Уже месяц Степан жил у Мани, жил как во сне, как в сказке, блятьсукапидорнахуй. Он постоянно от всего охуевал, любовь распирала яйца, отчего последние отчаянно чесались и хотелось дрочить. Это было ново и очень охуэнно. Как водолаз в говно он погрузился в неведомый ранее мир ибанутых любовных галюнов. Всё в этом мире было окрашено в светло-голубые и розовые пропидорские тона, сука. Стёпа постоянно находился в приподнятом душевном настроении. Ему хотелось пердеть, рыгать и ржать. Кровь бродила в нём как дерьмо в отстойнике в который кинули дрожжи. В ПТУ на занятиях он постоянно думал о Мане. Он представлял её себе голую, сосущую ему хуй и мечтал о скорой встрече с её пиздой, ртом и очком. Учение не шло уебану в голову, и он не мог дождаться окончания уроков. Маня тоже часто думала о Стёпе, в который раз заново переживая секунды их ебливой близости. В душе её еблись кошки, а пизда пахла хуем и пачимута селёдкой. После занятий в ПТУ, наскоро перекусив в дешовой тошниловке, уебанцы как от пинка под жопу летели в общагу нахуй, чтобы скорее поебацца. По дороге , каждый раз Стёпа восторженно нёс хуйню: - Сегодня я опять все уроки думал о том как ебу твой рот. У меня даже встал! Маня счастливо улыбалась и слюняво чмокала его в грязный гуимпленский ебосос. Придя в общагу, они запирались в параше и сосались как бляди. Когда из пизды Мани начинало лится Стёпа медленно снимал фуфайку и галоши с Мани и целовал её грудь раскошного 0,0005 размера, лизал грязную жопу и мацал за пизду. Потом и сам представал перед ней в костюме Бори Моисеева перед случкой, блять. Глаза их горели желанием, пизда и хуй обьединяли их, и трепетный восторг охватывал корявые туловища. Души их в это время где-то высоко - высоко, вне пространства и времени весело еблись. Наконец, наебавшись, они возвращались в грязный сортир. Стёпа нежно целовал Маню и вытаскивал её бошку из унитаза. - Порядок, нах, cцука. Теперь я снова обычный долбайоп. Ты вылечила меня. Без тебя я, наверно, был бы простым задротом и пидаром. Но нахуй дрочить, если рядом есть твоя жопа, бугага? Маня охуевши щёлкала хлеборезкой и целовала своего любимого глиномеса. Одевшись, они выходили из общаги и вовсю пиздаболили. Шарились по кабакам, гуляли по улицам, на которых Стёпа постоянно получил по иблу и иногда ходили в леса ебацца. Где однажды их и нашли их по весне, блять. Два замерзших тела в позе 69, проткнутых шпалерой и неподалёку повесившегося какого-то пидорского деда с документами на имя Юрия Мойшевича Берковича.