Михаил рос тихим и застенчивым ребёнком. Не смотря на то, что его повышенная мажорность (оба родителя несли нелёгкую вахту советских дипломатов в насквозь прогнившей, но при этом благополучной Европе), давала ему массу привилегий, а так же иностранную жвачку, он никогда не выходил за рамки приличий. Его всегда что-то останавливало. Объяснить это он не мог ни себе, ни тем немногочисленным сверстникам, которые тоже имели право от рождения на «трущиеся» джинсы, видеомагнитофон и на всё прочее, от чего сверстницы с восхищёнными глазами позволяли себя целовать и трогать за начинающуюся грудь.

К остальному населению района он подходить опасался. Не смотря на то, что родители сызмальства загнали его в секцию гимнастики и бассейн, он очень быстро уяснил, что в драке физическое развитие – второстепенно, а на первых ролях стоит тупая агрессия и желание победить. Так же, в одной из таких полемик, ему было чётко разъяснено, что «мажор, в сущности – тот же пидор».

Замкнутость его прогрессировала. Единственно, где он жил на полную, были сюжеты книг (он часто ассоциировал себя с героями произведений), и спортивный зал.
Книги расширили его мир максимально. Это новая штука – видеомагнитофон, -  был забыт, как бледное подобие книг, не дающее возможность проникнуть в ход мыслей героев. В шестнадцать лет он смотрел исключительно порно, так как в этих фильмах сюжет был настолько прост, что не требовал усилий для сопереживания.

Замкнутость развивает фантазию. Однажды, стоя перед утренней раковиной, он выдавливал пасту из тюбика.
«Человек на унитазе, - мелькнула неожиданная мысль, - тот же тюбик. Выдавливает из себя говно».
Эта мысль его так шокировала, что он в тот же день, без объявления войны, в ближайшей аптеке скупил месячный запас зубного порошка. Бабушки, наблюдавшие эту картину, всё поняли,  и рванули по ближайшим аптекам, чем довели дело воцарения дефицита до разгромного счёта.

Так пропал зубной порошок в Москве.  Очерёдность его ухода можно разместить на отрезке где-то между мылом и туалетной бумагой. Через год обеспокоенное правительство ввело систему талонов.

Но Миша не расстроился по поводу талонов: во-первых, людям, получающим продукты в спецраспределителях, это было без разницы, а во-вторых, этот период его жизни был осыпан конфетти первого секса.
Слегка полноватая, но весьма обаятельная девушка с именем Света, внимательно посмотрев на лейбл джинсовой куртки, очень просто предложила:
- Пойдём ко мне, чаю попьём.

Когда она стаскивала с него брюки, он стыдливо напрягся, но переборол себя: «Надо!»

В армию он пошёл сознательно. Что-то наврав франкодалёким родителям, и даже появившись пару раз в МГИМО (где, по естественному течению жизни, он должен был получить диплом и кокаиновый опыт), он тихо дождался повестки, и, чувствуя на себе взгляды почти целиком погибшего московского ополчения, явился на пункт сбора.
Явился раньше всех, и стал с грустью наблюдать, как его потенциальных сослуживцев трупами грузили в автобусы. Современное ополчение было мертво изначально.

Но новый шок он испытал несколько позже. Во-первых, армия оказалась не школой мужества, а смесью цинизма, долбоебизма и голода (и всё это было в поту), а во-вторых, когда в учебку к нему приехала Света, то трое сослуживцев, которые до армии жили в его квартале, принялись горячо обсуждать, к кому из них приехала Светка (абсолютно игнорируя Михаила), и один предложил разыграть её в орлянку, а второй – ебать её втроём, по очереди. Но так как всех троих в увольнение по одному и тому же поводу не отпустят, остановились на орлянке.
Михаил не знал, что Светлана досталась ему уже семнадцатилетним неликвидом, растеряв всю свою загадочность и привлекательность отсутствием конкуренции на неё у молодых кобелей района.
Он подошёл к ребятам с грустью в глазах, и, максимально вежливо объяснил, что Светлана приехала к нему. Недоверие в глазах сослуживцев было поддержано синхронно произнесённым «Пиздишь!», но в дальнейшем ребята подобрели, и Колька даже похлопал Мишу по плечу и сказал:
- Ну, твой сегодня день! И за нас её выеби. За нас – постарайся.

Вместе с верой в людей, у Михаила пропали  иллюзии по поводу того, что «мы сами кузнецы своего счастья». Нигилизм, с тихой циничной улыбкой и холодным блеском равнодушных глаз, прокрался в Мишину душу и вальяжно расположился на стульчаке.

***
Префектура, которая перед тем, как выйти замуж за капитализм, имела другой пол и фамилию Райсполком, возвышалась над зелёной лужайкой не то готическим замком (почему-то из непрактичного ракушечника), не то синагогой-переростком, вызывая тихий приступ юдофобии у просравших (как оказалось) жизнь пенсионеров и у прочих неудачников.
Время произвело дисперсию света на флагштоке, и кумачовый маяк светлого будущего разложился на бело-сине-красную неуверенность.

Чёрный Ауди, как Конь чёрный из Апокалипсиса, с наглой номенклатурной мордой, въехал на парковку префектуры. Немного подумав, автомобиль открыл заднюю дверь.
Михаил Игоревич, выбравшись, лениво потянулся и отправился в здание.

На вахте ворчливо-надменной тумбочкой устаканилась Инесса Павловна, женщина весьма глупая, но по-своему добрая. Увидев Михаила Игоревича, она озарилась подобострастным светом, умудряясь одновременно со злобой разглядывать в фойе потенциальных нарушителей турникетного режима.
- Добренького Вам дня, Михаил Игоревич! – жабливо улыбаясь, с интонацией цыганских попрошаек пропела она.
Миша буднично кивнул и проследовал к лифту.

Поднявшись на седьмой этаж, он огляделся. Всё было, как обычно: в стеклянном аквариуме приёмной, стрижами на проводах, торжественно робели посетители. (Михаилу почему- то всегда хотелось их накормить – выдать по банке перловой каши с мясом, и выгнать этих голодранцев нахуй). Тося, секретарша, была занята обычным делом – ничем. Представить себе эту моргучую куклу за каким либо занятием, Михаил Игоревич не мог, но держал для антуражу и еженедельного минета.
Быстрым шагом проследовав в кабинет, бросил на ходу:
- Антонина Львовна, пригласите, пожалуйста, Юлию Сергеевну ко мне.

Войдя в кабинет, Миша шумно опустился в кресло и застыл.
Час назад, в мэрии, у него был крайне неприятный разговор. Дело в том, что завсектором образования, с летним именем Юленька, затратила выделенный бюджет практически полностью, оставив лишь ему, Мише, его положенные 10% (на усушку-утряску и повышение благосостояния). То, что ещё надо в мэрию денег заслать, а так же пожарникам и СЭС, она во внимание не приняла, а следовало. Когда Михаила возили мордой по столу, у него в голове-погремушке болталась только одна мысль – «отъебу, как отстираю!»

Через пять минут, искажённый до сифилистической неузнаваемости селектором голос Тоси объявил:
- Михаил Игоревич, к Вам Юлия Сергеевна.
- Пригласите.

Юлия Сергеевна, молодая женщина с бодрым отношением к жизни, рыжей чёлкой и аппетитной задницей, была, в принципе, хорошим работником. Ну уж больно каким-то правильным и бескомпромиссным. А номенклатура таких не жалует. Понять, что Мишу мотивировало не погнать её с обходным листом по кабинетам, он не мог. Не то чёлка, не то задница.  Но и указать на постель он почему-то тоже не мог. И даже ныкал её от своих руководителей, справедливо опасаясь за её здоровье. Руководство Мишино было большими затейниками, и даже самый жестокий «вертолёт» считался у них за игру в классики. Всё-таки комсомольские бани развивают сознание безгранично.

Но сейчас Юля преступила границу.

Миша мрачно смотрел на неё. Та смело отвечала на взгляд, иногда шмыгая носом.
«Простыла, наверное, - апатично подумал Михаил, - бедняжка. Сейчас будем лечиться. Шоковой терапией»
Михаил вздохнул.
- Снимай брюки и трусы, - очень буднично выдал он императив.
Миши было приготовился к возмущённым возгласам и гневным взглядам, но неожиданно услышал:
- Ну, наконец-то! А то всех вроде трахаешь, а меня стороной обходишь. Думала, брезгуешь.
После чего последовал шорох снимаемой одежды.
- Блузку снимать?
- Оставь.
Юля обошла стол, развернула кресло Михаила к себе, и стала расстегивать брюки. Справившись с заданием, нагнулась и тихонько коснулась головки языком.
- Нет, Юль. Будет жёстче, - с этими словами Миша развернул её к себе задом, и снайперски насадил её аналом на член. Девушка вскрикнула от боли и попыталась слезть, кою попытку Михаил пресёк на корню,  насадив ещё сильнее. «С этой работой уздечку порвать недолго» - грустно подумал он.
- Ну что, Юль, прошёл насморк?


gesha@udaff.com

Tweet