Порой, хочется расправить крылья и улететь от всего этого навстречу ветру. Но у нас нет крыльев, потому что мы их недостойны.

-Надо брать от жизни все,  - наставительным тоном говорит Саня.
    Проездным он подготавливает мою порцию. Дорожки получаются такие ровные, что я сомневаюсь в его «пару раз пробовал». Долбит, сука. И часто долбит.
    -Занюхивать подано, - наконец говорит он и отходит от стола.
    Я вопросительно смотрю. Саня усмехается и протягивает трубочку. Простая ручка, с открученными колпачками. Что характерно, именно такой ручкой я писал на последнем экзамене… дешевая такая, синим пишет…
Два вдоха носом. И целая ночь на данс поле впереди…
Vamos.

    Это просто праздник какой-то. Светка вторую неделю в походе. А родители смотались в гости к дяде Игорю. Хата свободна на три дня. Я ставлю перед монитором пепельницу и закуриваю. Открываю самый большой (1504 трека) плей-лист с прекрасным названием «ДнБ». «Небажители» - «Крылья». Да, то что доктор прописал. Я открываю бутылочку «Туборга». Так, сегодня у нас приват-пати. Позову Саню и Ленку с Викой. Абсент, кальян с темой, драмчик, и долгий трах… О да…
    Когда из колонок начинает звучать бит, я не выдерживаю. Сигарета в зубах, пиво в руке… Я кружусь на месте, двигая туловищем в ритме музыки. Все за-е-бись…
    -Мы распраааавиииим крыльяаааа… - пою я в унисон с солисткой. Сегодня мы полетаем. И завтра. И послезавтра…

    -…от силы месяца полтора. И то… В последние недели боли будут такими, что их придется опием глушить… или чем их теперь глушат… - Потом он зло плюет вниз и цедит сквозь зубы. – Сука…
    Мошонка сжимается, спина немеет. Саня… умирает? Нет, ерунда бред. Я его только полторы недели не видел, а тут… Нет… Бред… Розыгрыш. Тупой розыгрыш…

У него изменились глаза. Они стали совсем дикими. С какой-то обреченной решительностью. А еще улыбка… Кривая. Самодовольная. Хищная…

    -Мой друг умирает, понимаешь? Его давно покалывания мучили, но кто же думал, что все так серьезно… Ему осталось совсем чуть-чуть. Он хочет просто погулять напоследок. Понимаешь? Все равно он уже обречен. Он умрет, но так хоть… хоть… Пойми, Вика, он друг. Лучший друг. И он попросил именно меня побыть с ним в последние его дни. Именно потому, что мы друзья…
    
    Ира берет меня за руку. Она говорит так, словно боится быть услышанной кем-то посторонним:
- Саша, когда диагноз узнал, в комнате заперся. Врубил на всю катушку драм… самый жесткий, что у него был. Мы просили сделать потише, он даже не ответил ничего… И дверь изнутри подпер чем-то. Папа скоро не выдержал, выбил плечом… - тут Ира вздыхает так, словно она только начала успокаиваться после долгого плача. - Саша лежал на полу. Сжался так в комок. Его трясло немного. И, знаешь,  у него глаза были пустые-пустые… Так страшно было…

Драм, драм, драм… Саня, в компании со мной, отрывается напоследок. Тусуется в клубах, пьет все, что содержит хотя бы 10 процентов алкоголя, глотает фен, снимает девчонок… Особенно последний пункт. Сучек он снимает с фанатизмом. Знакомится, зовет на дачу и вперед… Он старается знакомиться сразу с двумя. Что бы я составлял ему компанию и в этом. Но отсутствие подруги у выбранной цели Саню не останавливает. Его, кажется, уже ничто не моет остановить. Возраст? Ах, помилуйте, он несколько раз снимал явных малолеток. Лет 15 от силы. И ничего, еб… Главное для него теперь лишь наличие у девушки симпатичности. Желания ебаться не главное. Одну такую дурочку он привез на дачу и уже, было, разложил. Но тут миниатюрная брюнеточка с пухлыми губками решила его обломать. Зря… Он ее изнасиловал. В буквальном смысле изнасиловал. Вломил пару раз, чтоб не рыпалась, повалил на кровать, разорвал трусы и выеб. А потом дал 50 баксов и посоветовал забыть произошедшее вообще, и дачу в частности… Он сам мне рассказал про это. Вчера. Мы сидели на берегу Днепра, курили… Он смотрел на дальний пляж и с ухмылкой рассказывал мне об этом. Не смакуя, но и не стыдясь. Только небольшой восторг был в его словах. Так рассказывают об интересном, забавном, но незначительном событии. Которое забудется уже через пару недель. «Блядь, этот еблан и меня под монастырь напоследок подведет», - думал я в тот момент и глотал вдруг ставшее безвкусным пиво.

Я опускаю голову под холодную струю. Дожился. Ебал шлюху. Хорошую, качественную, красивую, дорогую, но шлюху… Напару с другом. Мы драли ее в два смычка, а она изображала удовольствие. Я водил членом в ее влагалище и смотрел, как она, закрыв глаза, сосет нависшему над ней Сане… Это же пиздец… он ебнулся… натурально ебнулся. Еще, главное, подмигнул, когда лицо поднял… Пиздец…
    -Давай, хватит бошку мочить.
    Я поднимаю голову. Саня. Такой бодрый и довольный. Тяжело дышит. Вся кожа в каплях пота. И снова эта улыбка. Словно нарисованная неумелой рукой.
Я что-то бормочу в ответ и, опустив глаза, выхожу из ванной.

    -Представляешь, родители уже купили ему участок на кладбище. И гроб. И фотографию даже выбрали для памятника… Он, конечно, ничего не знает… Я сама случайно узнала. Услышала, как папа на кухне разговаривал с другом…
    
На даче мы почти поселились. За последние недели три я дома был меньше времени, чем здесь. Вечером, перед тем как сорваться в город, мы сидим на берегу. Иногда Саня начинает разглагольствовать о чем-то глобальном. Я делаю вид, что слушаю. Сегодня у него в одной руке бутылка недопитого портвейна, в другой – сигарета.
-Все в этом мире пиздохуйство, - говорит он, глядя на проплывающий мимо теплоход. – Вот смотри: там на палубе куча народу. Все такие, блядь, веселые. Они просто не понимают, что обречены. Ты можешь бросить курить и пить. Есть только здоровую пищу и бегать по утрам. Закаляться и обследоваться каждый год в дорогой клинике… Но все равно, рано или поздно ты умрешь. Смерть неотвратима. А мне повезло. Она рыпнулась и решила сыграть не по правилам. Она попыталась меня наебать… и за это я получил право наебать ее…

-Вика, солнышко мое…
    -Вова… Милый… Я так скучаю по тебе… я уже забыла, как колется твоя щека, когда ты небрит… Милый… Я целыми днями на пляже… Стала смуглая, как мулатка… ты испугаешься, когда я приеду…
    -Ну что за глупости… когда ты приедешь, я прижму тебя к себе и не буду отпускать весь день… я так скучаю, ангелочек мой… Квиточка…
    -Вова… Я люблю тебя…
    Плачь из мобильного…

    -Ты пока счет оплати. Я в сортир…
-Угу…
    Я расплачиваюсь и выхожу на улицу. Его долго нет. Боли. Наверняка боли. Он старается уединиться во время очередного приступа. Пару раз я видел его в такие минуты. Он тогда хватается за бок и сгибается пополам. Садится у стены, прячет лицо. Тихонько мычит от боли. А один раз, на даче, я нашел его, когда приступ только прошел. Присел рядом, закурил. Мы смотрели на розовое небо, упирающееся в черные крыши.
-Вот знаешь, если бы мне сказали: не ебись, не кури, не пей… никуда не выходи, ни с кем не разговаривай… Нихера не делай, и тогда ты проживешь еще десять лет… Один хуй, я бы согласился. Но мне сказали: поздно. Уже НИХУЯ нельзя сделать…
    А потом Саня заплакал. Он просто отвернулся. Пару раз шмыгнул носом, потом всхлипнул. Еще раз. И еще. Всхлипы стали громче. Плечи начали дергаться… Я не знал, что мне делать…
    -Ну, поехали давай…
Я вздрагиваю. Вернулся уже. Снова улыбается улыбкой этой своей. Словно не корчился минуту назад в туалете от боли.

Я вжимаюсь затылком в сетку забора. У меня тяжелые веки… Хочется спать. Просто лечь и заснуть часиков на десять. Дерганый, с красными глазами, голова как в тумане… Клубы, кабаки, девки… Недавно я поймал себя на мысли, что жду финиша. Ему-то что, он шустриком обдалбывается… А мне остается только ходить вот так вот… С тяжелой головой…
    -Жизнь вообще странная штука.
    У него во рту сигарета. Он говорит, а я удивляюсь, что она не выпадает.
    -Кто-то доживает до ста лет, чтобы последние годы мочиться под себя… Быть обузой для близких… - говорит он постукивая мячом по асфальту. – Кто-то выбрасывается из окна после смерти любимой собаки. Кто-то увлекается экстримом и случайно задевает при прыжке высоковольтную линию…  А кто-то умирает в мучениях не дожив до девятнадцати.
    Он бросает мяч в кольцо. Попадает. Подбирает его и снова начинает выстукивать  монотонно позвякивающее «бумс-бумс-бумс»…
    -Вот если бы можно было забирать чужое время. Чужие недели жизни…
В слух врезается слово «недели». Я бы сказал «годы» и никак иначе…
– …но… хер, - продолжает он. - Я умру. А какой-то паренек залезет в петлю, потому что от него ушла любимая. Или какая-нибудь идиотка будет отсасывать по подъездам за очередной чек… пока не умрет от передоза в вонючем подвале…
    Саня снова бросает, но на этот раз промахивается. Мяч не подбирает, а присаживается рядом со мной:
    -Наверное, имеет смысл ставить такой диагноз, как у меня, всем. Может тогда мы научимся ценить жизнь?
    Мне вдруг становится стыдно.

-Алло.
-Вова?
-О, привет Ирка…
-Саша разбился. Совсем… Он спрыгнул с крыши…
Ее ровный голос совсем не вяжется со смыслом слов. Но все же я понимаю все. И чувствую облегчение. Потом стыд. Потом боль утраты. Хотя, может быть, последнее я уже выдумал.

    -…«Пиратская станция» вышла. Пятая. Говно-говном…
-…А я теперь в «Саксоне» вишу. С Викой постоянно...
-…Диплом вот скоро получу. Работу сменю. Папин брат, дядя Игорь, говорит, нашел классное место для меня. Начальная зарплата 500 баксов…
-…Светка женится скоро…
-…А, да… недавно маму твою видел. Постарела она сильно. И взгляд такой отрешенный…
    Я вздыхаю.
    -А помнишь, как мы в лагере девчонкам в душе шпингалет сломали? И потом водоросли с медузой бросили… Нас еще хотели попереть домой, но поездов не было…
    Я сижу еще минут десять. Потом ложу возле серого гранита две сигареты и ухожу. Скоро, очень скоро я перестану сюда приходить совсем. А с памятника так и будет смотреть черно-белыми глазами веселый мальчик восемнадцати лет. Он широко улыбается. Он счастлив. Он любит жизнь. Таким Саня был. Таким он останется в памяти тех, кто его знал. Таким он будет уже всегда. Мальчик с беззаботной доброй улыбкой.

Уходя, я слышу, как ветер играет в верхушках пожелтевших деревьев. Сегодня началась осень.

Tweet