10



Михал Иванович поведал мне такие сокровенные подробности моей жизни, о которых знал лишь очень узкий круг моей семьи. Я оторопел. Информацию он выкладывал в изящной манере, будто был всесильным оракулом, предсказывающим будущее племени. Это выглядело как настоящее чудо. Или очень хороший фокус.

Время от времени оракул подглядывал в жёлтую пупырчатую папочку левой крокодильей кожи. В этой папочке по страницам была размазана моя короткая и до сего момента мало кому интересная биография.

Я был настолько впечатлён презентацией, что когда он посетовал, что «совсем стало некому помочь Родине», я немедленно согласился Родине помогать. Не раздумывая. Любовь к Родине в меня очень качественно прошила моя первая учительница – Людмила Васильевна Чичкан. Она часто ставила меня перед всем классом, у доски и секла самодельной полуметровой указкой по  ягодицам. Указка была  красивая, полированая, ручной работы папы Кольки Белоусова. Папа Белоусова был столяром. Сам Колька, кстати, тоже был знаком с указкой довольно интимно.

Я  с жаром спросил у Михал Ваныча:

-  А вы теперь направите меня в шпионскую школу? А  туда берут если носишь очки?

- Во первых не в «шпионскую», а в разведывательную, а во вторых нет, не отправлю. Во всяком случае пока. Проверим тебя в настоящем деле. Для начала.

- Я готов! Товарищ Михал Ваныч, что я должен сделать? Я всё сделаю!

- Замечательно. Похоже мы с тобой подружимся всерьёз и надолго.

- А скажите, мне нужно куда-то внедряться?

Я помнил как все это делается из фильмов «Сатурн почти не виден» и «В двадцать шестого не стрелять»

- Ты, дружище Шурик, насмотрелся кино про штирлицев. Хотя и в «Cемнадцать мнгновений весны» был агент твоего уровня.  Пастор Шлаг. Помнишь такого?

Я немного обиделся на сравнение со Шлагом, но не подал вида. Еще подумает, что я слабак. Просто кивнул и отвёл взгляд.

Глаза у него были холодного серого огня. Вообще, если бы не взгляд – стальной и холодный, как самурайский меч, Михал Ваныча легко было бы принять за квалифицированного рабочего-станочника с Таштекстильмаша. Немодные советские брюки, идиотские ангренские сандалии и рубашка-апаш навыпуск, явно сшитая под манекены в окнах ЦУМа. Короче, обычный пензяк-работяга, приехавший по комсомольской путёвке восстанавливать Ташкент после землетрясения, да так и оставшемся в фруктово-дынных краях.

- Мы не внедряем агентов туда куда нам нужно. Мы просто находим людей там, где это необходимо для работы и вербуем их.  Таким образом получается, что ты уже внедрён. Ты там, где должен быть, там где нужно Родине. В нужное время и в нужном месте, как говорят цээрушники.

- Здорово! Только вот не знаю, какой с меня толк? Вроде шпионов и диверсантов вокруг нас не наблюдается. А цээрушников я только в кино «Тасс уполномочен заявить» видел.

-  У тебя есть данные для подобного рода работы. Ты типичный авантюрист. Самое главное это направлять твою энергию и таланты в нужное для страны русло. И потом - чтобы наблюдалось надо бы проявить наблюдательность. И бдительность тоже. Вот скажи девушка за стойкой замужем или нет?

Девушка за стойкой была симпатичной кореянкой. Правда, я заметил её только сейчас, после вопроса Михаила Ивановича.

- А как же я узнаю? Подойти глянуть обручалку?

- Вот. Видишь. Наблюдать больше. Девушка незамужем. Зовут Лена. Жених студент на последнем курсе архитектурного.

- Черт! Как вам это удаётся?

- Работа у нас такая.

Михал Ваныч хохотнул довольный произведённым эффектом.

- А ваще-то, Шурик, я в этом кафе уже скоро год  почти каждый день бываю. Успел познакомится. Знакомства и контакты – это наши корни. Чем ширше и глубже, тем крепче стоим и стоять будем.

Михал Ваныч снова порылся в совершенно не подходящей к его костюму жёлтой папке левой крокодильей кожи. На этот раз он не извлёк распечатку генеалогического древа нашего древнего рода, а простую чернобелую фотку.

- Глянь-ка вот, ну. Что скажешь про этих индивидуумов?

На фотографии были изображены четверо душманов. Душманы сидели на циновке сложив ноги как индуский бог Шива. Автоматы калашникова лежали с краю циновки и тоже частично попали в кадр. Индивидуумы были одеты в шальвары с длиннющими, почти до пят рубашками-платьями, у меня уже тоже есть такой – подарок обширного пакистанского сегмента моей частной практики.

Взгляды у душманов были совершенно тупые, как у жующих сено баранов на жаре. Только теперь я понимаю, что это вовсе не тупость. Это просто редкая удача родится в стране лидирующей в мировом производстве опиумного мака и марихуаны.

Фотка была интересной, никогда таких не видел, но жизнь на ней была очень далека и от меня,  и от иняза, и Ташкента в целом.

- Этот снимок сделан в кишлаке Бадабер в одна тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом году.  Там раньше располагался центр подготовки боевиков святого Халида ибн Валида. Кишлак находится в девяти-десяти километрах от Пешавара. Лагерь принадлежал пропакистанской партии Афганистан Джамият-и-Ислами и частично финансировался из Соединенных Штатов. Сечешь?

- Мгм!

- Так вот, один наш хороший товарищ, заслуженный ветеран ОКСВА, опознал среди боевиков на фотографии скандального известного боевика Саида Аюб Хана, личного друга полевого командира Гульбеддина Хекматияра.

Вот, давай-ка ещё разок, внимательно посмотри на этого человека, представь-ка его на минутку без паколя, бороды и этих балахонов, в нормальном европейском костюме.

Я очень близко присмотрелся к душману в которого тыкал заскорузлым рабочим пальцем Михал Иваныч. Мысленно снял с него паколь, сбрил бороду и натянул на него пакистанский кожан. Что-то знакомое есть, но черт его знает.

- Не узнаешь? А тут вот глянь рядом с  чеченом Хамзатом Гелаевым и одним из лидеров курдской рабочей партии Махсумом Коркмазом?

Вне всякого сомнения рядом с этими злодеями с труднопроизносимыми именами улыбался один из моих недавних пешаварских клиентов.

- Саид! Это же Саид! – так и завопил я.  – Мы с ним целую неделю проработали. Да. Нормальный мужик. Не жадный. Весёлый. Только он уехал уже.

- Вот видишь! Точно. Он. Саид. Саид! Саид Аюб Хан. Молодцом! А говоришь не знаешь как Родине помочь.

-Дык Михал Ваныч! Что то здесь не так. Он же с двумя баулами кожаных курток приезжал. Куртки они все продавали. По базарам разным шарахались. Баб, извините за выражение, просили им найти. Да – ещё и бухали, как финны в Питербурхе. Обычные пешаварские прощелыги. Вы уверены, что он, ну типа, не завязал, что ли? Странно все это как то. Не вяжится с образом полевого командира.

-  А ты их, конечно, многих повидал, полевых командиров-то. Куртки значит двигали говоришь? По спекулятивным ценам. Так-так. Может их в ОБХСС передать?

Михал Иваныч коротко и очень обидно заржал.

- Да честно, кожаны продавали! Хорошие, правда. Вот на мне как раз такой.

Михал Ваныч внимательно оглядел куртофан, будто выискивая на нем следы тайнописи и даже быстро понюхал левый рукав.

- Хорошая куртка – печально вздохнул он – Но куртки, Шурик, это скорее всего прикрытие. Или как у нас принято говорить: «легенда». Наша с тобой задача – чистый сбор информации. Чистоган. Без эмоций  и экспертных точек зрения. Это уж пусть аналитики шаманят. Понял меня?

-  Понял.Так и дальше теперь что, Михал Ваныч? Ведь уехал, он, Саид Айоб, как там его?

- Саид Аюб Хан. Послушай, сейчас я вынужден буду раскрыть тебе секретную оперативную информацию. Чтобы это сделать надо выполнить некоторую формальность. Вот. Нужно что бы ты получил доступ к совсекретным данным.

Михал Ваныч вытянул из жёлтой папки машинописный лист. Быстро пробежав по нему глазами, он достал из кармана толстую шариковую ручку с надписью «Союзпечать».

- Тебе следует выбрать оперативный псевдоним.

- Псевдоним?

- Да. Так положено. Никаких Шуриков. Ты никак не связан с нами. Даже твои родные не должны знать, про твои многочисленные инязовские юбки я вообще молчу, понял, да? Предлагаю выбрать псевдоним «Пастор». Как пастор Шлаг. Он ведь  тоже настоящий патриот был. Вначале неловкий и смешной – потом вон каких важных дел наворотил.

Я представлял себя скорее Штирлицем, чем пастором Шлагом или Плейшнером, но, чтобы не обижать Михал Ивановича быстро согласился. Тогда он вписал в подчёркнутое пустое поле в тексте слово «Пастор» и протянул бумагу мне на подпись.

- Число сегодняшнее не забудь. Так. Теперь слушай. По нашим оперативным данным пассажир схожий по описанию на Саида Аюб Хана зарегистрировался на рейс Пи Ай Эй Карачи-Ташкент. Он прибудет в ташкентский аэропорт через два дня. Твоя задача встретить Саида и обязательно сделать так, чтобы он снова тебя нанял. Задача ясна?

- Да нет ничего проще! Саид...

- Отсюда больше не надо имён – «Объект»

- Хорошо, объект взял мой номер телефона и обещал обязательно позвонить, когда приедет.

- Вот и славно. Но, на всякий пожарный, ты в день прилёта не пойдёшь на лекции. Встретишь рейс в аэропорту, будто ищешь работу и «случайно» встретишь объект. Случайно. Можешь даже скидку ему предоставить, как старому клиенту. А за институт можешь не переживать – я возьму это на себя.

Я вспомнил блестящую от пота лысину Эрматова и сразу поверил. Было приятно чувствовать себя частью чего-то большого и очень сильного. Мальчишкам такое всегда по душе. «За институт можешь не переживать» Здорово! Ну я вам теперь, крысы кафедральные! Не шутите с Пастором.

- Вот два телефона. Их нужно выучить, а запись уничтожить. Первый номер мой. Звони в любое время дня и ночи. Трубку  возьму сам или возьмёт дежурный. Позовёшь меня. Ничего говорить дежурному не надо. Если меня нет скажешь – «звонил Пастор». Тогда я перезвоню, как только смогу. Если очень срочно, скажешь «срочно звонил Пастор». Тогда ровно через сорок минут  жди меня здесь «у брата Черномора». Все, что ты мне сообщаешь нужно будет дублировать в письменном виде. Донесения начнёшь со слов «Источник сообщает», а подпись – Пастор.

- Да-да!

- Поехали дальше. Вот второй телефон. Это Базарбай. Он повезет тебя в аэропорт встречать рейс. Вы с Объектом должны сесть только в его такси. Это исключительно важно. Убедишь Объект, что надёжнее и дешевле вариантов нет. Базарбай подыиграет. Все время пока Саид будет гостить в Ташкенте Базарбай будет закреплен за тобой. Что-то надо будет быстро решить по-мелочи, аккуратно спросишь у него, он старший вашей группы.

- Нашей группы? Нас целая группа?

- А ты как думал? Стал бы я тебя с лекций снимать по мелочам. Смотри не возгордись теперь, Пастор! Ты парнишка головастый, все получится как надо. Ладно. Я сейчас первый  пойду, а ты посиди ещё минут пять – десять. За мороженое Лене платить не надо. Будь!

Михал Ваныч ушёл не оборачиваясь.

***

Признаюсь вам честно, я тогда нарушил приказ Михал Ваныча. Нельзя было записывать секретный номер, а я все же записал. Побоялся, что мое тогдашнее увлечение бамбуком и его производными подпортило оперативную память. А разведчику с плохой памятью никак, сами понимаете.

Я записал телефон по одной цифре на каждой пятой странице своей записной книжицы. И вот сейчас после стольких лет, когда мне понадобилась реальная крыша, я сидел дома в Сергелях и восстанавливал, расшифровывал магический номер, который сразу же должен был изменить мою жизнь к лучшему.

Вот и он- 39-47-23.

Скрипучий голос на странном узбекском, нормальном русском и очень-очень корявом английском бесцеремонно солгал мне. Такого номера не существует. Это как же понимать? Что за чушь? Что же тогда и Михал Ваныча не существует? И Саида? И Ойгули? Чушь.. Это просто карма. Я что-то накосорезил – вот и не прёт.  Кто проклинает меня? Шашлычник? Капитан  Казематов? Анна? Да нет же – леди Ди! Если верить ее последнему обвинению – мне пора готовится к незапланированному отцовству. Вот это точно косяк косяков. Кармическая карма. Ебическая сила!

Надо срочно почистить карму. Ехать к леди Ди. Поговорить душевно. Ведь она не дура. Понимает, что той старой любви не вернуть. Да еще после того, как она познакомила нас в постели с ее Кириллом. Сука.

Работы нет. Крыши нет. Почему-то ищет все время этот гребанный Казематов. Но ехать надо. Во всех инструкциях по правильной эксплуатации женщин сказано – в такие моменты у них просто  рвёт башню. Они уже мыслят совсем не так, как нормальные люди. Надо быть рядом и делать вид, что ты чрезвычайно рад тому факту, что где то у ней во внутренностях возник побочный продукт твоей безалаберной жизнедеятельности. Надо умилиться, встать перед ней на колени и со умилением послушать как бурчит живот. Вот ведь непруха, прости господи.

Да. Леди Ди это сейчас проблема номер один. Хош не хош, надо переодеваться и переть на второй квартал Чиланзара. Зря я там так быстро сжёг мосты. Вечно приходиться туда возвращаться. То в Европу с Анной, то вот теперь, к Ди. Простая поездка на второй, теперь превращается в полное головокружительных опасностей путешествие.

***

Как мальчишка, минуя все дороги теперь пробираюсь к Ди огородами разбитыми под балконами чиланзарских четырехэтажек. Крадусь тихо, мягко, как кошка обнаружившая беспечную развесившую уши прямо по земле бестолковую птицу.

Когда великий Союз развалился с головокружительной быстротой, русские Ташкента слегка испугались. Нам казалось, что узбеки скоро начнут нас  планомерно вырезать, как таджики в соседнем Душанбе.

***

Одним погожим деньком периода смутного безвластия, когда юртбаши еще толком не знал в какой тупик направить джамахирию, мы с Малявином стояли и курили рядом со старым корпусом иняза. Мимо нас, стараясь сильно не отсвечивать, кралась кошка. У кошки была стандартная серо-зеленая расцветка «милитари». Подчинясь смутному порыву, который всегда выдает в нас потомков обезьян, я двинул ногой по треугольной консервной банке с надписью «Хам». Банка с грохотом устремилась в направлении кошки. Та, поняв , что  дальше маскироваться уже просто глупо, присела, сгруппировалась, и начала передвигаться аршинными скачками, как карликовая копия гепарда.

«Ну что же ты делаешь» - расдосадовано упрекнул мне тогда Малявин: «Кошки, они же как мы, русскоязычное население. Ходим крадучись и стараясь не отсвечивать».

Эта картинка далёкой прошлой жизни так и стояла перед глазами пока я дефилировал пригнувшись под балконами. Но тут видение вдруг начало быстро рассыпаться на молекулы, как песочные часы, которыми саданули о бетонную стенку. Какая-то недобрая падла плеснула на меня из окна достаточно горячей водой.

«Грёбаная карма» -понял я.

- Ты чо творишь, дед?

Со второго этажа на меня таращилась белесая мятая рожа седого истукана. На потертом мурле торчали седые кустики щетины. Судя по заметно деформированной нижней части лица, дед забыл вставить искусственную челюсть.

- Ты чего, дед?

- Палямала огорода, сволачь! Вися огорода палямала!

Это был какой-то левый не узбекский и не русский выговор. Татарин? Грек? На груди у агрессивного старикана, прямо на майке не первой свежести болтался какой-то значок с веточками и ленточками. Не орден, а медалька подтверждающая факт, что он спас меня от фашизма.

Я сразу сдулся.

- Да ладно, отец, чего там? Я тут впервой крадусь – да и то вон по бетону, не трогал я твоего палисадника!

- Ай скатина, скатина!

Дед возопил, всплеснул руками и скрылся в комнате.

Я посмотрел еще немного и уже было двинулся в путь, как мой оппонент возник в окне с ночным горшком в руках. Он откинул руку назад и ловко выплеснул содержимое горшка явно целясь в меня. Как в замедленной съемке я увидел летящее в меня неприглядное содержимое. Бежать или даже отпрыгивать было слишком поздно. Все что я сделал это максимально изогнулся назад, одновременно удивляясь скрытым ресурсам собственной поясницы.

Большая часть дедовых выкроблений пролетела прямо перед моим носом. Несколько капель ударили серной кислотой по щекам  и небольшая блямба упала на грудь, почти туда, где у агрессора болталась его медалька.

- Нууу, дед – протянул я с плохо скрываемым удивлением – Ну, дееед, добавил я уже сосредоточено оглядывая землю под ногами

- Палючай фашист гранату

Дед явно торжествовал сокрушительную победу.

В тактических целях я не ответил ему не слова. Я просто нашёл, наконец, хороший осколок оранжевого кирпича, и быстро, стараясь сохранить элемент неожиданности, как в хорошей тюремной заварухе, метнул мой снаряд в оконный проем рядом с его деформированной белесой башкой.

Кирпич, как аргумент в подобного рода дебатах никогда ещё не подводил. Правда, он основательно замедлил ход перед самым стеклом и уже почти был готов направиться вниз, к центру притяжения полетов, когда совсем слегка задел стекло. Этого оказалось достаточно. Окно разделилось на три больших треугольных лезвия, которые устремились вниз, как топор гильотины во время сервисных испытаний.

Сполна упившийся местью, я брезгливо отёр лицо, отряхнул руки и быстро пошёл дальше. Мне совершенно противопоказано появляться на втором квартале. Абсолютно. Я несу сюда только разрушения и боль.

Что я выкину в следующий раз? Возьму в заложники киномеханика из «Чайки»? Подорву американское посольство?

***

В классе восьмом я вдруг заболел нелепой детской болезнью – свинкой. Можно было бы просто поржать над моим идиотским видом запасливого хомяка и радостной возможности прогулять пару дней в школе. Однако ж у свинки в недетском возрасте есть совершенно жуткая побочка – орхит. Орхит это когда совершенно бесцеремонные и подлые бактерии заводятся прямо в ваших яйцах. Вы себе даже представить не можете во сколько раз у ваших кокушек может увеличиться объем и до каких критических экстремальных температур они могут разогреться. Все что вам остаётся это лежать на спине раздвинув чресла и морщась глазеть в потолок. Ощущения при этом я описывать не стану из элементарной жалости к вам.

На второй день пожаловал доктор Криппенгут из районой поликлиники.

Он сказал обычное медицинское «Тэк-с» и долго с плохо скрываемой нежностью любовался моими яйцами.  В конце концов он заключил:

- Мда-с. Замечательный образчик. Замечательный. Пейте анальгин, молодой человек. Да-с. И плавки -  обтягивающие плавки носите. Не меньше месяца. А понравится – тэкс всю жизнь ходите в плавках. Теперь уже все равно. Все равно-с.

- В каком смысле – все равно, доктор? Я что умру теперь?

- Упаси боже! Не умрёте, конечно же не умрёте, мой друк! Но не без ложки дегтя. Сейчас, к сожалению, у вас скачковыми темпами отмирает большая часть той замечательной волшебной ткани внутри ваших яичек, которая должна будет сделать вас отцом. Да-с. Но, опять же не без огромного количества меда – все остальные мужественные черты вы не утратите, а вот необходимость предохраняться отпадёт напрочь, да-с.

- Что-что отпадёт напрочь? – ужаснулся я.

- Ничего. Ничего не отпадёт, мой друк, разве что необходимость платить кому-то алименты. Выздоравливайте-с. И анальгин. Плавочки в обтяжку и анальгетики-с.

Чёртов доктор оказался прав.  Через два дня «плавочек» яйца вернулись к обычной рабочей температуре, а размерами уже совсем не напоминали причиндалы коня Амура Тимура. Но самое главное я оценил позже когда мне стало переть с возможностями привлечения в постель женских особей. С ними можно было вытворять любые трюки, но грандиозных последствий в виде беременности и прочих аномалий  никогда не возникало.

Когда вам лет восемнадцать – девятнадцать потеря эфемерной возможности стать чьим-то отцом совершенно не портит вам жизнь. А позже меня посадили. Поверьте-с обрюхатить кого-либо в мужской колонии усиленного режима задача практически невыполнимая даже современными израильскими технологиями искусственного осеменения.

И вот только сейчас, когда я, поливаемый испражнениями воевавших дедов, тихо крался огородами, чтобы вступить на ответственный престол отцовства, я с горечью подумал, что справедливее было бы признать отцом ребенка Ди того самого доктора Криппенгута. Да-с. Впрочем-с откуда-то у меня возникает твёрдая уверенность, что в Джамахирии и след его давно простыл.

***

Леди Ди открыла мне дверь, оценила недобрым взглядом и  сразу же вернулась к большому зеркалу трюмо. Она явно куда-то собиралась.

Выглядела Ди восхитетельно. Большая часть её гардероба была приобретена в той стране где живёт и управляет мода. Сейчас на ней было платье как будто наскоро скроенное из морской тельняшки, но если внимательно изучить все выточки и разбеги швов, будто бы случайное расположение отверстий в самых нужных местах, то сразу станет ясно - тут поработало целое конструкторское бюро. Основной эффект от платья был однозначным – хотелось подойти к Ди, быстро засунуть башку ей под юбку и оставаться там максимально долгий период времени.

- Ну как вы тут с Алинюшкой?

Я хотел спросить участливо, но вышло чертовски фальшиво. Или Ди просто была не в духе уже с утра:

- Только не делай, пожалуйста, вид, что тебе не насрать на нас с Алинюшкой

Обманчивый эффект от ее платья тут же исчез. Во мне поднялась волна быстрой боксерской ярости и я с трудом стреножил гадость уже готовую было сорваться с моего языка. Вместо этого я елейно улыбнулся и провозгласил:

- Поздравляю, Ди!

Эффект получился как раз такой будто я все же сказал гадость. Ди подлетела ко мне как разгневанный боцман и замахнулась для ля пощечина манификь, но в ее красивых злых глазах вдруг выступили слезы.

- Скотина. Какая же ты скотина. Урод. Издевается ещё.

Мне стало жаль сразу как-то сжавшуюся Ди и я сказал:

- Мне и правда очень-очень приятно, что я скоро стану отцом!

-Хха – резко как мастер кунг-фу выдохнула Ди и снова подлетела ко мне – Ты это серьёзно?

Я знал, что женщины в этот момент склоны тестировать партнеров. А способны ли вы стать хорошим отцом? Тщательно ли станете охотиться, пока самочка отогревает яйца тёплыми пёрышками? Не кинете ли вы её в этот сложный для всей нашей страны момент?

- Я серьёзно. Ты уже подумала, как назовём?

Ди согнула указательный палец и постучала мне в лоб, будто в дверь:

- Гребаная бестолочь. Так и назовём. В честь отца.

Мне на секунду подумалось, что к Ди вернулась её поразительное для девушки чувство юмора и я подхватил:

- Бестолочь это если сын или дочь?

- Заткнись, скот. Какой же ты все же толстокожий скот. Неужели ты всерьёз, даже на минутку смог предположить, что я захочу ребенка от такого ничтожества как ты? Какая святая наивность! Я вот тут сижу и в больницу на аборт собираюсь. На аборт, понимаешь? А у тебя даже денег заплатить  за него нет, неудачник несчастный. Да таким как ты по три презерватива натягивать и то мало будет. Генофонд нации, блин, ходячий.

Если бы я получил новость о том, что я совершенно не гожусь на роль отца ребенка Ди час назад, я наверное пустился бы в пляс. Но сейчас, когда я уже можно сказать находился в поиске имени для ребёнка, мне вдруг стало немного больно. С другой стороны, я был ей благодарен. Охотится  мне сейчас крайне сложно в силу отсутствия трудовой книжки.

- Поезжай со мной обязательно, ладно? И расплатись там сам, я  сейчас дам денежку. Не хочу, чтоб подумали будто я какая-то блядь. И потом говорят после наркоза нехорошо. Поможешь добраться домой.

От слова «наркоз» мне вдруг стало ясно, в какое дерьмо я в травил бедолагу Ди и я  сильно запрезирал себя.  Но вот это ее «дам денежку» вообще добило меня окончательно. Я вспомнил, что часть её денежки совсем недавно хладнокровно украл и потратил на непорочную Барби.

***

«Юрий Аджебраилович Иссахаров. Доктор гинекологии» - табличка была массивной и дорогой.

Это была даже не больница. Просто две квартиры на первом этаже Шухрата объединили в одну и украсили вездесущим золотистым алюминием «Опа, а у нас теперь Европа».

Сам Юрий Аджебраилович Иссахаров оказался пожилым бухарским евреем. Он не был охотником на слова, но язык его жестов отличался легко читаемым красноречием. Доктор Иссахаров нежно взял Ди под локоть и повлёк в недра анодированой квартиры, а когда я устремился следом, Юрий Аджебраилович насупил парниковые брови и локтём же двинул меня в грудак. Его злобный взгляд указал мне в угол приёмной, где расположилась зелёная скамейка столь обычная в приёмных поликлиник.

Я сел на скамейку и воззрился на симпатичную молодую узбечку, то ли секретаршу то ли ассистентку доктора Иссахарова. Симпатяшка наморщив лобик читала учебник по латыни. Наверное студентка меда. На столом перед ней стоял телефон.

- Я позвоню? Очень надо!

Студентка быстро кивнула. Скрестив в кармане пальцы я набрал Михал Ваныча. Тот  же эффект – далёкие роботы смеялись надо мной и твердили, что номер и целая секретная вселенная с ним связанная просто плод моего больного ума.

Потом я набрал Анну. Очень соскучился. Очень люблю. Безумно хочу. Скоро буду. Ну очень скоро.

Молодая узбечка подслушивала. Когда я повесил трубку, она неожиданно спросила:

- Вы знаете как на латыни будет «инвалид»?

- Нет! И как же? (чего то она хочет, сама разговор завела, а так ничо себе, симпотненькая)

- Гомо инвалидус!

- Гомо инвалидус. Инвалидус. Гомо. Да, хорошо сказано. Опираясь на мои знания в английском – ин – валид, это типа «бесполезный, никчемный». Нормально от них общество открестилось. А «гомо» - эту тему и затронуть страшно, ха-ха-ха!

- Да нет же! Вы не поняли. Я вот тут сижу, наблюдаю нравы. Так я вам прямо скажу – каждый второй мужик, что женщину сюда приводит – гомо инвалидус. Вы знаете, что уже через несколько недель у ребенка начинает биться сердце!

- Дэк это и я гомо инвалидус, получается?

Услышав нотки агрессии в моем голосе, узбечка быстро уткнулась в свою латынь. Но его взгляд на последок быстро мне шепнул: «кто бы сомневался».

- А сколько ещё ждать?

Я спросил тоном капризного клиента частной практики.

- Часа полтора

Я понял, что мир спасет пиво и двинул к выходу.

- Постойте, а вы не хотите заплатить?

- Безусловно. Я вернусь когда все это закончится и рассчитаюсь.

- Нет-нет! Как это «вернусь» - распишитесь пожалуйста и оплатите счет. Вы что же не доверяете доктору Иссахарову? А он за собственные средства наркоз из Израиля заказывает. Лучший в мире. Ещё и таможенникам на лапу даёт, чтоб без проволочек! Да к нам со всего Ташкента едут!

- Хорошо, хорошо, без проблем. Я доверяю Юрию эээ Аджебраиловичу.

Я быстро рассчитался монетами леди Ди. Осталось как раз на обратное такси и  на пиво. Просто супер. Пиво сейчас необходимо. Что-то совесть активизировалась донельзя. И кто ей дал право меня осуждать. Сучка молодая. Что она знает о жизни. Гомо инвалидус! Это я то?

Да это я! Я! Украл деньги, сунул Ди под нож злочинца и убийцы Иссахарова, рассчитался за это её же деньгами, да еще сейчас себе на пиво выкрою. Тьфу. Инвалидус и есть. Гомо, блять.

Совесть распрыгалась не на шутку. Пришлось дать ей поддых и нокаутировать. Чем старше я становлюсь, тем легче нокаутировать собственную совесть.

***

Поправленный пивком я закусил конфектой от кашля. Вкус у конфекты был ужасен, но я не хотел портить воздушной амброзии Дома Иссахара.

Когда я вернулся все было кончено. Аджебраилыч совершил свое непотребство, забрал деньгу и свинтил. Наверное двинул вприпрыжку на митинг сатанистов. Студенкта сухо кивнула мне на дверь разделочной:

- Дайте ей ещё минут двадцать – прийти в себя от лекарства.

Ди сидела в кресле  с пустым взглядом человека впервые испытавшего сильный героиновый прилив. Она смотрела сквозь меня.

Я присел на стул рядом, понимая, что говорить бесполезно. Но Ди вдруг сказала совершенно трезвым голосом:

- Страшная штука этот наркоз. Вроде бы спишь, а вроде бодрствуешь. Раздваиваешься как-то что ли...

Вот мы с тобой в комнате и весело нам. И еще кто-то в комнате – третий. Ему тоже весело. А потом возникаю ещё одна я. Только такая огромная я – в разы больше комнаты. Я смотрю на нас всех сверху, будто на аквариум с рыбками. Смотрю, смотрю, а потом выключаю у нас в комнате свет. И все – темнота.

***

Афганский альбом. Забытый полк.

В 1983—1985 годах в небольшом кишлаке Бадабер в 10 км южнее Пешавара, находился лагерь афганских беженцев. При нём был организован «Центр подготовки боевиков Святого Халида ибн Валида», где под руководством военных инструкторов из США, Пакистана, Китая и Египта проходили обучение будущие моджахеды, намеревавшиеся вернуться в Афганистан для продолжения сопротивления против советской оккупации.

Помимо глинобитных домишек и палаток там располагались шесть складских помещений с оружием и три тюрьмы. Сюда привозили военнослужащих Вооружённых сил ДРА и «шурави» захваченных в Панджшере и Карабаге.

Советских пленных использовали на тяжёлых работах, за малейшую провинность жестоко избивали; одновременно душманы склоняли пленных к принятию ислама. У военнопленных созрел план: захватить склад с оружием на территории лагеря и потребовать от руководства моджахедов встречи с представителями советского посольства в Исламабаде.

26 апреля 1985 года в 21:00, когда весь личный состав лагеря был собран на плацу для совершения вечернего намаза, группа советских военнопленных «сняла» двух часовых у складов артвооружения и на вышке, освободили пленных и вооружились захваченным на складах стрелковым, артиллерийским оружием. Предполагается, что организатором восстания был уроженец Запорожья Виктор Духовченко.

В 23 часа по приказу Бурхануддина Раббани место боестолкновения было блокировано тройным кольцом окружения, составленным из отрядов моджахедов и пакистанских племенных отрядов пограничной милиции, вооружённых бронетехникой и артиллерией. Раббани лично предложил восставшим сдаться и пообещал сдавшимся сохранить жизнь. Но они ответили категорическим отказом и, в свою очередь, потребовали встречи с представителями советского или афганского посольств в Пакистане, а также вызвать на место происшествия представителей Красного Креста. Раббани отверг эти требования и принял решение начать штурм, который продолжался всю ночь.

К 8 часам утра 27 апреля стало ясно, что восставшие сдаваться не намерены. Во время штурма Раббани чуть было не погиб от разрыва гранатомётного выстрела, при этом серьёзные осколочные ранения получил его телохранитель. В 8 часов утра начался артобстрел Бадабера пакистанской тяжёлой ствольной артиллерией, после чего склад вооружения и боеприпасов взорвался.

Инцидент вызвал переполох среди пакистанского руководства и афганских моджахедов. Генерал Мухаммед Зия-уль-Хак, президент Пакистана, принял решение засекретить всю информацию об инциденте. Среди формирований Гульбетдина Хекматияра был распространён его приказ о том, чтобы впредь «шурави» в плен не брать, а при захвате уничтожать на месте.Пакистанскими властями был полностью конфискован выпуск пешаварского журнала «Сафир», который рассказывал о восстании в крепости. Однако сообщение о восстании советских пленных поместила популярная левая пакистанская газета «Муслим». Эту новость затем распространили западные СМИ

27 мая из материалов агентства печати «Новости» о произошедшем узнала широкая общественность СССР. Смысл сообщения — сугубо политический; в нём не было ни слов соболезнования родственникам, ни восхищения подвигом пленных, ни скорби об их трагической судьбе. Их гибель была использована как повод в очередной раз раскритиковать администрацию Роналда Рейгана.

Tweet