Часть 1:  http://udaff.com/creo/96455.html
Часть 2:  http://udaff.com/creo/96473.html
Часть 3:  http://udaff.com/creo/96551.html
Часть 4:  http://udaff.com/creo/96575.html
Часть 5:  http://udaff.com/creo/96609.html




        22 января, 2008 г.

        Домой Истринская приехала под утро. Она тихонько вошла в комнату сына, хотела поцеловать его, но передумала. «Ещё разбужу, - подумала она. – Так сладко спит…Котик мой…»
        - Шура, - раздался сзади тихий голос мамы, - небось, голодная?
 
            Истринская обернулась, подошла к матери и обняла её.

        - А ты что не спишь, мамуль? – ласково спросила дочь.
        - Ой, Сашка, да какой тут сон? – тяжело вздохнула мать. – Хотела бы я посмотреть, как бы ты спала, если бы Юрка твой дома не ночевал. На время взгляни. Пятый час. Утро уже. Господи, и когда ты уже с этой работой разделаешься? Но это разве мыслимо, уходить в восемь утра, и возвращаться на следующий день утром. Не удивлюсь, если и сегодня помчишься спозаранку. А когда же отдыхать? Ты хоть бы о здоровье своём подумала…
          - Мама, - виновато улыбнулась Александра, - зачем ты драматизируешь? Это же не каждый день. Что поделаешь, сегодня вот так получилось.
          - Ой, Саня, прекрати ты ради бога, - махнула рукой мама, - «не каждый день». Я уже и забыла, когда ты вовремя домой возвращалась. Нужно здесь в коридоре хоть портрет твой повесить…
          - Это ещё зачем? - удивилась дочь.
          - Ну, как это зачем? – съязвила мать. – Что бы сын не забыл, как мать выглядит. А то придёшь однажды домой, а Юрка скажет: здравствуйте, тётя, вы к кому?                                                                                                     
          - Ну, мамочка, - рассмеялась Истринская. – Что ты сочиняешь?
          - Я сочиняю, - не довольно буркнула старушка. – Пойдём на кухню, я там пельмешек приготовила. Разогрею…
          - Я перекусила, мама, давай чайку фруктового выпьем, да лягу, отдохну немного.                                                                                             
          - «Перекусила» она. Испортишь желудок. Всё на ходу, да на ходу. Нельзя же так. Прежде всего, человеку необходимо нормальное питание. А у вас одни перекусы, да кофе целыми днями… Не бережёшь ты себя, совсем не бережёшь, Саша. Ты же говорила, отпуск у тебя в январе. Опять перенесли? – не унималась мать.                                                                                                             
          - Да нет, - ответила дочь, - сейчас одно дело доведём до конца и – отдыхать.
          - Господи, сколько раз я уже это слышала, - проворчала мать, - одно дело доводишь до конца, следом другое и так до бесконечности. Тебе чай с сахаром?
          - Одну ложечку, - кивнула Александра и прикрыла глаза.
          - Что там у тебя ещё? Опять наркоманов ловишь? – спросила мама.
          - И их тоже, - уклончиво ответила дочь.                                           
          - Смотрю телевизор и диву даюсь. Вы всё ловите, ловите,  а их с каждым днём всё больше и больше становится. Вчера какой-то депутат выступал, слышу, говорит: нужно наркотики легализовать, мол, это поможет в борьбе с наркоманией. Думаю, рехнулся совсем? Это что получается? Он заодно с этим наркоманьём? И кто его в депутаты избрал?                                                                                         
          - Ну почему сразу заодно? – возразила дочь. – Мнения на этот счёт разные.
          - Да какие уж тут мнения, если он такие вещи говорит…                             
          - Это очень сложный вопрос, мама. Люди во всём мире борются с этой напастью, пробуют разные методы, ищут разные подходы…                   
        - Чего их искать? – усмехнулась старушка. – Вон, возьмите восточные страны. Поймали с наркотиками, сразу голову долой. Сто раз подумает, связываться с ними или нет.                                                                                                                   
        - Если бы всё это было так просто…                                                           
        - Когда смертную казнь-то вернут? – вдруг спросила мать.
        - Ты что, мама? – удивилась Истринская. – Действительно думаешь, что смертная казнь панацея от преступности?                                                       
        - А то как же? Ты разве сама не видишь, как распустили этих негодяев? Они ж ничего не боятся. А так…                                                                                 
        - Нет, мам, я тут готова поспорить. Эффективность наказания заключается вовсе не в жестокости…                                                                               
        - А в чём же ещё? – удивлёно спросила мать.
        - … в его неотвратимости. Проблема в раскрываемости преступлений. Ты понимаешь, когда власть даёт повод преступнику думать, что он может остаться безнаказанным, тогда и растёт количество преступлений.                               
        - Нет, - замотала головой мама, - я не согласна. Одно дело, когда человек думает: а, ерунда. Подумаешь, поймают, отсижу год-два в тюрьме и выйду. А другое дело, когда он понимает, что, совершив преступление, лишится головы, он, возможно, и не станет ничего плохого делать.                                                         
        - Ладно, мама, спасибо за чай, давай отложим эту дискуссию до моего отпуска. Может, ты и права… Как Юрка? Что там в школе?                             
        - Нормально всё. «Английский» немного подзапустил. Вчера была в школе, учительница сказала, если так дело пойдёт дальше, за четверть «трояк» выставит. Давала ему нагоняй. Пообещал исправиться.                                                 
        - Спасибо тебе, мамочка, - дочь расцеловала мать, на глазах у обеих навернулись слёзы. – И чтобы я без тебя делала! Скажи ему, если получит за год, хоть одну тройку, всё лето будет заниматься дома…                                   
        - Да сказала уже…                                                                                               
        - И что он?
        - Улыбается, что он скажет? Но заверил меня, что до троек не опустится.
        - А остальные предметы как?                                                                             
        - С остальными нет проблем. Он-то парень сообразительный. А с «английским», видимо, иногда ленится учить. Иностранный язык, это же чистая зубрёжка. Тут только нужно сидеть и учить, учить, учить…  Учительница раздаёт им новые слова, а на следующий день они пишут по этим словам диктант. Ну, и как его напишешь на «пятёрку», если не вызубришь дома?
          - Пойду в отпуск, я им займусь. Я ему поленюсь. Ладно, мам, спокойной ночи…                                                                                                           
          - Спокойного утра, - поправила мать. – На часы взгляни.
          - Тогда спокойного утра. Разбуди меня часиков в десять. Хорошо?
          - Хорошо, хорошо, дочка, иди отдыхай.                               
                                                                                                                   
        Истринская выключила звук на мобильном телефоне и, прикоснувшись к кровати, мгновенно провалилась в сладкие объятия предрассветного сна.
                                                                                                                       
        До десяти утра поспать не удалось. За час до предполагаемого подъёма противно затрещал домашний телефон.                                                           
        - Слушаю, - хриплым голосом ответила Истринская.
        - Александра Юрьевна, извините, но…
        - Маша, без лишних слов! – перебила Истринская.
        - Я установила адрес парикмахера, Плотников переулок, дом… Это рядом с Арбатом.
          Истринская мгновенно проснувшись, вскочила с кровати и вынула из лежащей на тумбочке пачку сигарету. Закурив, спросила:
        - Ты уверена? Это точно он?
        - Конечно, на сто процентов не могу утверждать, но… В общем, сегодня рано утром мне позвонила бабушка, бывшая хозяйка Смолиной и вспомнила, что та ей звонила с домашнего телефона. А у старушки раньше стоял телефон с АОН (определитель номера), ну она на всякий случай и записала номер, с которого звонила Смолина.                                                                                   
          - Блин, а что ж она сразу не сказала? – раздражённо спросила Истринская.
          - Говорит, забыла…                                                                             
          - Ладно, дальше! Какая информация?
          - Я пробила телефон, квартира находится на Плотниковом переулке. Я сейчас здесь нахожусь. Недалеко от подъезда стоит чёрная машина «Мицубиши – Лансер», номер автомобиля тоже пробила. Всё совпадает, хозяин проживает в этой квартире. Габедава Михаил Андреевич, 1966 года рождения, дважды судимый, за хулиганство и разбой…                                                                                       
          - Маша, я тебя прошу об одном, - взмолилась Истринская, - только не вздумай туда сама идти. Если это наш парикмахер, помни -  у него пистолет. Ты слышишь меня?                                                                                             
          - Слышу, Александра Юрьевна.                                                       
          - Это приказ. Ни в коем случае сама не предпринимай никаких действий, я сейчас свяжусь с Катрамом, всё организую. Ты чего молчишь?
          - Слушаю…                                                                                               
          - Ты всё поняла?
          - Так точно, товарищ подполковник.
          - Будь там, наблюдай за машиной. Дожидайся ребят.
          - А если вдруг будет отъезжать? – с тревогой спросила Ханова.
          - Ну и что? Никуда он не денется. Ещё раз предупреждаю: сама не вздумай задерживать.                                                                                                           
          - Да я всё поняла, Александра Юрьевна. 
          - Знаю я тебя…                                                                                 

                                                          * * *

        Задержание прошло без эксцессов. «Молодожёны» преспокойно спали и милицию в гости не ждали. Ближе к обеду на Петровку доставили и старушку, хозяйку квартиры, в которой до подстригания жила Смолина, и подругу Светлану Рябову, и бывшую проститутку, ныне бухгалтера Антонину Хлудникову. Все друг друга опознали, всё, что необходимо подтвердили. Сыщики и следователь Онегина приступили к допросам.                                                                                             

          - Ну что, гражданин Габедава, сами всё расскажете или будете молчать? – начала допрос Рогожкина.                                                                                   
          - А что вы хотите от меня услышать? – Габедава вёл себя слишком уверенно. – Спрашивайте, я отвечу на ваши вопросы.                                                     
          - А сами не догадываетесь? – усмехнулась Ольга Владимировна.
          - О чём? – удивился Габедава.                                                           
          - Зачем вы стрижёте девушек?                                                       
          - Это что, великое преступление? – съязвил задержанный. 
          - Ну, прежде всего, это насилие.                                                             
          - Какое насилие? – ухмыльнулся Габедава. – Я им за это платил деньги. Договаривался заранее, подстригал, а потом.., - он замялся.
          - А потом убивали, - сказала Рогожкина и посмотрела в упор на задержанного.                                                                                                                 
          - Чего? – возмутился Габедава. – Вы что? Как же я их мог убивать, если они здесь. Я обстриг-то всего три девушки. На одной из них, можно сказать, женился. Мы живём фактически одной семьёй. Эту вашу Тоню, я вообще не помню. Но и с ней мы решили полюбовно. Мало чего она теперь напридумывает. Нет, начальник, я в своей жизни достаточно нахлебался баланды. Если и есть у меня какие-то слабости и отклонения от нормы, то, в любом случае, они безопасны для окружающих.                                                                                                                 
          - Хорошо, - кивнула Рогожкина, - тогда скажите мне, пожалуйста, где вы находились 24 ноября в прошлом году?                                                                   
        - Ни фига себе, - Габедава выпятил губу и задумался. Помолчав с минуту, он спросил: - Ну а вы сами помните, чем вы занимались в тот день? Как же я сейчас могу ответить на этот вопрос? Чёрт его знает, где я был. А какой это день недели?
        - Суббота, - ответила Рогожкина. – Я думаю, вы без труда вспомните тот день.
        - Почему я должен его помнить? Чем он так знаменателен?                   
        - Прекращайте валять дурака, гражданин Габедава, - вступила следователь Онегина. – Вы прекрасно понимаете, о ком мы сейчас говорим.
        - В том-то и дело, что не понимаю, - пожал плечами задержанный.
        - То есть, вы не хотите ни в чём признаваться? – спросила Ольга Владимировна.                                                                                                           
        - В чём? В чём я должен признаться? Вы можете  мне объяснить? – закричал Габедава. – Зачем вы меня «грузите»?                                                                                 
        - А вы не повышайте голос, говорите спокойно, - потребовала Онегина. – И не стройте из себя невинного агнца. В чём признаться? В убийстве молодых девушек!
        - Да вы что? Хотите из меня маньяка сделать? Это вы «вешаете» на меня этих стриженных девчонок, которых находят мёртвыми? – задохнулся Габедава. 
        - А на кого ж нам их «вешать»? – усмехнулась Рогожкина. – Вы же у нас парикмахер-самоучка. Только вот не пойму, зачем вам понадобилось их убивать? Раньше вы были более добры к своим жертвам. Что произошло?                       
        - Граждане милиционеры, - взмолился Габедава, - я понимаю, что вам нужно раскрыть преступление, но, честное слово, я к этим убийствам никакого отношения не имею.                                                                                                                 
        - А откуда вы знаете о том, что их убивали?                                                 
        - Дык, во всех газетах писали и в интернете, и по телевизору показывали. Все об этом знают. Но я тут ни причём. Да, я подстриг три девушки…с их согласия, но никого не убивал…                                                                                                   
        - А для чего вы их стригли? – спросила Рогожкина.                                     
        - Это долго объяснять…                                                                       
        - А мы не торопимся, - парировала Ольга Владимировна. – Послушаем, вам тоже пока некуда торопиться. Так что можете рассказывать…
        - Мне не хотелось бы на эту тему распространяться, - сказал Габедава. – Это интимный вопрос.                                                                                                   
        - Послушайте, уважаемый, - снова вступила Онегина. – О каком интиме вы сейчас говорите. Вы в своём уме? Вас подозревают в убийстве нескольких человек, а вы тут разглагольствуете о каких-то секретах.                                                     
        - Я не разглагольствую, гражданин следователь, - зло ответил Габедава, - это моя личная жизнь и, если вы уж задержали меня, а тем более подозреваете в каких-то преступлениях, то предоставьте мне возможность воспользоваться конституционным правом самому решать, что говорить, а о чём промолчать.
        - Что ж, мы предоставляем вам такое право, - ответила Онегина. – В таком случае, отправляйтесь в камеру и там размышляйте над своими интимными секретами.                                                                                                                   
        - А за что меня в камеру? – удивился Габедава. – В чём, собственно, меня обвиняют?                                                                                                                 
        - Обвинение мы предъявим вам позже. У нас есть ещё время для подготовки необходимых документов. Пока вами займутся судмедэксперты. Когда будут готовы результаты экспертизы, вернёмся к нашему разговору.                         
          - Бляха-муха, живу тихо, спокойно, работаю, никуда не лезу, всё равно садят за решётку. Ну где же справедливость? А, граждане милиционеры…
          - Справедливость восторжествует, не сомневайтесь, Михаил Андреевич, - сказала Рогожкина и отдала распоряжение вошедшему милиционеру увести задержанного в камеру.                                                                                             

                                                                                                                                                                               

                                                      * * *
       
        - Ну что, Ольга Владимировна? – спросила Онегина, после того, как за подозреваемым затворилась дверь. – Ваше мнение.
        - Мне кажется, что это действительно не он, - ответила Рогожкина. – Не похож он на маньяка.
        - Смолину Александра Юрьевна допросила, - сказала Онегина, -  тоже ничего не знает и не понимает, что от неё хотят.                                                 
        - А по поводу стрижек? – спросила Рогожкина. - Ей-то наверняка муженёк рассказал, что у него за прикол такой.                                                                 
        - Да, она показала, что у него это после колонии началось. Он сам ей признался. Вступал в гомосексуальные контакты с осуждёнными и, как ни странно, настолько  привык к лысой голове, что после освобождения не смог общаться с обыкновенными женщинами. Не пойму,  как это возможно?
          - Да, - сказала Рогожкина, - это похоже на правду. Такое вполне могло произойти. Но давайте дождёмся всё-таки результатов экспертизы. Если группа крови не совпадёт, его нужно будет отпускать. Нам ему нечего предъявить.
          - Я и сама вижу, что это не он, - заключила Онегина.                   
                                                                                                                     
            В кабинет вошла Истринская.                                                       
                                                                                                                             
          - Это не Габедава, - тоже подтвердила она. – Есть свидетели, которые подтверждают, что и Габедава, и Смолина вчера в момент убийства находились в другом месте, на противоположной стороне Москвы. В квартире ничего не нашли, что могло бы подтвердить их причастность к преступлениям. Так что задержание парочки – холостой выстрел.                                                                       
          - Мы как раз об этом тоже говорим, - сказала Елена Марковна Онегина. – Чёрт бы их побрал, этих извращенцев. Придётся начинать всё сначала.
          - Нужно пообщаться с ним более тщательно, возможно, он наведёт на какую-то мысль, - предложила Рогожкина.                                                                     
          - Да, Оля, - согласилась Истринская, - тут ты права. Нужно расшевелить его, вникнуть в его рассуждения, как говорится, вычислить вектор мышления. По большому счёту и тот, и другой повёрнуты на лысых девушках, хотя поведение Габедавы уже становится более менее понятным.                                                 
          - Вот и я об этом, - сказала Рогожкина. - Возможно, настоящий преступник пришёл к своим эротическим фантазиям тем же путём, что и Габедава.
          - То есть ты хочешь сказать, нужно искать среди судимых?
          - Ну конечно, - подтвердила Ольга Владимировна, - и непросто судимых, а отбывших длительные сроки заключения.                                                           
          - Да, согласна, - кивнула Истринская. – Смолина показала, что после первой «отсидки», у него было всё нормально, он отбыл полтора года. А второй раз он провёл в колонии около восьми лет. И после освобождения обнаружил в себе такие отклонения.                                                                                                 
          - Как-то странно получается, - вступила в разговор Соматина, - с одной стороны мы наказываем преступника, лишая его свободы, а с другой – сами же взращиваем каких-то монстров.
          - Над этой проблемой, Анна, люди бьются уже не одно столетие, - сказала Рогожкина. - Увы, у природы ещё очень много тайн и секретов, не раскрытых человеком. Изоляция преступника от общества – не всегда идёт на пользу обществу. Это только кажется, посадил в тюрьму, пусть сидит и кается. А часто бывает наоборот, преступник сидит и вынашивает планы, как отомстить за свои  многолетние унижения.
          - Ну так что теперь, - усмехнулась Анна, - благодарности им выносить?
          - Зачем благодарности? Просто в местах лишения свободы нужно заниматься с заключённым, создать ему такие условия, при которых он осознает себя как личность. В тюрьме он должен получать образование, развиваться духовно и физически…
          - Тогда это будет не тюрьма, а какой-то пансионат, - не согласилась Анна. – В первую очередь он всё же должен почувствовать, что наказан. 
          - Он и так чувствует это. Даже золотая клетка всё равно остаётся клеткой. Наказание – это лишение свободы, а если к лишению свободы прилагаются ещё унижения, это уже называется издевательством. И вот этого допускать нельзя. Ведь посмотри, как колония называется: исправительно-трудовая. И если мы хотим исправить человека, то должны исправлять, а не усугублять его пороки. Страхом и жестокостью человека не исправишь. Я недавно в СИЗО общалась с одним парнем, третий раз загремел за кражу. Вот он и говорит: арестовали меня, лишили свободы, ограничили в передвижениях. Я согласен, виноват. Готов нести наказание. Но зачем меня вместе с лишением свободы, лишают человеческого достоинства? Зачем из меня делают собаку?
            - Что он имел в виду? – ухмыльнулась Соматина.
            - Отношение надзирателей. Ведут в баню или на прогулку обязательно кто-то дубинкой огреет, в камере был обыск, кто-то из сотрудников порвал фотографию его любимой девушки, просил свидание с матерью, отказали. Вот и получается, что он вроде бы улыбается нам в глаза, а в душе ненавидит нас. Кому это нужно? Нам? Ему? Обществу?
            - Ольга Владимировна, - перебила Истринская, - я во многом с вами согласна, но давайте пока оставим эту тему. Мы всё равно в одночасье проблему не решим, а вот задержать «убийцу парикмахера» - наша с вами первейшая обязанность.                                                     
            - Да это меня Анна спровоцировала на этот разговор, - улыбнулась Рогожкина.






(продолжение следует)

Tweet