1.
- Хэй-хо! – задорно кричал Санта Клаус, подстёгивая оленей. Дингл-дон, дингл-дон – звенели колокольчики. Упряжка мчалась по ночному небу, и есть свидетели, которые видели её силуэт на фоне лунного диска. Пиздёж, конечно, или детское воображение. Десять тысяч метров – не шутка. Хотя, допустим, из самолёта…

Рабочая ночь была в разгаре, сани ломились от подарков. Но дело шло на лад, с опережением графика, и Санта планировал покончить с развозкой ещё до рассвета. И вот тут раздался глухой удар, сани качнуло, и правый олень в третьем ряду задымился. Дым попёр как от кучи горящих покрышек, олень потерял ход и сбил движение всей упряжки. «Эх, ты, Дандер-Долбоёб, - скорее сочувственно, чем раздражённо, подумал Санта. – Ну по жизни тебе не прёт. Долбоёб и есть». Конечно, боевой олень из свиты Санта Клауса способен пятью ударами передних копыт снести башню «Королевского тигра», но столкновение с тяжёлым авиалайнером, да ещё налетевшим сбоку, из мёртвой зоны, да в сустав задней ноги – не проходит бесследно. Нужно было снижаться и производить текущий ремонт. Санта заложил вираж и напоследок пробормотал:
- Ёбаный самолёт!..

2.
- Ёбаный олень! – выдавил сквозь зубы первый пилот Томсон. На приборной панели светились красные лампы, давая понять, что четвёртому двигателю пиздец. Ну хоть не горит, и то спасибо. А что там дальше – было пока непонятно. Самолёт норовил завалиться на бок и сорваться в пике, приходилось постоянно подрабатывать левыми закрылками и терять высоту. После столкновения в небе образовалась какая-то завязанная в узел радуга, и радиосвязь на всех волнах прекратилась.

Лайнер двигался по прямой, поскольку маневрировать Томсон законно опасался. Внизу простирались горы, с которыми самолёту предстояло встретиться минут через двадцать. Экипаж молча переглядывался и как будто чего-то ждал от командира. Не оборачиваясь, Томсон сказал:
- Ну что, орлы. Можете напоследок поебаться со стюардессами. Рождественский апокалипсис рядом, - и добавил негромко: - Ёбаный олень…

3.
- Ёбаный лётчик! – прошипел Джонни, когда самолёт тряхнуло и стюардесса уронила ему на грудь две чашки горячего кофе. Он уже почти придумал, придумал… и вот тебе на. Джонни вяло, но аккуратно поддерживал лёгкую беседу с миленькой кудрявой соседкой слева, которая явно не возражала поебаться в воздухе. Нет, она могла пригодиться как запасной аэродром – слить раскалённое топливо из баков, но целился он на другую. Вон она, близко -  на пару кресел впереди через проход. Ещё на посадке Джонни влюбился в её ляжки под тонкой тканью облегающих штанишек, влюбился так, как бывает в пубертатный период – но тогда все ляжки кажутся волшебными, дарующими нечеловеческое наслаждение.  А в тридцатник уже умеешь выбирать, и нелегко взорвать воображение матёрого самца. Джонни был раздавлен нахлынувшим желанием – впиться губами, языком, всем существом своим в эти волшебные ляжки и аппетитные ягодицы, рвать и ласкать их, впитывать в себя… И вот – хуяк – кипяточку на грудь. А он почти уже придумал, как подойти к обладательнице этих бесценных дивайсов и о чём завести правильную беседу.

С коричневым пятном на белоснежной сорочке ситуация резко менялась. Джонни лихорадочно соображал, как превратить убытки в прибыль. Стюардесса, извиняясь до слёз (можно было, пожалуй, и выебать за такие дела – всё равно бы извинялась), убежала за салфетками и пятновыводителями, или даже за свежими рубашками и смокингами. В личном напряжении мыслей Джонни не заметил, что она не возвращается уже слишком долго. А потом в динамиках прозвучал какой-то сдавленный, неровный голос на предмет пристегнуться, попали в турбуленцию, сохранять спокойствие и весёлые ебальнички. И под завязку короткий смешок или взрыд, что ли.

4.
В свете луны горы проносились всё ближе и ближе. Первый пилот Томсон делал только то, что мог и должен был делать. Надежда умерла, но командир экипажа умирает последним. «Ёбаные горы…» – на всякий случай подумал он. Хотя падать на равнину, город или в море – ничем не лучше.

Горы… Это не только хребты и вершины. Но ещё и долины, ледники, перевалы. Не только крутизна, но и пологость. Когда самолёт дёрнулся всем телом, зацепив землю под снегом – Томсон бросил управление, гаркнул: – Выпустить шасси! – откинулся в кресле и прикрыл глаза. Он знал, что больно не будет. Он устал, ворочая штурвалом, как кочегар. Впереди не было каменной стены – значит, падали в долину. По склону. Рождественские чудеса, мерри кристмас. Шасси забило снежной пробкой, но торможение удалось, в кресле удерживали только ремни. Самолёт закрутило, отломилось крыло, потом второе, потом фюзеляж ударился о выступающий зуб скалы, переломился пополам, но уже не порвался – так и повис нелепой загогулиной.

5.
И тут же налетел циклон, упрятав небо плотными тучами.

Подавляющее большинство пассажиров погибло сразу. По проходу в салоне ручейками стекала кровь. Кто тупо забил на предупреждение командира и не пристегнулся,  кого просто раздавило ремнями, кто захлебнулся собственной блевотиной. Около сорока человек были здорово искалечены и умирали, оглашая горы протяжными стонами. Пятеро остались целы. Пожилая чета, повидавшая на своём веку всякое – они, старички, обнялись, насколько позволяли ремни, сложились, упёрлись и молились. И кроме них – ещё трое.

Джонни покрутил головой, изучая восприятие. И сразу подумал: «А где мои ляжки?» Настоящий самец даже в минуту смерти размышляет – как бы кому-нибудь впендюрить? Отцепил ремни и побрёл, хватаясь за кресла, по перекошенному проходу к заветному креслу. Кровь липла к ботинкам, но Нэнси была жива. Или Моника? Или Лиззи? Неважно. Для него она была Мисс Ляжки, Мисс Жопа. Мисс Ебать Насмерть.

6.
Пару дней они обживались – а что делать? Пурга, холодно, безнадёга. Впятером делали укрытие от ветра, собирали всё, что может гореть из разбитого самолёта, и всё, что можно есть из одноразовых обедов. С едой получалось небогато, но, к счастью, пока перетаскивали трупы подальше – старик сорвался вниз и исчез. Потом старушка ушла в ночь, за ней отправился Сэм с железным прутком для самообороны – но так и не нашёл. Сидели у коптящего костерка из кресел и резины, Сэм рассказывал про свои приключения в России. Он говорил, что афроамериканцу доверия у русских больше, совместные предприятия открывать легче, коррупция развита как нигде в мире, поэтому работать с Россией следует активно, и лет пятьдесят ничего не изменится. На страховки рассчитывать не следует – правовая система отсутствует, поэтому слегка снижай цены и бери предоплату – схавают любое гавно. Русские, хули тут. Сэм был малый не промах, хоть и негроамериканец. Когда всё устаканилось, он показал Джонни глазами на Нэнси (Монику?) и спросил: «Пополам?» Джонни не ответил.  Знак согласия.

Сэм на всякий случай уходил спать в кабину пилотов и запирался там, завернувшись в изъятое из багажа тряпьё. Джонни на всякий случай запирал его снаружи. До утра. По договорённости. Потому что тоже хотел проснуться.

7.
Оттащив очередной труп на край провала, они с Нэнси сидели на окоченевшем теле и разговаривали. Провал был непонятен – склон плавно уходил из-под ног и вскоре обрывался. Может быть, там была яма глубиной метров в пять, а может быть, и в пятьсот – неважно. Трупы исправно исчезали, скользнув по склону.

Джонни рассказывал, что скоро их найдут, прилетят вертолёты 911, и они поедут к морю, на его скромную виллу с небольшим бассейном, а за забором – известный миллионер из известного клана, который иногда по утрам через забор весело окликает его: - Хай, Джонни! Ну как сам?

Джонни, глядя на несущиеся чёрные тучи и приобнимая Нэнси (Лиззи?) за плечи, читал суровые строчки из Бёрнса, Верховенса, Натра, и глаза её видели звёзды и земляничные поляны… Потом она сама расстёгивала ширинку на брюках Джонни. А хуле, поэт… Положено.

8.
На Новый год Джонни сделал себе подарок – ворвался к подруге в анал. Она была целочкой в этом плане, и неподдельно чудесен оказался её первый трудный стон и последующие повизгиванья, когда он невоздержанно и плотоядно вонзился по самые яйца… Не смог удержаться. А можно было и пощадить, продлить удовольствие. Нет, нельзя. Эго самца не допускает присутствия разума в акте подавления. Лев ест детёнышей не разбирая – свой-чужой. Новых наделает.

Потом Сэм сказал, что в России отмечают ещё одно рождество, и в честь праздника они ебали Нэнси вдвоём. Жалели только о том, что третьего не хватает. Третий нашёлся быстро, в багаже – здоровенный хуй на батарейках. Его и втыкали Миранде туда, куда не хватало собственных частей тела. Её серые глаза погасли и смотрели вдаль. Вот оно, море, песок, вилла и бассейн. И беззаботные миллионеры. И российские лохи.

Джонни всегда хотел видеть её сумасшедшие ляжки и волшебную жопу. Опрокидывая на спину и задирая ноги на плечи, он имел полный доступ к ляжкам. Но терялась жопа. Ставя раком и вонзаясь с чапаевским криком «Йа-хха», он получал в полное распоряжение жопу. Но терял ляжки. «Ёбаная камасутра» - думал Джонни. Однако потом освоил позицию «69, она сверху» – и вопрос решился сам собой. Руки и рот могли делать что хочешь с ляжками и жопой, а хуй был обласкан губами красавицы.

Но всё равно чего-то не хватало.

9.
Приближался старый Новый год, как сказал Сэм. Еда закончилась. Но отмечать нужно. Похоже, Нэнси (Миранда, Моника, Лиззи?) всё понимала. И только делала вид, что спит. Сэм прихватил её за волосы, а Джонни, сев на грудь, резанул ножом по горлу. Тело задёргалось, не находя спасенья. И тут Джонни подумал – «Опа, а как же я не сообразил?» - и начал сдирать с себя штаны, и с неё всё что можно, и напоследок ворвался в ещё тёплую пизду, содрогающуюся спазмами. Сэм уже совсем ненужно держал отсечённую голову и смотрел в сторону, часто сплёвывая на снег.

Потом они жарили над огнём на железных прутках куски восхитительных ляжек и волшебной жопы, и Джонни думал: «Вот оно. Теперь совсем – моя». Хуй вставал, напрягался, потом изрыгал сперму, а Джонни наслаждался своей женщиной, которая теперь уже точно ничьей не будет. Горы наблюдали без интереса. Им было всё равно.

10.
- Хэй-хо! – весело орал Санта Клаус, в очередной раз облетая землю. Это был не его праздник, Рождество давно миновало. Но подарки остались. Пролетая над горами, он зорким взглядом заметил двух человечков, скорчившихся у коптящего костерка. Для сирых и убогих – святое дело. Санта метнул мешок и подумал, улетая: «Вот же удивятся ребятишки!»

11.
Джонни обгладывал берцовую кость, когда мешок глухо пизданулся в двадцати метрах правее, а навозная лепёха Долбоёба накрыла костёр. «Ёбаный олень», - подумал Джонни, и они вместе с Сэмом подошли к мешку. В нём находились: игрушечный медвежонок говорящий, пакет леденцов, две шоколадки, листовки «Христос вас любит», рамка для фотографий и армейская рация с выходом на спутник.

Они переглянулись и решили: непременно позвоним. Но сначала надо доесть, не зря же девчонку заебенили.

12.
Закапывая потемневшие на огне кости, Джонни прикидывал в мозгу план книги «Как я выжил». Можно было и не планировать, всё равно тираж гарантирован, да и хуй с ним. Главное – домик на океане. С небольшим бассейном.

«Ёбаное Рождество», – думал Сэм.

Дингл-дон.