Однажды помещица Дарья Николаевна Салтыкова (более известная как "Салтычиха") сидела в специально выкопанной для нее камере Иоанно-Предтеченского женского монастыря, и культурно разговаривала по WhatsApp с сексуальным маньяком Андреем Романовичем Чикатило о высокой кухне, которую подавали в их тюрьмах сегодня вечером.

- В принципе, фуа-гра прекрасно оттеняет шампанское, - заметила Дарья Николаевна. - Но при этом, строго обязательно нужна свежая клубника, иначе не чувствуется послевкусие. Мне в тюрьме, представляешь, клубнику не доставили вчерась - типа плохая погода, самолёт из Израиля не прилетел. Издеваются над узниками, как хотят, сволочи - куда, я хотела бы знать, ООН вообще смотрит. У меня и сахар в крови упал, и сердцебиение началось.

- Это вообще блядство, - соглашался Андрей Романович. - А в моей тюрьме стали себе и вовсе позволять совершенно отвратительные вещи. Вчера только фермерский козий сыр подали без сушёного инжира. Я им что, быдло? Пришлось скандал устроить. Повара месяц назад уволили на кухне, и вот пожалуйста, новый ягнёнка готовит без мятного желе, урод. Я уже говорил администрации - нельзя шефа и су-шефа менять. Паштет из дикого зайца туфта полная вышел, потому что заяц же дикий, из предгорий Алтая, его вымачивать надо, иначе мясо слишком травой отдаёт. И кто к нему подаёт чили-соус? Кто, Даша, я тебя спрашиваю? Для дичи варенье нужно, брусничное или клюквенное.

Салтыкова вкусила ломтик хамона, по 200 евро за кило.

- Да ёб твою мать, Андрюша, - закатила глаза Дарья Николаевна. - Вот понимаю тебя, как никто другой. Кабы знала, что я за свои злодеяния в такую глушь попаду, в жизни бы людей не убивала. Даром что московский монастырь, а с кухней отстой, как в провинции. Веришь ли, давеча чёрную икру к обеду доставили, а она даже не охлаждена! Я думала, у меня инфаркт будет. Официант же стоит, сучара, лыбится и делает вид, что так оно и надо: лёд из антарктического айсберга позабыли, дескать, кушайте и так, сударыня. А как икру кушать, если она, словно у бомжей на вокзале, комнатной температуры? Ой, и говорить не хочу.

Чикатило отпил коллекционного бренди.

- Да и не надо, - поморщился Андрей Романович. - Для чего мы вообще пошли в тюрьму? Каждый знает - и тюрьма, и колония, это рассадник лучших шефов мировой кухни. Что ни баланда - то мишленовская звезда. Бывшие полицаи, которые после Второй мировой сидели, говорят - вот сейчас лажа полная, прежде-то умели готовить. Тогда тебе каждый ужин подавали, и хотелось просто умереть - ибо всё, ничего вкуснее ты в жизни не попробуешь. И перепела, фаршированные осетриной, и печёный слон в орехах, и лобстер-термидор. Прислуга вышколенная, ливреи, белые перчатки. А теперь? Заказал я давеча этого термидора. Вообще хуета. Коньяка в соусе одна капля, сыр и близко не грюйер, а какой-то отстойный рокфор, сливки не деревенские. Отвратительно. Я повару всё в лицо высказал.

Салтыкова заварила себе кофей лювак - по 500 евро за кило: он входил в стандартный тюремный паёк.

- А ведь представляешь, Андрюша, - сказала она горько. - Мне надысь после несвежих устриц видение было. Наступят ведь времена, когда люди в тюрьме и колонии будут сидеть, и есть одну красную икру, да крабов с соевым соусом, и фотографировать это на телефон, как некто Славик Цеповяз, осуждённый по "делу Цапка". И понятия иметь не будут, как нам в тюремных стенах жилось, и будут считать - эти-то крабы грязные, по дну ползающие, какими на Сахалине свиней кормят, и есть реальный деликатес.

- Ой, - побледнел Чикатило, и подавился стейком из косули. - Дашенька, не порть аппетит на ночь. Вот не дай Бог дожить.

И ведь как в воду глядели...

(с) Zотов