Город хлебный (к нынешним событиям в Узбекистане)

Неверовский «Ташкент - город хлебный» наверняка отзовется в сердце каждого, кто только-только вырвался из московского почти что «буржуазного» бытия и оказался на этом залитом солнцем пространстве. Я десятки раз, сиживая в местных чайханах или разгуливая по базарам, ловил себя на мысли, что не интересуюсь более ни политикой, ни ходом каких-то там реформ. А интересен мне вид натуральных яблок или гранатов «верблюжий зуб». Или каких-то странных лимонов, величиною с курицу. Воистину хлебный Ташкент способен превратить заезжего в этакого сомнамбулу, отрешенного от реалий. Правда, ненадолго.
… Под вечер 24 марта, когда в соседнем Кыргызстане была фактически низложена власть, Ташкент замер в тревожном ожидании. Еще бы: Киргизия полыхнула с юга, к которому примыкает самый неспокойный узбекский регион — Ферганская долина. Но дело даже не в том, что граница между Узбекистаном и Киргизией исторически, экономически и даже этнически была и остается условной. А в том, что эти республики очень схожи по уровню жизни (проще говоря, беспросветной нищете), безработице, коррупции и прочим социальным факторам, неизменно ведущим к взрыву. И то, что Узбекистан «усилил» границу, как только начались волнения в Оше и Джалал-абаде, больше было похоже на попытку закрыть луну полой халата. Впрочем, для официального Ташкента не впервой исходить безусловно из добрых намерений: не будоражить, не «разжигать». Но куда денешься от «детей» таких намерений: пересудов на базарах, данных «народной статистики», меняющих местами причины и следствия?

Увы, чего нельзя запретить власти - так это жить иллюзиями. Вот, так сказать, основной лейтмотив официальной пропаганды, обрушившейся на головы узбекских граждан после событий в Киргизии. «Акаев оказался слишком мягкотелым политиком» (что в «переводе» означает: отказался применить к бунтовщикам силу). «Развел демократию в азиатской стране» (то есть позволил легально существовать оппозиции). «Не нажил опыта подавления локальных экстремистских вылазок» (за исключением отстрела просочившейся из Таджикистана исламской группировки «Хизб-ут Тахрир», уничтоженной преимущественно узбекскими военными). В плане этих претензий официальный Ташкент, можно сказать, тертый калач. Не раз и не два за прошедшие 14 лет независимости власти показывали собственному народу, кто в доме хозяин. Так было при разгоне «марша голодных очередей», когда ташкентское студенчество возмутилось внезапным подорожанием хлеба и по молодежи был открыт огонь. Так было на митинге в маленьком райцентре Паркент, где решили «поприсутствовать», а потом и пострелять войска.

Оппозиционные партии типа «Бирлик» и «Эрк» были выведены как класс в первые же годы независимости. У меня в Москве прятался один из лидеров «Бирлика» — его пытались достать даже во «враждебной» России. Чуть ли не полреспублики одели в милицейскую форму, позволяя силовикам беспредельничать по полной программе. И все равно Узбекистан время от времени потряхивало и потряхивает — локальными проявлениями недовольства, а то и терактами, один из которых был направлен непосредственно против президента Ислама Каримова. Но власть не дремлет и с бунтовщиками действительно не миндальничает. Хотя в целом лишен какого-либо права весь народ, за исключением откровенно байствующего чиновничества. «Восток, - многозначительно внушали мне на некоторых ташкентских кухнях - своеобразных местных Гайд-парках. -Прав не тот, у кого много прав, а тот, у кого много денег. А таких — единицы».

И все же Восток Востоку рознь. Практически как Запад - Востоку. Допустим, в идентично восточной ментальности киргизских и узбекских властей есть существенные различия. И некоторые из них для официального Ташкента (поскольку они реализованы на практике) могут вообще показаться убийственными. Но пал почему-то Бишкек.
Речь идет об одном из самых болезненных и непонятных для простых узбеков моментов — отношении официального Ташкента к России. В самом начале независимости Каримовым был взят совершенно четкий курс: обойдемся без «старшего брата». Идеологически и стратегически такой курс, конечно, имел объяснения. Бывшая партийная элита, вставшая во главе практически всех среднеазиатских республик, боялась Москву, а точнее - Старую площадь, на генетическом уровне. «Там», как известно, назначали на посты в советские времена, «оттуда» же с этих постов и снимали. Как правило, головы партийных секретарей летели отнюдь не из-за их нелояльности к Москве или «ошибок» в руководстве, а по причине «нескромности», проще говоря — коррумпированности (по советским, правда, меркам). И вдруг — свобода. Кто же ею «за так» поступится?
Второй момент, объясняющий отход от «старшего брата», - практически автоматическое решение вопроса советского экономического наследия. Все, что было создано и построено в республике за 70 лет советской власти и питало союзный бюджет, можно было без зазрения совести объявить собственностью независимого государства. Кроме, разумеется, внешних долгов. Тесное сотрудничество с Россией неизменно повернуло бы этот вопрос в русло «разделим бремя выплаты по-братски». А так - «ты правопреемник, ты и плати».

Наконец, прохладные отношения с Москвой давали возможность вести более оживленный диалог с западными державами, особенно из числа «заклятых друзей» России, и надеяться, в случае чего, на руку помощи Евросоюза, Вашингтона, на худой конец - Анкары.
Первые годы правления Ислама Каримова, если их рассматривать в контексте отношений с Росси ей, прошли под лозунгом «Мы всегда были сырьевым придатком Москвы. Не дадим больше себя обворовывать!». Отказ от «всего российского» не только планомерно вбивался в головы населению местной пропагандой, но и демонстративно «продвигался» на государственном уровне. Русский язык был практически объявлен вне закона, даже узбекский алфавит перевели с кириллицы на латиницу Все делопроизводство на русском, дублирующем узбекский язык, было свернуто. Памятники и русские названия, даже относящиеся к дореволюционным временам, ликвидированы. Русскоязычному населению, составляющему основную массу квалифицированных специалистов, недвусмысленно было указано на дверь. «Узбекистан — богатейший край, — чуть ли не ежедневно вещало с телеэкранов высшее руководство страны, - у нас есть хлопок, есть нефть, есть золото - проживем!» В итоге девяностые годы для Узбекистана прошли на грани экономического коллапса. Нефти оказалось так мало, что ее не хватало для собственных нужд, не говоря уж об экспорте. Золотых Клондайков также не удалось обнаружить. Ну а узбекский хлопок столь низкого качества, что не то что на мировом, но и на российском рынке за него не давали цены.

Намеренно прерванные связи крупнейших российских предприятий с «дочками» в Узбекистане практически обрушили промышленность, и без того обескровленную оттоком специалистов. Не стало металла, не стало леса — этого фактически стратегического для Узбекистана сырья. Слабые «челночные» ручейки, позволяющие населению хоть как-то существовать, неоднократно и грубо перекрывались с одновременным вводом ничем не обоснованных запретов и взвинчиванием цен, поскольку в стране господствует государственная монополия. Что касается иностранных инвесторов, главным образом из Турции, большинство из них свернули свою деятельность, практически ее не начав, когда в Узбекистане воцарилось два курса валюты - государственный, взятый «с потолка», и курс черного рынка, вдвое превосходящий официальный, но привязанный таки к экономическим реалиям.

Наконец, совершенно не оправдалась ставка властей на Дядю Сэма и старушку Европу. Фактическая деспотия и изолированная узбекская экономика, по понятным причинам, Запад не устроили. К тому же, что, очевидно, было главным для США в альянсе с Узбекистаном, власти так и не справились с фундаменталистскими движениями внутри страны. Каримов, если говорить объективно, практически не контролирует Ферганскую долину как вотчину местных ваххабитов. Да и юг страны, граничащий с Афганистаном и Таджикистаном, в плане светскости живет по принципу «до Ташкента далеко, а исламисты рядом».
«Надо было быть очень недалеким человеком (камень, понятно, в огород Ислама Каримова. — Дунduk), чтобы отвернуть от себя Россию», - говорят теперь узбеки. И подтекст этих сетований, если их экстраполировать на диаметрально противоположную политику Аскара Акаева, можно «перевести» так: «Это первое, что припомнят Каримову, когда возьмут штурмом его канцелярию».

Ведь при всем при том, что Акаев успел «натворить» в Киргизии, его отношения с Москвой позволяли «содержать» местную экономику в сколько-нибудь приличном состоянии. Ибо уровень нищеты в Кыргызстане ни в какое сравнение не идет с ужасающе бедственным положением граждан Узбекистана. Та же Ферганская долина, где народ буквально доведен до ручки, сегодня напоминает паровой котел, в котором давно переклинило клапан. Еще бы: на сравнительно небольшой территории сосредоточена практически половина населения Узбекистана — около 10 миллионов человек (во всей Киргизии проживает вдвое меньше). При самой высокой в мире плотности населения (около 300 человек на квадратный километр) здесь катастрофический уровень безработицы — без дела, а стало быть, и без хлеба сидит чуть ли не каждый второй.
Впрочем, в Узбекистане не существует понятия «богатый регион», включая столичный. Просто Ташкент - единственное, быть может, место в стране, где есть еще шанс прокормиться или перебиться случайными заработками. Но для жителей ферганского анклава непросто использовать даже эту возможность. Поговаривают, что лидеры ферганских исламистских движений, если выборы в соседней Киргизии не решат проблем южных регионов, примыкающих к Ферганской долине (а они их не решат), намерены объединить три узбекские и две киргизские области и «оформиться» в самостоятельное Ферганское государство. Однако вряд ли этот сценарий, как не гарантирующий обездоленному населению света в конце тоннеля, осуществим. Гораздо ближе, всего лишь за горами Чаткальского хребта, возможность реального переустройства жизни — поменять власть в Ташкенте. Тем более что после киргизских событий глухо клокочет не только Ферганская долина, но и сам Ташкент.
И все же не хочется, чтобы следующая остановка поезда, смахнувшая властные элиты Грузии, Украины и Киргизии, обозначилась в «городе хлебном». Каримов - не «мягкотелый» Акаев. Но и народ вряд ли напугаешь автоматными очередями. Снова кровь?

...Сильно врезался в память такой ташкентский эпизод. Вскапываем с приятелем грядки на его даче — основной кормилице семьи. Во двор, постучавшись, входят несколько парней из соседнего кишлака. «Дяденьки, - говорят, — дайте нам хоть какую-то работу». Приятель, чтобы не обижать парней, отвечает: «Да мы сами уже все сделали». - «Тогда, если можно, - просят парни, - дайте хотя бы хлеба...»

(Написано 18 апреля 2005 г.)

Tweet