Теплая ночь отгорающего мая надула в раскрытые двери балкона запахи цветения каких-то диких полевых цветов, вонь городского смога и тонкий аромат новой жизни.

Я, балансируя на табурете, искал давно потерянную, а может быть и выкинутую вещь. Поиск планомерно перетек в изучение антресольного хлама и потерял свою изначальную причину. Запыленные артефакты прошлого смотрели на меня, давно покинувшего этот дом, и будоражили память. Их наивные действия можно было понять: никто не хочет быть выброшенным, вот и они поворачивались ко мне самым своим нарядным бочком и неутомимо твердили: «Помнишь меня? Это же я твой старый знакомый!» Чудо советской электрической промышленности – гирлянда (ты купил меня, когда тебе было 8, помнишь, ты с отцом?), опутавшая все и вся, грозила катастрофическими обрушениями, поэтому копание в старых вещах походило на сложную хирургическую операцию или разминирование ужасно сложной бомбы. Конечно же, основная часть гирлянды лежала на своем законном месте – в коробке с елочными игрушками и неуверенное движение потянуло новогодние украшения вниз к неминуемой гибели. Удержав коробку головой, я и сам оказался в смешном, неудобном и достаточно опасном положении. Табурет, почуяв мою неуверенность и дрожь в ногах, удовлетворенно скрипнул. Старый Арчи вдруг проснулся, подбежал к моей пирамиде и пробурчал что-то недовольное. Я, решив, что дальнейшие эквилибристические упражнения могут отрицательно сказаться на здоровье, задвинул ящик в глубь антресоли и захлопнул дверцу. Лампочка гирлянды, одиноко висящая без нарядного цоколя, уверенным движением была отправлена туда же, к месту своего заточения.

Я спрыгнул на пол и решив, что воспоминания нагнали на меня глупую тоску и все это уже давно не мое имущество и не моя память, потянулся к кухне, где в холодильнике морилась, покрывшись испариной, бутылка «Сибирской». Арчи не унимался, бегал вокруг меня, смотрел своим коронным спаниельим взглядом и звал в комнату, чтоб продемонстрировать причину охватившего его ужаса. Я щелкнул выключателем и обнаружил то, чего Арчи боится чуть ли не больше всего на свете: забившись в угол, по-взрослому выгнув спину, защищал свою жизнь пушистый котенок. Кремовый пушок на холке почты вздыбился, а больших голубых глазах читалась паника и бесстрашие одновременно. Арчи гавкнул: я же тебе говорил, я предупреждал! Котенок. Откуда же он мог взяться? Вряд ли мама когда-нибудь завела себе кота, да еще и не сказала мне об этом. Не трогая храбреца, я пошел проверить единственную возможность вторжения – балкон.

Свет комнаты моего второго этажа выхватывал часть темного двора. В соседних домах горели всего несколько окон. По-моему в детстве, когда я мог не спать всю ночь, читая или рисуя, я видел свет в тех же самых окнах: вон там, в дальнем доме на 9 этаже и в этом ближнем на 7. Странно, даже не изменились занавески. На освященном пятне двора разворачивалась обычная городская драма: из-под балкона первого этажа выползали три точно таких же кремовых котенка. На их жалобный писк подбежал явно домашний сеттер и грозного вида большая серая дворняга – местный пес-бомж, которого дворовые бухари прозвали Чекарик или Чекар. Чекар, как и любой бомж, не брезговал ничем: и вот сейчас его ожидало пиршество. Сеттер, каким-то образом проникшийся любовью к неуклюжим комочкам, бегал вокруг котят, робко оскаливаясь и не подпуская Чекара. А он – житель мегаполиса – знал свою силу и свое время и, поэтому не торопился. Не дожидаясь развязки, я вернулся в комнату.

Что-то надо делать с котенком. Взять с собой я его, конечно же, не могу, да и оставить не получится – дома пес старый и так уже мочится на кухне. Друзей… нет, уже давно - знакомых, которые могли сейчас не спать или просто выслушать меня, у меня не осталось. Ну что ж. Я подошел к котенку, взял за шкирку. От бесстрашия в голубых глазенках не осталось и следа. С котенком я вышел на балкон, протянул на вытянутой руке и разжал ладонь. Поддавшись древнему инстинкту самосохранения, котенок развел лапы в сторону, пискнул и плюхнулся на землю. Внезапно получивший еще одного подзащитного, сеттер тоскливо посмотрел на упавшего. Выбор: двое или один? Двое или один? Двое или один? Чекану проблемы выбора были безразличны.

Я зашел в комнату и повернул ручку окна на верхнее проветривание. За окном в квадрате света убегал за угол Чекан, зажавший в зубах светлый комочек.