Владимир Дмитриевич сдал полуживого от плавания и бани меня маме, и они о чём-то остановились поговорить. Всё, что мне удалось самостоятельно сделать — это прилечь на ближайшую скамейку, подложив под голову рюкзачок, и тут же крепко заснуть.

На некоторое время я проснулся, когда Новиков бережно укладывал меня на заднее сидение такси, стоящего аж на Волхонке, для этого тренеру пришлось нести меня в косогор, аж с километр — близлежащий Соймоновский переулок был с односторонним движением. От дяди Вовы, одетого всё в тот же спортивный костюм, валил пар и густо пахло водкой. Мама привычно ворчала, особенно тем, что машиной такси была вымирающая Победа — даже не 21-я Волга, не говоря уж о 24-й.





Мне теперь этого барчука два раза в неделю на такси возить? — возмущалась мама, — а ты говоришь, что сорок пять минут ему мало, так после полутора часов от него только пальто одно останется.
— Зин, не гунди, он быстро освоится, а второй сеанс я бесплатно с ним заниматься буду, план у нас есть.
— Ну тогда ладно, — мама что-то быстро прикинула в голове, — ещё раз подстрахую, а дальше сам на метро, — слышишь там?
— Слышу, слышу. Маам, я есть очень хочу.
— Ну началось! Ладно, заедем по дороге куда-нибудь, так и быть, а то обивку салона изгрызёшь.
— Нельзя ему сейчас, не меньше часа после тренировки пройти должно. Вот это можно, давай ему с собой парочку, — Новиков вынул из кармана надкушенное большое яблоко, которым наверно закусывал.
— Мытое хоть? — Мама смотрела на початый плод, как на материализовавшуюся из воздуха жабу.
— А как же, — тренер вытер яблоко об вытянутые на коленях спортивные штаны, и протянул мне.
Мдаа, — А вы чего стоите, счётчиком тикаете? Нам уроки ещё делать, я дорогу показывать буду (мама хронически путала право и лево, но это никак не сказывалось на её уверенности).
Водитель непроизвольно поёжился, втянул голову в плечи, надавил гашетку, отжал рычаг ручника, щёлкнул ручкой передач на руле, и мы поехали в сторону дома, хотя у мамы было совсем противоположное мнение на этот счёт.



* * *

Моя ревизия в клубе шла полным ходом. Помимо сортировки записей я ежедневно рылся на складе списанной мебели, благо ПалПалыч распорядился выдать мне ключ от него, и я под руководством столяра Лунохода починил стулья и кресла, наколотил удобных стеллажей и прочих нужных вещей, — мебель клубу отдельно не выписывалась, как Таня-семищелка не ныла, — проректор как-то сразу невзлюбил её, — всё-таки завклубом, это не жук чихнул, должна ближе к администрации быть, на ней матценностей висело, как репьёв на бродячей собаке, а как инвентаризация, так хоть топись иди, даже пианино прошляпить ухитрилась (правда, потом оно нашлось в МИИТе через год почти). Довольно симпатичная тридцатилетняя барышня приходилась дочкой какому-то важному партийному деятелю, и хоть в стакан заглядывала редко, была крайне охоча до всяких половых излишеств, которым и предавалась в своём отдельном кабинете за сценой.

Прозвище она получила после того, как обслужила всю баскетбольную команду вместе с одним запасным и ботаником Хмыловым, случайно зашедшим в спортивную раздевалку за потерянными кедами. Спортсмены-то калачи тёртые, даже которые запасные, а экс-девственника Хмылова так шуточно напугали неминуемыми сифилисом и триппером, что он не стал ждать позора, пошёл и неуклюже повесился на шторной верёвке актового зала.
Если бы его рукожопость не наложилась на жопорукость гуцула Некулая, тупо вбившего обычные гвозди карниза прямо в штукатурку бетонных перемычек оконных проёмов, — быть бы беде, а так висельник только сломал карниз, высадил пару стёкол и обоссал брюки, шторы и стол президиума с красной бархатной скатертью ( стол придвинули к окнам, освобождая место для дискотечных танцев). Сущие пустяки, но история поимела некоторую огласку Е, и Семищелке поставили на вид, ибо скатерть была реликтовой, и бережно использовалась ещё со времён становления института.



* * *



Слева направо: Дилан, Линн, Петти, Харрисон, Орбисон.
Понятно, что прославленные музыканты собрались в доме Дилана не совсем уж просто так, — у Харрисона подгорал двусторонний сингл. Одну сторону он написал (ну не он, а Джефф Линн, но не за сникерс же, и в авторах указан), а на вторую идей даже не было, — выручайте, братцы.
Это, типа Джордж накропал:
This Is Love



Харрисон ходил по дому Дилана, ковырял в носу, чесал жопу, заглядывал во все углы и грустно вздыхал.
— Жорик, сядь, не маячь уже, — про что песню-то сочинять? — спросил инициативный Линн.
— Ну там это, как его, ну про любовь там, про одиночество, про надежду, про страдания, , как будто сами не знаете, бля.
— Про какую Надежду, — из Бруклина? — оживился Том Петти, самый молодой из гитаристов.
— Из херуклинга, в свою тарелку смотри, — проворчал вечно недовольный Циммерман — Дилан.
— Ну страдания и боль я беру на себя, — отозвался Орбисон и неловко потушил сигарету об запястье своей же руки.

Тут на Харрисона с антресолей упала какая-то коробка с надписью «Handle with Care» — Вот и название! А что она лёгкая какая-то и не гремит? — Джордж засунул руку внутрь.
— Положь на место, сука! — заорал Дилан, но было поздно, бывший битл извлёк на свет потёртую резиновую бабу и издевательски пропел:
You’re the best thing that I’ve ever found
Handle me with care
(Ты — самое лучшее, что я когда-либо находил,
Обращайся со мной осторожно.)
Дилан дерзко швырнул в Харрисона смятую салфетку ( не кидаться же у себя дома твёрдыми предметами) и затопал ногами в тапочках.
— Не останавливайся, Бобка, есть ритм, — Дхефф начал наигрывать основную партию, Орбисон гармонично встрял с припевом, а Петти стащил с тарелки отвлёкшегося Циммермана кусок фаршированной щуки. Ещё через 15 минут песня была готова.
Харрисон прочёл слова и почесал затылок:
Been stuck in airports, terrorized
Sent to meetings, hypnotized
Overexposed, commercialized
Handle me with care
Застревал в аэропортах, меня терроризировали
Отправляли на собрания, гипнотизировали,
Излишне раскручивали, коммерциализировали
Осторожней со мной..
— Комме.. комерци.. — это что за хуйня, в натуре?
— Сам сначала что-нибудь напиши, а то перЕквалифИцировАться ему нравится, а коммерциализировали, — это хуйня, значит? С твоим именем любая шляпа прокатит, развыёбывался тут.
— Да ладно, пацаны, нормально общались же. Давайте вместе споём:
«Handle With Care»:



Джордж прибежал на студию Warner Bros. — вот, успел в срок, гоните мани, а то Дилан за мной как тень ходит.
* Немножко о Warner Bros. Ну кто не знает этот легендарный холдинг братьев Уорнеров? Гарри, Альберта, Сэма и Джека Уорнеров?



А кто знает Гирша, Аарона, Шмуля и Ицхака Вонсколасеров, выходцев из польской губернии Российской Империи? Не, я не очень против евреев, но почему они всегда перекрашиваются под окружающую среду? Они сами себя считают второсортной нацией?

***

Короче, в этой синагоге сразу смекнули, что попало им в волосатые руки. — Мистер Харрисон, вы идите в кассу, вашу Любовь мы найдём куда воткнуть, а вы вместе альбомчик целиком слепите, мы вам денежек дадим, у нас же любовь по контракту до 1995 года...
Наследники Вонсколасеров знали, что делают, — написанный за неделю альбом Traveling Wilburys Vol. 1 за 6 месяцев продался более одного миллиона раз.
А название группы они придумали, не желая записываться под собственными именами, иначе было бы похоже на название адвокатской конторы. Trembling Wilburys — так называли всякие косяки звукозаписи Линн и Харрисон, работая над альбомом последнего, — «Cloud Nine». Орбисон придумал или вспомнил некоего сэра Чарльза Трускотта Вилбури, родственниками которого они якобы являются, — хорошую травку из Индии Харрисон подогнал. Заменили Trembling на Traveling, и стали Джордж Харрисон — Нельсон Уилбери, Том Петти — Чарли Ти Уилбери младший, Рой Орбисон — Лефти Уилбери, Боб Дилан — Лаки Уилбери, Джефф Линн — Отис Уилбери.

Tweet