Итак звали его Магнус. Магнус Стонпик. И был он среднего для гнома роста дворвом. Носил длиннющую аж до мудянки, чёрную сальную бороду, вследствие чего мандавошки легко перебегали по ней на голову и гнездились в волосатых немытых ушах... Несмотря на его 150 лет, он ещё не тискал своими широкими лопатовидными, грязынми и заскарузлыми лапищами ни одну гномиху. Однако его друзья прозвали его Магнус-фаллос. А окресные пастухи величали не иначе как "Чудовищноизтемнотыпрыгающийтрясущийгромаднымхуемовцеёбище". Впрочем какая порядочная гномиха подпустила бы к себе маленького, вечно воняющего луком и ещё непойми чем, похотливого бородатого хмыря, жадного к тому же до денег и постоянно бегающего глазками вокруг в поисках чего бы слямзить. Итак жил наш Магнус в горном селении до 150 лет, бегал за овечками, воровал у соседей, пил сивуху, обучался кузнечному делу и может быть стал бы неплохим кузнецом, если б в один прекрасный день не вдарил со всей своей немалой дури вместо наковальни по своему достоинству. После этого он решил что молот-это не его орудие труда. Он своровал себе маленький альпеншток с памятной надписью "смерть меньшевикам", собрал скудную котомку из соседских запасов хлеба и лука, и подобно карликовому Санта Клаусу с непосильной ношей ворованной хавки ломанулся с гор в поисках счастья и женщин в большой и прекрасный мир... Магнус брёл по горной тропе, кряхтя от тяжести мешка с припасами и внезапно открывшегося метеоризма. Не то, чтобы Магнуса это не устраивало-наоборот реактивная тяга помогала ему быстрее семенить своими маленькими кривыми ножками. Его беспокоила лишь вероятность того, что аппетитное содержимое мешка пропахнет. Дворвы конечно ели еду и тухлее, но Магнус хотел продать часть припасов в ближайшем селении для получения свободно конвертируемой валюты. Конечно, ещё дома Магнус хотел своровать немного денег, но его всякий раз ловили и очень больно били, преимущественно по почкам. Магнус шел по горному склону, давя грязными дырявыми сапогами горнокозьи шарики и беспорядочно растущие эдельвейсы, ронял в близлежащие ущелья маленькие, где то с кулак, булыжнички и с наслаждением прислушивался к пению птиц, плавно переходящие в шум горных обвалов и дикие крики альпинистов. В конце склона маячила деревенька, всё больше и больше видимая за завесой смога от печных труб. Магнус перетряхнул свою котомку и быстрее засеменил туда, откуда пахло подгоревшей кашей, навозом и дохлыми мышами... Магнус вошел в деревеньку с надветреной стороны и ближе к вечеру. Перелезая через чей-то плетень, наш бедолага весьма чувствительно зацепился бородой за стоящие у плетня грабли...При этом он столь же случайно наступил на те же злое...ие грабли, которые катапультировали его на крышу курятника местного кулака-недобитка. Крыша оказалась гниловатой и не выдержала веса Магнуса. С громким треском и матом дворв провалился в тёмные смрадные глубины курятника, давя по пути кур, хрустя под сапагами ихними яйцами и почёсывая собственные. Когда на шум из избушки выбежали мордатые крестьяне с топорами, вилами а также одной очень большой "розочкой" от трёхлитровой бутыли самогона, их удивлённым взглядам предстало нечто, вылезающее из сарая, перемазаное курьим дерьмом, вываленное в перьях и громко хрустящее скорлупой под сапогами. Деревенщина струхнула и бегом удалилась в свою хатку, плотно затворив двери, окна, ставни, застегнувшись на все пуговицы и завязки, крепко закрыв глаза и потушив свет, принялись молиться своему мордатому богу, чтоб не дал их раскулачить... Магнус злобно по гномьи ругнулся и побрёл к местному колодцу-смыть с себя дерьмище... Магнус топал к колодцу зигзугом. Пробираясь огородами, он мысленно ненавидел местных кулаков и бюргеров, понаставивших на его пути плетней, навозных куч и перекопавших ровненькую травянистую земельку под колючие заросли прыщавых огурцов. Споткнувшись об очередной побег этого зеленоплодного растения, Магнус случайно уткнулся носом в оконце близлежащей бревенчато-глинобитной постойки. К его радостному удивлению это была баня. Каморкоподобное замшелое помещение освещала единственная свеча. В тусклом её свете, Магнус увидил отливающее нездоровой белизной, обильно окученое целюлитом тело молоденькой бюргерши, которая вздумала произвести малоприличные гигиенические процедуры, присев на корточки над тазиком с водой. Магнус от этого зрелища живо припомнил свою любовь к братьям нашим меньшим. Маленькое окошко баньки моментально запотело от прерывистого жадного дворвского дыхания. Магнус принялся вытирать запотевшее окошко трясущейся рукой, оставляя на нём жирные чёрные разводы и мелкие царапины . Однако окошко не выдержало такого напора и внезапно с треском открылось, пропуская в баню падающее маленькое волосатое тельце... Магнус кубарем покатился к ногам визжащей от испуга толстухи. Он кряхтя встал, вытер левую руку (а к слову сказать большинство дварвов-левши) о бороду, оставляя на ней следы из липких белых комков и шмыгнув сопливым носом гнусаво представился. -Магнус... Бюргерша не нашлась что ответить странному маленькому волосатику и лишь автомтически продолжала своё святое дело гигиены, смотря на Магнуса большими испуганными глазами молодой коровёнки, которую внезапно покормили большим мешком пургена. Магнус узрев сие, принял её гигиеническую процедуру за взаимное влечение и очертя голову рванулся к даме. Все мандавошки на его волосатом теле взвыли от радости в предвкушении свежей кровушки. Этот страшный вой пробудил нечно тёмное в лесу. В лесу из огуречных зарослей от длинной колючей ветки отпочковался маленький зелёненький человечек. Это было нечто с телом огурца, головой незрелого помидора, семипалыми ручками и ножками, с ладошками в форме ганджубаса, и с маленьким зелненьким гороховым стручком на причинном месте. Это нечто подошло к распахнутому окну и загляделось большими пупырчатыми глазками на безобразия и бесчинства, творимые маленьким волосатым созданием... Вечерело. Визги, хлюпанье, чавканье и дворвьи охи не стихали в стенах бани. Маленький зелёненький человечек отвёл взгляд от непотребства и залюбовался вылезшим из за туч месяцем, стыдливо прячущимся среди бескрайних огуречных зарослей и высоченных навозных куч. Человечек смотрел на родную природу и медленно ехал в Мексику. Ему хотелось текилы, ганджубаса и маленькую зелёненькую овечку... Толстая бюргерша с визгом выбежала из бани голышом и стала усиленно чесаться в паховой области в ярком свете луны. Клочья расцарапаных в кровавое месиво мандавошек отлетали на огуречные грядки и орошали зелёненькие листики маленькими рубиновыми капельками свернувшейся кровушки. Из дверного проёма показался Магнус, заправляющий свою грязно серую рубашку, усыпанную белёсыми давно засохшими пятнами в кожанные, видавшие виды и пахнущие почти новыми деревенскими валенками портки. Его бородатая харя выражала если не филосовское умиротворение, но облегчение, сравнимое с тем, которое он некогда испытал посетив при входе в деревеньку маленькое дощатое кособокое строение с маленьким, любовно выпиленным в дверце, сердечком. И тут он узрел маленького зелёненького человечка. Он был маленьким. Он был зелёненьким. И он был человечком. Человечек тоже узрел Магнуса. Он был вшивым. Он был вонючим. И он был дворвом. Так они и стояли, пялясь друг на друга в серебристом лунном свете на фоне гигантских целюлитных телес часоточной бюргерши, которая прыгала посреди нежных огуречных побегов в надежде вытрясти изобилие генерического материала, которым наградил её Магнус, из своих бездонных глубин... Магнус отвесил челюсть, капая слюной на бороду и в удивлении протёр глаза, занося стафилакоковую инфекцию с немытых рук на роговицу. Маленький зелёненький человечек подошел к осталбеневшему дворву и дружески протянул ему семипалую лапу. Бедолага был нем и не мог поприветствовать маленького волосатого вонючку, но Магнус правильно истолклвал его жест, поковырялся в носу, выудил оттуда длинную зелёную соплю и размазал её по семипалой ладони в крепком рукопожатии. Маленький зелёненький человечек знаками показал на прыгающую как гигантский жирный мячик, дав понять что не прочь сам пообщаться с ней, облегчив свой маленький зелёный стручек от пары горошин. Магнус хитро подмигнул новому знакомцу и почесав сидалище, взвалил на плечи мешок с припасами и похромал в глубь ночного посёлка. Туда, где слышалась музыка, шум мордобоя, грохот ломаемых стульев, громкий деревенский мат и звон битого стекла. Магнус подошел к большой избушке, из окон которой струился родной до боли в отбитых за воровство почек, запах сивухи. Над крыльцом в свете луны Магнус по слогам прочёл что то странное... То ли "Трактир" то ли "Сартир"... В темноте было не понятно, но Магнус решил рискнуть. Он заглянул в сени, там лежал большой грузный человек с красным лицом. Человек любовался мутными глазами на резных птичек под потолком и время от времени поворачивался на бок, дабы увеличить огромную лужу блевотины, в которой он и возлежал. Магнус брезгливо принюхался и пошарил у толстяка по карманам. В карманах оказался небольшой кошель, туго набитый чем то звенящим, дохлая мышь, штопор и пилюли от гемороя. Магнус прикарманил деньги, отправив всё остальное в зловонную лужу. Тщательно вытерев об толстое брюхо лежащего от блевотины ноги, Магнус пинком открыл дверь и ввалился в густой табачный туман, которым была устлана главная зала таверны... Магнус пробирался на ощупь в клубах дыма, хрустя под сапогами битым стеклом, чавкая навозными комьями и поскальзываясь на чьих то соплях. Слегка запутавшись в дыму, он рванулся на запах сивухи и не ошибся, больно стукнувшись шнобелем в стойку бара. Достав из котомки альпенштокк он ловко взобрался на высокий табурет, оставив глубокие зазубрины в стойке и расколов пустую пивную кружку, так некстати оказавшуюся на пути ледоруба. Подняв гнойные подслеповатые глазки, Магнус узрел сквозь клубы дыма свиноподобную жирную харю местного барыги. Барыга протирал засиженый мухами стакан серо-желтовато-черноватой тряпочкой со следами фекалий бесчисленных поколений тараканов. Магнус выудил монетку из кошеля и звонко звякнул ею по осколкам кружки. Барыга жадно схватил монету, засадив в свои загребущие рученки дюжину заноз и осколков битого стекла. Затем лихо налил из здоровенного пазыря мутной жидкости цвета свежей коровьей мочи и подобного же запаха в засиженый мухами и прочими глистоподобными тварями стакашек. Магнус брезгливо принюхался, вытер пальцы от навоза об бороду, крепко зажал свой сопливый шнобель ими и одним глотком отправил сомнительную жидкость в свой гастритный желудок...