- Капитан все может! – Сказал, как отрезал, капитан Миленов и обвел аудиторию нехорошим взглядом. Это было его любимое утверждение. Правда, жизни этому постулату оставался всего год, преподаватель военной кафедры должен быть чином не ниже майора.
Капитан попал к нам из какой-то части, где он сильно приглянулся начальнику кафедры, полковнику Глебову за беззаветную личную преданность. Каким образом он без образования дополз до капитана? Загадка.
Кафедра только организовывалась, мы были вторым потоком.    Не хочу сказать, что все офицеры такие же долбоёбы. Да хоть и начальник цикла тактики (тоже загадка, как человек с такой фамилией, именем и отчеством плюс два высших образования дослужился до полковника?) – лекции которого были просто песня, приятно было посетить.
В день знакомства Миленов вел занятия по радиосвязи. В этом деле он был полный дуб. По углам аудитории стояло две танковых рации Р-113, нужно произвести радиообмен между ними. У первой рации стоял Вовик, теоретик электроники. На голове, кроме очков, он имел еще и шлемофон. В другом углу маялся в шлемофоне Жека, радиолюбитель со стажем, владелец многочисленных дипломов за дальнюю радиосвязь. Подопытные строго по утвержденной инструкции обменялись через эфир позывными, (ход переговоров мы могли слышать через динамик), связь сочли удачной и с облегчением стянули с голов шлемофоны.
- Есть вопросы, блядь? - спросил донельзя довольный Миленов, превысив, таким образом, стандартное соотношение мата в повседневной речи. Обычно оно было 1/1.
- Да, есть, товарищ капитан. Какова мощность рации? – совершенно простодушно спросил я.
- Мощность, на хуй…? – уточнил капитан и в раздумьях покрутил ручку громкости на усилителе. Динамик взвыл и Миленов пугливо выключил питание,
- Вот тебе, ебаная в рот мощность! Достаточная, блядь!
- Так это ж микрофонный эффект…- в полной растерянности от лексики промямлил я.
- Какой в пизде микрофонный эффект, ебать его в сраку? – спросил в пространство Миленов. На беду перед ним стоял Вовик. Тот понял вопрос буквально и в своей манере ответил.
- Ээээ… негативная флуктуация параметров электронного прибора, в нашем случае спровоцированная акустическими колебаниями.
- Ни хуя себе, профессора. Ну, я вам уши на жопу натяну, обсеретесь от акустических колебаний! Как фамилия? – многообещающе спросил он у меня. Я назвался.
- Как?? – с восторгом уточнил Миленов. Повел пальцем по журналу, прочитал мою самую обычную фамилию  и сообщил:
- Начальником был у меня твой тезка.  Пидорасил меня, как суку ёбаную. Вот, значит, когда доведется отквитаться! - и на этой мажорной ноте капитан распустил нас с занятий.
Но расквитаться у него не получалось, поскольку я перешел на механический факультет и стал «болт». А у «болтов» классным папой был начальник цикла и вел занятия лично.
Преддипломной осенью я вышел во внутренний двор, там, на плацу отбивал шаг взвод моих бывших одногрупников. На широком парапете входа в военную кафедру стоял Миленов с рукой у козырька.
- Взвооооод… - предупреждающе запел Жека на подходе к Миленову, шаг загремел четче, - равнение на ле-вО!
- Здравствуйте товарищи курсанты! – рявкнул Миленов.
- Здравия желаем, товарищ майор! – ответили мои коллеги.
- Плохо, блядь, еще круг на хуй, - резюмировал Миленов.
Вот оно что! Миленов получил майора и теперь гоняет пацанов, наслаждается звучанием. Я подошел и стал на ближний парапет. Миленов покосился, но промолчал. Между тем взвод завершил круг, Жека опять запел своё «Взвооод…», шаги стали четче, и тут я кинул руку под берет и резко выкрикнул:
    - Здравствуйте товарищи студенннннты! – и пацаны все как один восторженно ответили:
    - Здравия желаем товарищ студент!
Дернувший руку под козырек Миленов стоял, как обосранный, ему ничего не досталось. Вполне удовлетворенный я собрался уйти на пару, но Миленов в ярости потащил меня на разборки к начальнику кафедры.
Глебов легко уловил суть дела среди многочисленных эпитетов на манер «гандоны в очках, сраные пиджаки и ахуевшие апиздолы», но я в этот день был не в его юрисдикции, поскольку военка у меня была вчера. Да и Миленов, органично вписывающийся в полк, в институте был элемент чужеродный, анекдотичный и начальник кафедры уже сожалел о своем выборе.
Поэтому он Миленова в жажде отмщения не поддержал, и дело рассосалось.
Летом, сразу после защиты дипломов, мы отправились на сборы. Штатскую одежду у нас изъяли полностью, форму выдали старого образца, времен ВОВ, отличную, новенькую, в чем-то даже романтичную. Из-за этой формы нас узнавали сходу, ведь срочники носили форму нового образца.
После принятия присяги начальник сборов жестко предупредил насчет последствий возможной пьянки по этому поводу.
За водкой от нашего взвода командировали меня и Саню. Единственный магазин был в деревеньке с простеньким названием Трехизбёнка (само собой иначе, чем Трёхпиздёнка ёе никто и не называл).
Напрямик, через заросшую ивняком сухую балку, до деревеньки было рукой подать.
- Слушай, Шура, - сказал я, - что-то полковник сильно нажимал насчет магазина, может быть, побережемся?
- Ты предлагаешь - как учили? – сходу загорелся Шура.
- Именно.
- Я согласен, нормальные герои всегда идут в обход!
Следует уточнить, что наш ВУС был 106. Что означает, как говаривал тот же Миленов «…не хуй собачий, а командир взвода разведки на легких танках!»
Нас научили отличать ракетный комплекс «Ланс», который необходимо кончать немедленно и беспощадно, от ракетного комплекса «Ларс», мочилово которого можно и отложить. Нас заставляли наизусть выучить нарукавные знаки различия бундесвера и, горестно качая головой, делились личным опытом взятия языка на линии Барлева. 
Поэтому к магазину мы подошли с тыла, приняли основной и резервный план отхода и только тогда скользнули внутрь. Продавщица неторопливо переложила водку нам в вещмешки и между делом сообщила, что мы уже третья группа студентов за этот час.  Как видно в форме она тоже разбиралась.
    - Интересный дела, - заметил Шура, - Что ж мы их не встретили?  Или они поперлись в обход, по дороге?
- Шура, вы заплатили за кефир? Поторопитесь, у нас гости! –  вмешался в разговор я.
К магазину подъехала «Волга» майора Батыева, заработанная им на верной службе у команданте Фиделя. Из «Волги» выпрыгивали наши офицеры  с ищущими взорами.
- Какой еще кефир?? У нас его сроду не бывало, – изумилась продавщица.
- Черный ход открой, облава! – рявкнул я ей.
- Открыт, давайте живо! – мгновенно поняла она.
Шура, сжимая в руках драгоценные вещмешки,  ломанулся через заднее крыльцо,  перемахнул шаткий заборчик, и врезал спринт по песку. Я несся сзади с возгласами «Шура, возьмите меня! Я хороший!»
Не оборачиваясь на майорские крики «Стойте! Все равно найдем!» мы добавили скорости и скрылись в ивняке.
Пока совершается наш фланговый марш-бросок, я  успею вставить маленькое объяснение.
Наше офицерьё вполне резонно предположило повальную выпивку после принятия присяги и решило совместить приятное с полезным. А именно устроить засаду возле единственного магазина, попавшихся примерно наказать и тем задать жесткую воинскую дисциплину на весь период сборов. Водку же конфисковать и распить в своё удовольствие.
Поэтому машину они спрятали в переулке, наблюдение за улицей вели скрытно, а арестованных гонцов держали при себе до конца акции. Посчитав эти мероприятия достаточными, они прозевали наш дерзкий проход с тыла, и наши личности не идентифицировали.  Сейчас майоры также мчались в лагерь, чтоб объявить построение и вычислить отсутствующих. На песчаной дороге машину заносило, конфискованная водка угрожающе звякала в багажнике, но офицерская честь превыше всего! А честь эта горела и чесалась от полученного щелчка.
В лагерь две наших группы ворвались вместе, мы с Шурой и водкой, запыхавшись и с красными мордами, и «Волга» с офицерьём, морды у которых тоже были красными, но совсем по другой причине.
- Почему, блядь, морда красная, как срака у шимпанзе? – спросил меня Миленов, обходя строй и сверля лица глазами.
- Она у меня завсегда красная, как наше знамя! – бодро ответил я.
- Я вам дам ссучаги, знамя…, бросил Миленов, не рискнув обсуждать цвет знамени, и прошел мимо.
И снова раунд остался за мной.

Полк наш был кадрированный, его развернули на месте дивизии, которую в полном составе отправили крепить интернациональную дружбу на китайскую границу. В караул гоняли довольно часто, не то что «через день на ремень», но к этому близко. На инструктаже начкар Валера, двухгодичник просил: «Мужики, Христом-богом прошу! Мне два месяца до дембеля! НЕ СТРЕЛЯЙТЕ! Чтоб не случилось – НЕ СТРЕЛЯЙТЕ!»
Я заступил на пост в танковом парке в 22-00. Для начала я обошел парк по периметру. Редкие фонари освещали дырявый забор, в боксах без ворот стояли наши ПТшки и шестьдесятдвойки. Ворота боксов дивизия увезла. Она увезла даже штакетник, флагшток и трибуну с плаца. Была б возможность – увезли бы и плац.
Несколько боксов стояли с новыми воротами, и я миновал их с опаской, там хранилась секретная техника, и они дополнительно охранялись собаками. В центре парка стоял грибок с телефоном на столбе, а рядом прицеп с брезентовыми чехлами. Под чехлами еще днем хлопцы спрятали ящик яблок. Я забрался в прицеп, уселся в уютное брезентовое гнездо, положил АКМ на колени и захрустел белым наливом.
Парк стоял на краю широкой, заросшей ивняком балки, на противоположном краю которой было расположено окружное стрельбище, где стрельбы шли день и ночь. Вот и сегодня там хлестко били танковые пушки, трещали пулеметы, звездное небо расчерчивали трассеры и рикошеты, словно 22 бронетанковая и  1 пехотная английская бригады схлестнулась с пятью «Тиграми» Виттмана под Каном.
Я бездумно любовался фейерверком, но через час он стих как по команде, делать было решительно нечего. Я пошел к заправке, где стояла цистерна чистейшего авиационного бензина, с намерением простирнуть в нем гимнастерку, но тут затрезвонил телефон и я бегом вернулся под грибок. Звонил Валера с караулки.
- Слушай, бензовоз стоит у заправки? – спросил он.
- Нет. Только цистерна. А что?
- Да бензовоз до сих пор не вернулся со станции, комполка психует.
- К девкам наверно нырнули красавцы.
- И я так думаю. И он так думает. Но все равно психует. Ты поглядывай там, – Валера дал отбой.
Я залез на брезент поглядывать, но что я мог наглядеть, один на огромный парк? Правда, у ворот светилось окошко КПП дежурного, но ему в парк вход был запрещен.
Вдруг мне послышался ржавый звук со стороны секретных боксов. Я насторожился, звук повторился и вдруг там завелся мотор, загорелись фары, и какая то небольшая машинка начала двигаться к КПП. Я выплюнул яблоко, соскочил с прицепа и рванул навстречу, но на пересечку явно не успевал. Поэтому, в восторге от такой возможности и в панике от  ситуации, я принял положение для стрельбы с колена, передернул затвор, дал упреждение... но Уазик (я рассмотрел) шел  по дуге, прицельно выстрелить мешали сначала груда ящиков, потом цистерна с бензином (воображаю!), потом бензоколонка, потом в голове у меня застучала мольба Валеры – НЕ СТРЕЛЯЙТЕ! – я поставил АКМ на предохранитель и рысью побежал к КПП.
Под фонарем у КПП стояли шофер комполка, дежурный по парку и хорошо поддатый Миленов.
- Хуево службу несете, не в пизду уставы не читаете, товарищ курсант! – злорадно сказал он.
- Ах, хуево? Уставы не знаю? Вы почему на территории парка?
- Ты, блядь, как разговариваешь? – выкрикнул, разгораясь Миленов.
Я скинул АКМ с плеча, навел его на живописную троицу и скомандовал:
- Дежурному по парку – связаться по телефону с караулкой, доложить. Остальным – лечь на землю!
Зрелище автомата отрезвляет.  Водитель комполка брякнулся ничком, дежурный по парку метнулся к телефону.  Выскочив за территорию парка он заорал:
- Миленов, ложись! Эти студенты захуярят не хер делать!
- Ладно…, можете идти в КПП, - успокаиваясь, сказал я Миленову, – А ты как в бокс попал? – спросил я у  водителя.
- Через забор.
- А собаки?
- Они меня знают, я там каждый день.
- Ладно, лежи, благодари бога.
- Ну, сука… - сказал Миленов из КПП, но дежурный что-то зашептал, и продолжать он не стал. Вскоре начкар Валера разрешил ситуацию, шофера отправили на поиски, Миленова спать.
На следующий день, вечером, мы сидели у палаток, играли в преф, но изображали самоподготовку по ТТХ дизеля В2.
К нам целеустремленно подошел поддатый больше обыкновенного Миленов.
- Тааак, масло дизельное МТ 16 П. Все запомнили? – строго сказал Вася.
- Шо его запоминать, Мы Танкисты 16-го Получка…. – ответил Шура.
- Отделение… - заныл Вася, вроде только увидевший майора, но тот отмахнулся, подошел ко мне, и, кипя от ярости, сказал:
- Тебе пиздец, блядь! Я тебя на экзаменах завалю к ёбанной матери! По любому, сука! А не сдашь – не дадут диплом, курва! И загремишь в армию на хуй!
- Поглядим… - ответил я, оглушаемый стуком пульса в ушах.
- Пиздец, пиздец! – повторил Миленов и ушел.
- Хуёвые дела! – резюмировал Вася майорский приговор его же лексикой,
- он дурак. И, говорят, его хотят в часть вернуть, ему терять нечего.
    - Поглядим, - ни на что не рассчитывая повторил я.
    Спать я ложился в отвратительном настроении, но тут Коля начал рассказывать Лёве ежевечернюю сказку, в которой непременно фигурировали белые трусики. Коля рассказал, какие они тонкие и облегающие, отдельно остановился на профиле, температуре и влажности, но стоило ему приступить к расчехлению, как Лёва не выдержал, и выскочил из палатки с криком «Открывайте окна-двери, я вас всех переебу!»
В соседней палатке заржали, Костя выкрикнул: «Вот и еще один день прошел!» и дружный хор ответил: «Ну и хуй с ним!»
На душе полегчало, я заснул.
Утреннее построение было странным. Офицеры ходили с мрачными рожами, перешептывались. Наконец полковник перестроил нас в каре и произнес короткую речь.
- Товарищи курсанты! Сегодня ночью произошло трагическое событие – от сердечного приступа скончался майор Миленов.
Шура пнул меня  локтем, по рядам прошел ропот, Миленова не любили, но все же…  Полковник помялся, помолчал и добавил:
- И я хочу просить вас всюду придерживаться этого диагноза, от него зависит пенсия семье и судьба многих офицеров.
Вот это дела… нас распустили, занятия отменили, мы торчали в палатках, но вот Костик вернулся с дежурства по унылому бараку, броско именуемому офицерской гостиницей. Костика Миленов не любил за длинные волосы и пагубную привычку при любой возможности дудеть под нос джазовые композиции, которые майор архаично называл «блядским космополитизмом».
- Ну что там слышно, Кот? Он что? Утонул?
- Какой там… Они опять поехали на озеро, нажрались все. Он начал буянить, потом отрубился. Его оттащили в сторону, и он умер, как великий музыкант.
- Неужто его Батыев отравил, как Сальери Моцарта? – спросил я, имевший в своём активе студентку музыкального училища.
- Как  Джимми Хендрикс -  захлебнулся собственной блевотиной, - ответил Кот.
Вот так Миленов и закончил свою земную жизнь. Во всяком случае, в своём стиле. Видит бог, я не желал этого. Но и не скорбел.

Tweet