- Ленка, как думаешь, любит меня Дусик?
- За всю тебя не знаю, Танька, но к заду твоему он какие-то чувства испытывает. Он даже, когда разговаривает с тобой, то по его морде видно, что разговаривает не с тобой а с твоим задом.
- А что попка у меня реально классная. Я вот сегодня утром встала, подошла к зеркалу, повертела ею и сразу, так хорошо стало, аж попрыгать захотелось. А, что твой Костик, все еще на стадии поцелуйчиков?
- Не твое дело.
- Найти бы тебе такого же, как у меня Дусика. И вообще я не пойму, что тебе в Костике нравится? Ну да читал Достоевкого, кого там еще Ницше, Канта… Ну, это же тоска смертная. Мне иногда кажется, что он старый дед, просто очень хорошо сохранился. А ведь он только на год старше нас. Это, наверное, его институт испортил. Всего один год института и уже дед. Слушай, Ленка, может нам не идти в этом году в институт, а то смотри через год будем вот так с тобой сидеть и не о мальчиках, а об Канте и Достоевском говорить. Как там ры-ры-ры этого?
- Раскольников.
- Раскольников, точно – тварь ли я дрожащая или право имею? Помнишь, как нам Бородатая все уши на уроке прожужжала этой тварью. А теперь еще твой Костик, то о Толстом, то о Достоевском.
- Почему, мы вот вчера о Есенине, о серебряном веке говорили.
- Во-во и я о том же. Сядем такие с тобой с умным видом, напялим очки как у Собчак и будем о тварях дрожащих рассуждать. Чего у них там дрожит и какое-такое они право имеют? А еще у Достоевского, я знаю, Идиот есть, Бесы и какие-то братья.., Карамзины что ли, не помню
- Карамазовы.
- Вот видишь, Ленка, ты уже все произведения Достоевского знаешь, а что дальше? Помнишь, как Жукова на уроке физики все нам пальцем грозила, смотрите, девки, добром это не кончится. Закон Ома, закон Ома, а я одна дома, ля-ля-ля.
Леночка конечно все понимала, но сделать ничего не могла. Не лезть же ей, в конце концов, самой к Костику в штаны. Намеков она ему наделала предостаточно. Что ни свидание, то один сплошной намек. Но он все как-то увиливал от интима и дальше поцелуев не заходил.
Познакомилась Леночка с Костиком давно, три года назад и сразу влюбилась. Они тогда даже пытались встречаться. Но казалось, это было так давно, можно сказать, почти в каком-то детстве. Теперь же, как думалось Леночке, все было серьезно, серьезная любовь и взрослые отношения. Но только поцелуев ей было уже мало.

Шли дни, тянулись вечера, уходили в сон ночи. После дождливой осени пришла зима. Нудная, слякотная, в общем, достаточно мерзкая зима. Домой к Леночке Костик заходить не решался. К себе не звал. Свидания проходили большей частью на улице или по полутемным подъездам. И каждый раз одно и то же – прогулка за ручку и короткие поцелуйчики в подъезде. Леночке хотелось большего.  - Хотя бы руку в трусы засунул – недовольно думала она. Как объяснить это Костику она не знала. Сказать прямо было как-то нескромно, а скромно дело с мертвой точки не двигалось.
Сперва она рассказывала, какой насыщенной сексуальной жизнью живет ее подружка Танька. Иногда доходило до очень интимных подробностей. Про неудачный минет, испорченную спермой прическу и про леопардовые трусы, которые после пьяной вечеринки потерялись. Позже пропажа нашлась, но вернуть ее обещали только после секса вдвоем. Танька согласилась.
- Но они же такие классные, настоящая Италия. В конце концов, это комплект. Чтобы я делала с одним лифчиком? – оправдывалась подружка.
Костик был непроницаем и лишь изредка ухмылялся.
- А может он гей? – после леопардовых трусов вдруг осенило Леночку. – Скрытый, латентный педераст, как у Фрейда. Может он мучается, сомневается, нуждается в помощи. Не может определиться и страдает.
Леночка стала намекать Костику, что у нее есть друг гей.
- Да-а?! – удивился Костик и снова ухмыльнулся.
Потом последовали интимные подробности уже из сексуальной жизни дружка Ванечки. Сначала скромные, что ему тоже нравятся Роберт Патинсон и Данила Козловский, что ему интересно, кто из Иванушек гей? Чуть позже менее скромные. О медосмотре в военкомате, когда мальчики раздевались и откатывали головку, после нагибались и раздвигали ягодицы. И как все долго косились на Ванечку и на его выбритый лобок. А один врач даже подмигнул Ванечке после раздвинутых выбритых ягодиц.
Это развеселило Костика и он даже попытался сострить на эту тему. Но главное на что обратила внимание Леночка, не было гневных упреков, ненависти, не было желания жестоко избить Ванечку.
- Точно он гей и я должна помочь ему – окончательно решила для себя Леночка.
На следующий день Костик слушал как Ванечку отымел в зад его одноклассник с гордым именем Тимур. Ванечка давно заметил, что Тимур поглядывает на его зад. Он дождался, когда Тимур остался один, манерно подошел к нему и нежно шепнул на ушко, что хочет отсосать у него. Тимур гордо вспылил и пригрозил, что жестоко отметелит гребанного педрилу. Но на следующий день он как бы между прочим сказал Ванечке, что дежурит сегодня, а его сопартница не может остаться на дежурство.
Ванечка остался. В первом отделении он со вкусом отработал минет. Во втором отделении Тимур хорошенько отработал гладко выбритый зад Ванечки.
Костик слушал, тер лоб и одновременно хмурился и удивлялся.
Что бы это могло значить? Было не понятно. Не найдя явных голубых признаков в его поведении, Леночка все же решила продолжить психотерапию.
- Но прежде неплохо бы посоветоваться с профессионалом в голубых делах. – подумала Леночка и улыбнулась.
Ванечка, слушая Леночку, время от времени надувал губки, облизывался, и манерничал в зеркальце. Когда она кончила, он попросил тональный крем, загримировал назойливый прыщик, щекоча свой носик, посмотрел на Леночку и спросил:
- А у него большой?
- В смысле член?
- Да, блядь, член конечно! А ты думала, меня мозг его интересует или что?
- Ну я так не могу сказать, но думаю.., мне так кажется… А большой это сколько, как определить?
- Пиздец, ты с ним уже почти полгода встречаешься, и не знаешь какой у него член? Ты, что ни разу ему не отсасывала? – Леночка удивленно смотрела на Ванечку – Девочки, вы все такие скромницы, не сосу, в попу не ебусь. Так от тоски и помереть можно. Мне кажется, мы, педики, понимаем в мужиках куда больше чем вы, *дЭвкы* - как любит орать одна моя знакомая грымза. Учиться вам и еще раз учиться. Мужика за член держать надо, Леночка моя дорогая, сие давно знать пора. Я недавно отсасывал одному натуралу, ну ладно может не совсем натуралу, но баб он трахает, это я знаю точно. Так он мне честно признался, что у него ни одна дЭвка, даже блядь профессиональная так не отсасывала как я. А вы тети все как одна – ой да я не знаю, ой да мама предупреждала, ой да бабушка…
- Ну я же тебе все рассказала ты, что не слушал меня?
- Слушал не слушал, не бубни. Если у твоего Костика большой или хотя бы средний, то я не прочь отсосать и даже поебаться не прочь. Но с маленьким возиться не охота. Понимаешь, я уже свою попку натаскал на определенный размер, все, что меньше меня может и не зажечь. Если же он пассив, то я вряд ли могу помочь, мне нравиться только когда меня, а не когда я. Хотя могу язычком с его анусом поиграть, это я люблю. Только пусть помоется хорошо и неплохо бы все там выбрить. Неохота поносом страдать и левомитицин жрать. После Тимура два дня жидким стулом ходил, а в моем положении – это проблема, сама понимаешь. Или ты в попу не пробовала еще?
Измученная подробностями голубой жизни Леночка уставилась на Ванечку, чуть нахмурившись и глупо приоткрыв рот. Ее мучил вопрос, как развернуть беседу в сторону Костика, чтобы не углубляться в голубые подробности интимной жизни Ванечки.
- Что ты на меня так смотришь, как будто я в попу ебусь и в рот беру? – облизывая свой припудренный прыщик спросил Ванечка – В общем, если у него большой я отсосу, ну или хотя бы средний. Или хочешь, я сам с ним поговорю? Сделаю ему предложение, от которого он не сможет отказаться.
Кончив реплику Ванечка надул губки и провел по ним своим манерным пальчиком.
- Надо кончать его, иначе он не угомонится – подумала Леночка
- В общем, ты не против помочь Костику, если что? – немного смутившись и как бы искоса спросила Леночка
- Мой рот, и конечно же попа, всегда к твоим услугам, ну не совсем к твоим, ну ты меня поняла. Хотя было бы интересно – ты, твоя хрупкая ручка, и двадцати пяти сантиметровый фаллос. Он с трудом, с натягом входит в мою попку. Я чуть не до крови прикусываю губу, чтоб не закричать, но ты в роли жестокой сучки и…
- Все, я поняла, можешь не продолжать. – Леночка резко встала и выхватила тональный крем из рук Ванечки – мне пора бежать я позвоню.
- Фи, какая грубость. Эти девочки и, что только в них находят милые мальчики? Зачем было вырывать, я и сам бы отдал?

Проснувшись утром, Костик как правило шел в туалет и после обязательных ванных процедур (а случалось и до) приступал к своему любимому занятию – утреннему онанизму
Сперва нужно было настроиться на правильный поток сексуально-похотливых мыслей. Костик перебирал в голове образы. Вот всплыл образ ленкиной подружки Таньки. Ее задница, слегка прикрытая короткой юбкой, милые кружевные белые трусики. Хороший, так сказать, правильный сексуальный образ. Но вдруг, ни с того ни с сего, кантовская вещь в себе, синтез и анализ, трансцендентальность и все эти априори и апостериори, прочитанные накануне.
Рука чуть замедляет темп, предчувствие оргазма испарилось. Мозг начинает бродить по философскому лесу, чтобы найти хотя бы один сексуальный образ. Вот Танька показалась где-то вдалеке, в какой-то дымке. Усиленная работа мозга, образ Таньки становится четче, уже видна задница, трусики, она их снимает. Да, да, да. Единство и борьба противоположностей. Твою мать, только Гегеля здесь не хватало!
- Что-то на Таньку сегодня не прет – вздыхает Костик.
Мозг берется за тяжелое орудие и топором начинает рубить философские заросли. Повергнут Кант, повергнут Гегель, чуть дышит Фихте, но вот и он уже валяется. Экзистенциалисты разбежались только от одного взмаха топора. Но, кто это? Что это за бородатое чудовище?
- Елки-палки, Бердяев! Он-то, что здесь делает!?
Лишь однажды Костик прикоснулся к его труду *О назначении человека*. И надо тебе в такой неподходящий момент он вылез во всей красе. То ли экзистенциалист он, то ли славянофил, хрен поймешь. Как бороться с ним не понятно. Не боится, гад, топора. Надо чем-то таким увесистым и желательно по затылку. Лениным, Марксом гнать его, экспроприацией экспроприаторов, базисом и надстройкой его, материализмом, диалектическим материализмом его. Что не выдержал, гад, продразверстки, коллективизации, военного коммунизма. То-то будешь знать, как топора не боятся.
Пока возился с Бердяевым, материализм диалектический весь в своей красе вырос. Такой густой лес, годами взращиваемый одним топором не возьмешь. Тут хитрость нужна, нетрадиционный подход. Ха!
Пошли, родненькие, давай, давай прямо сиськами по лысине Ленина. В бороду, в бороду задницей, Марксу этому увековеченному. Теперь пойдет дело. И Танька, и Юлька, и Светка – все кого знал, кроме Леночки. Леночку нельзя. Леночка – это святое. Но об этом после, а пока давай, девчонки, веселее не стесняемся, крутим попами. Хорошо-то как! Еще, еще, да, да, да. Фух, супер, отлично. Спасибо, девочки, вы свободны.
Нельзя было сказать, что Костик был похотливым задротом. Просто он с утра предпочитал избавиться от всякой похоти, чтобы после спокойно копать философскую вечность. На повестке дня стояла *Критика чистого разума*. Книга вроде и не большая, такой объем с наскоку брался им в одну неделю максимум. В критике Костик ковырялся уже вторую неделю и только осилил введение. А если учесть, что в свое время Преступление и наказание были проглочены за четыре дня, то это вообще нонсенс.
Все слова в критике были Костику знакомы. Что и говорить не с улицы же он пришел. Хорошо плавал в основных категориях и основных философских направлениях. В экзистенциализме чуть ли не жил, герменевтикой дышал, а диалектикой выражал почти все свои мысли. Но критика его почти добила. Да, слова знакомы. Но они так выстроены в предложении, что смысл их после пятого шестого прочитанного им слова начинал теряться.
Начнешь предложение, вроде пока понятно все: вещь в себе и все такое. Подходишь к концу предложения, все капец, уже не помнишь, что в начале и соответственно полный бред в конце. Предложения приходилось перечитывать по нескольку раз. Когда смысл был схвачен, Костик делал пометку сбоку на полях, чтобы следующее предложение можно было связать с предыдущим.
Спрашивается, на хрена так себя мучить? Но Костик был честолюбив. Он считал, что не вправе вести дискуссии о немецкой классике, и о Канте в частности, если бы им по кирпичику не была разобрана Критика. Так он и мучил себя уже вторую неделю. И похотливые мысли в этом деле ему очень мешали. Приходилось в обязательном порядке с утра удовлетворять похоть, после садиться за Критику.
Не раз случалось, что к полудню от философской тоски в голову к Костику забегал знакомый девичий зад. Приходилось нарушать режим и выпускать похотливый пар.
Вспоминая критический рассказ Горького *О вреде философии*, Костик не раз успокаивал себя одной и той же мыслью:
- Представляю, что было бы с Горьким, если бы он за Канта засел.
Что же касается Леночки, то Костик и сам не знал, как так получилось, что она попала на божественный пьедестал, защищенный от его похоти.
Костик от природы был наделен красотой. Девичьим вниманием Костик был не то, что не обделен, его даже было сверх меры. С девочками он никогда сам не знакомился, это делали за него девочки. Они же приглашали его на свидания, они же предлагали ему встречаться. Кормили его, веселили, бегали за ним, влюблялись. И Костик считал, что, наверное, так и надо, так и должно быть, у всех так. Было ему невдомек, сколько девичьих сердец он разбил, танцуя с одной только Юлькой, год назад, на выпускном вечере. И уж тем более невдомек, сколько проклятий сыпалось в тот вечер на ее счастливую голову. А когда все девочки класса узнали, что Костик перестал обращать на Юлечку внимание, сколько в одночасье посыпалось злобных высказываний в адрес ее прелестной внешности и не самых сильных ее умственных способностей.
Леночку Костик знал давно. Познакомились они, когда он учился в девятом, она восьмом классе. Как-то так случилось, что вместе, в одной компании они отмечали новый год. И конечно же Леночка влюбилась по самые уши. Костик тоже обратил на нее внимание и, кажется, тоже почувствовал некоторую влюбленность.
Леночка из кожи вон лезла. Как же, мальчик на год старше, да еще чуть ли не самый красивый в школе. И пошли поцелуйчики украдкой, неуверенные прогулки за ручку. Были и пустые разговоры, и любовные записки, и даже письма.
От флирта с другими девочками Костик не отказывался. То Оля, то Катя, то Ира. Игры в бутылочку. Взрослые поцелуи, неоднозначные намеки. Вскоре Костику наскучила игра в любовь с Леночкой. И в праздничный день, восьмого марта, Костик отморозился в глухую. Не зашел, не поздравил и даже не позвонил.
Что это было, Леночка поняла не сразу. Потом увидела его сначала с одной девочкой, потом с другой. Ей же доставались только холодные приветы. Грустно, конечно, а главное совсем непонятно почему?
Раз в полгода Костик вспоминал о существовании Леночки. Они вместе гуляли и даже целовались. Леночка все это время любила его, но никак не могла ему об этом сказать.
Военно-полевая подруга Танька, видя, как страдает подруга, всячески пыталась ее отвлечь. Однажды, когда обе были уже в десятом классе и достаточно оформлены с женской точки зрения, Таньке удалось затащить подружку на взрослую студенческую вечеринку. В итоге Леночка напилась и потеряла невинность. Утром она долго не могла понять, откуда кровь. Когда же все стало ясно, она немного взгрустнула.
- Жаль, что это был не Костик – только и подумала она.

И вот они опять вместе. Они случайно встретились теплым сентябрьским вечером на остановке. Чуть теплый привет и легкий поцелуй в щечку. Ничего особенного просто он всех знакомых девочек целовал в щечку. Как-то так было принято, а кто завел эту моду, он уже не помнил.
Леночке же показалось, что это был самый горячий поцелуй в ее жизни, который только мог быть. Чуть закружилась голова, и отпускать от себя Костика в этот вечер ей уже не хотелось. Они пошли гулять.
Гуляя Костик начал заново открывать для себя Леночку. Оказывается она уже прочитала Мастера и Маргариту и даже кое-что там поняла. Увлекалась Психоанализом Фрейда и слушала интересную нестандартную музыку. И вдруг Костик вспомнил новый год. Вспомнил, как они прятались в какой-то темной комнате и пытались выдавить из себя признания в любви. Вспомнил, ее записочки *Я тебя люблю*. Одна такая у него до сих пор где-то валялась. Вспомнил, как она сказала ему, что хочет его. Он тогда растерялся и не знал, что ответить, ибо в те годы так далеко не заходил.
Когда Костик, провожая Леночку, поднимался к ней на этаж, в полутемном хрущевском подъезде ему показалось, что ее стройное юное тело светится.
- Она ангел! - решил Костик, - Ей Богу, невинный прекрасный ангел. В ней все совершенно. И как я раньше этого не замечал.
Ему захотелось стать перед ней на колени, коснуться ее света и от умиления заплакать. Но он лишь открыл рот и подумал, что знает ее почти целую вечность, что все это время она была где-то рядом, а он лишь изредка обращал на нее внимание. Стало как-то не по себе. Загаженный полутемный подъезд и она ангел воплоти. 
- А ведь у этого ангела классные сиськи, аппетитная задница и клитор между ног – вдруг мелькнуло в голове у Костика.
Ему показаться, что кто-то забрался к нему в голову и намеренно пытается измазать похотью прекрасный образ Леночки. Этот кто-то заставил Костика подойти к Леночке, взять ее за руку прижать к себе и страстно поцеловать ее нежные губы. Костик почувствовал эрекцию и страстное желание войти в Леночку. Перед глазами замелькали образы похотливых подъездных девок, что за бутылку пива готовы были испачкать своей похотью любой подъезд. Костик резко прервал поцелуй и отошел от Леночки.
- Она достойна большего, она достойна большего – повторял он про себя.
- Ну я пошла – растеряно выдавила из себя Леночка и скрылась за дверью.
Костик еще не понимал что это *большее*, где его искать и как со всем этим быть, но решил пока не заморачиваться. Одно было ясно – отказаться от Леночки он уже не мог.

Tweet