьбы:

а уж в Можжаю и вовсе через забор доплюнуть можно. От Москвы всего три часа на машине.

В 1918 году Ладынины перебираются на родину матери, в село Назарово Красноярского края. Они не спасались от раскулачивания, просто после Первой Мировой началась Гражданская война. Помимо красных и белых по Смоленщине бегали и другие силы, и всем им что-то было надо.

Вот тут началась небольшая путаница, из-за которой после смерти Марины Алексеевны сцепились администрации аж четырёх населённых пунктов современной России за право быть причастными к отблеску славы актрисы. Удивляюсь тупости и лености их ума, хотя всё лежит на поверхности.
Марина родилась и окончила начальную школу в Скотинино, после переезда окончила педагогический класс Ачинской женской гимназии (Назарово от Ачинска в 30 километрах), два года преподавала в младших классах Назарово, уехала обратно на Смоленщину, где учительствовала в райцентр Тёмкино, 10 км. от Скотинино, где школы уже не было. В 1928 году Марина поехала в Москву, сходу поступила в ГИТИС, и на родине с тех пор была только наездами. В Назарово и Ачинске она вообще больше никогда не появлялась.

Несмотря на это в мышиной возне за бюджетные деньги пока уверенно побеждают ушлые назаретяне, или как их там. В 2011 там открыли дом-музей (на самом деле павильон в Выставочном Центре). Экспозиция большая и интересная:

Детям тоже очень нравится:

Проводятся кинофорумы с приглашением пожилых невостребованных актёров:

Жаль, что убрали оригинальный слоган первых форумов:

Привычная картина:
Вовсю сирень цветёт!
Ладынина Марина
С экрана к нам идёт. (Валентина Котик)

Всего пяти лет хватило, чтобы понять, — форум проводится в октябре.

Администрация Назарова вообще чрезвычайно деятельна и писуча. У нас вроде литературный сайт? Ну тогда наслаждайтесь:

Город дышит сиренью,
Аромат прян и густ...
Я опять вдохновенью,
Как пацан, отдаюсь.
Оживает картина:
Пляшет стайка ребят.
Здравствуй, наша Марина,
Город любит тебя! (С. Ставер)

Красавица, актриса
И символ всей страны!
В неё все трактористы
России влюблены.
И трактористки девы
И даже старики!
Марина — королева,
Дитя Сереж-реки.
И я влюблён навеки
В неё... в июньский день
Целую чудо-ветви,
Уткнув лицо в сирень... (В. Котик)

Была по истине народною любовь
К Ладыниной Марине Алексеевне.
И смотрим фильмы добрые мы вновь
И вспоминаем песни те весенние.
В ее таланте — ясный нежный свет.
В ее ролях — тепло и обаяние.
И даже через 30-40 лет
Мы помним синих глаз ее сияние.
Память благодарную храним,
Передаем потомкам эстафетою.
И воплотился в бронзовый гранит
Актрисы образ добротою светлою. (Е. Коновалова)

Вы скажете, что это я сам всё придумал ради красного словца?
Нее... я так красиво не умею. Всё тут:

http://www.nazarovograd.ru/town/kinoforum/bio/stihi.html 

Чтобы окончательно пригвоздить липовый факт землячества артистки к своим географическим координатам, ушлые руководители Назарово разбили сквер и воткнули памятник Ладыниной:

Скульптор Константин Зинич

отчего-то невзлюбил груди Марины Алексеевны, сделав их разной формы, и руки, которые получились разной длины. Про портретное сходство промолчу, — он так видит наверно.

Но это ведь ерунда, правда? А мог бы и такое своё творение поставить:

И вообще, жулики вы, назаровцы. Не землячка вам Марина Алексеевна, у меня все ходы записаны:

Завершить эту часть кинопоиска хочу бессмертной фразой
Кличко:

Мы, назаровцы, музейные сотрудники с удовольствие выполняем наказ нашей незабвенной землячки — народной артистки ЛАДЫНИНОЙ и верим, что ее примеру последуют еще ни один из наших талантливых, целеустремленных сибиряков. ©

Вот вам музыки для затравки: