Жарким июльским утром я возвращался с рыбалки со своего любимого озера Долгое. Шел «низом» - под старым песчаным берегом Иртыша, где лежала его цветущая пойма: заросли ивняка и крушины, перевитые плетями цветущего дикого хмеля кусты джигиды и боярышника с щебечущими на их ветках какими-то птахами, журчащими едва ли не каждом шагу ключами и родниками с ломящей зубы холодной и сладковатой водой, с голубоглазыми озерами в зеленых лугах… Во, бля, как красиво пишу, да? Но если бы вы сами хоть раз прошлись влажной тропинкой по этим чудесным местам, в сопровождении порхающих над вами разноцветных бабочек, в вас тоже проснулись бы похожие поэтические чувства.
Вот так как-то иду я, значит, себе домой, насвистывая какую-то простенькую мелодию от избытка этих самых чувств, одной рукой придерживая лежащие на плече удочку и пару жерлиц с самодельными ивовыми удилищами, а другую руку мне приятно оттягивает тяжелое ведро с выловленными на утренней зорьке пятком полукилограммовых щук да двумя-тремя десятками отборных серебристых сорог и крупных темноспинных окуней. И вдруг слышу какую-то непонятную возню и детские голоса, доносящиеся из-за ближайших кустов ивняка. Эти самые кусты, значится, вовсю трещат, слышится возмущенный девчоночий писк и заглушающий его пацанский басок:
-Ты, Ралиска, не боись! Мы тебя немного поибаем и отпустим!
- Совсем немножко! – поддакивает ему еще один мальчишеский тенорок.
Ну вот, все мое элегическое настроение, естественно, как ветром сдуло. «Ни хрена себе! – подумал я. – Это что же за насилие творится в таком райском местечке! Да и кто это творит? Неужто детишки?».
Я поставил ведром с рыбой на тропинку, раздвинул удилищем кусты и… Точно, на зеленой шелковистой травке за этими кустиками затевалось нечто непотребное. Двое пацанов лет шести разложили на полянке девчонку примерно такого же возраста (во всяком случае, никто из этой троицы в школу еще не ходил, это я знал точно. Как знал и всю эту троицу – деревенька наша совсем крохотная, так что все ее жители знают не только друг друга, но и всех соседских собак и домашних коров по кличкам). Мишка держал отчаянно вырывающуюся Лариску за руки, а Сашка стаскивал с нее трусики и продолжал «уламывать»:
- Ралиска (именно так - Ралиска, а не Лариска. От волнения, что ли, коверкал имя?), ну чё ты, блядь, дергаешься? Сказано же тебе, скоро отпустим! Ну, давай немного поибаемся, а?
Меня одновременно стали душить и хохот и возмущение. Победило возмущение.
- А ну брысь по домам, засранцы! Я вам покажу… это самое!
Повторить то матерное слово, которое хоть и нетвердыми детскими голосами, но вполне уверенно выговаривали эти юные насильники, мне почему-то не хватило духа. Видимо, остановило присутствие «дамы», которая наконец вырвалась из рук оторопевших малолетних негодяев и с ревом побежала прочь, в деревню. И тут же в разные стороны от меня ломанулись и пацаны.
- Вот расскажу вашим родителям, они вам жопы-то надерут! – запоздало крикнул я им вслед. Потом все же не выдержал и расхохотался. Ну, дают сорванцы, а? Ишь ты – «поибаем» и отпустим… Вот деревня, а? Откуда только что берется. Живут по соседству, растут вместе, играют вроде бы совершенно в безвинные игры. Всей невинной троицей отправились купаться на Красненький песочек. И выходит, что вдруг по дороге у кого-то из них – ну уж точно не «Ралиски», - засвербило. Ребятки решили не откладывать дело в долгий ящик и в безлюдном местечке завалили девочку под кустики. Ну вот откуда такое падение нравов, а? Где они этого могли набраться? Впрочем, где, где… В деревне-то зачастую живут в стесненных условиях, и дети, бывает, становятся невольными свидетелями любовных утех родителей, как те ни конспирируются. А во дворах что творится? Петухи лезут на кур, кабаны на свиноматок да потом так паровозиком и стоят долго в глубокой задумчивости, а уж про бесстыдство где попало спаривающихся собак и говорить нечего. А дети – они же все видят, все берут на примету, и хорошее, и плохое, а потом реализуют на практике.
Но с другой стороны, что у этих-то могло получиться, ведь дети совсем? Может, и не стоило их пугать, повозились бы бесплодно да пошли себе дальше. Хотя… А сам-то? И тут я вспомнил, как примерно в таком же возрасте: за огородами, в кустах паслена, я и Ирка Рыжая… Вот же блин, а? А когда уже учился во втором классе - с Ленкой-Толстоколенкой, у нее же дома под крышей. Не помню уже, зачем мы туда полезли, но в итоге я залез на эту самую Ленку. И она ведь не возражала! Заслышав подозрительную возню, нас тогда турнула оттуда баба Пана и больно наподдала мне под зад метлой. А еще был случай, уже в четвертом классе… Ну и так далее. Нет, все-таки правильно я шуганул эту троицу. Не хрен развратничать в таком нежном возрасте!..

Tweet