1.
Василий Петрович выбежал на палубу в брезентовом плаще на голое тело. В руке он держал спасательный жилет. Вокруг били волны, везде было много воды, даже самим воздухом можно было захлебнуться, настолько он был влажным. Буря налетела внезапно. Прогноз-Гидрометцентр успел их предупредить только за пять минут до начала безумства водной стихии, т.е. именно в то время, когда и без него на горизонте можно было увидеть чернь тяжелых туч и почувствовать усиливающийся с каждой минутой ветер.

Как раз в тот момент, когда капитан получил его сообщение, Василий Петрович заканчивал надувать свою резиновую женщину, которую он, любя, частенько называл Машенькой, поскольку, являясь продуктом западной цивилизации, она была похожа на простую русскую девушку Машу с заплетенной в волосы ромашкой и не бритым скомканным волосатым лобком. Во время длинных и на редкость нудных плаваний она заменяла ему теплокровную разжиревшую от каждодневных диетических мясных бульонов жену. Вообще на судне было всего две женщины, да и те отдавали свои влагалища только капитану Владимиру, анусы - коку Сергею, а рты - засекреченному шпиону американских спецслужб. Простым же морякам от этих шлюх не перепадало ничего, и приходилось им самим как-то заботиться об удовлетворении собственных сексуальных потребностей. Одни собирались по вечерам в каюте у гомика Андрея, другие дрочили в сортирах, рассказывая друг другу собственные похотливые похождения на берегах разных стран и разных континентов, третьи же приобретали в западных магазинах секс-игрушки и увлекались только ими. Так же на судне был один старый пропитый моряк, который не относился к этим трем обобщенным группам. Он в отличие от них был индивидуалист до мозга своих костей. Ходили слухи, что он занимается половыми извращениями со своей мартышкой Людой, натягивая её за задние лапы на свой огромных размеров член. По ночам, когда экипаж всего судна засыпал, из его каюты раздавались душераздирающие звуки обезумевшей от боли мартышки.

Когда прозвучал сигнал тревоги, Василий Петрович нагишом лежал на своей Мане, обсасывая ртом её резиновые губы, те самые в которые буквально вчера кончил после получасовой любовной с ней игры. Сначала он подумал, что все это только лишь учебное, поскольку до этого никогда настоящей тревоги не было. Но, увидев в открытое круглое окно, бежавших куда-то товарищей, Василий Петрович вздохнул от посетившего его облома и сел на край своей койки, решив минуту отдохнуть перед предстоящей тяжелой нервной работой. В этот момент дверь его каюты открылась, и в дверном проеме показалась обугленная рожа Патрона, так звали одного из моряков, поскольку он доставлял на борт порох, которым бились почти все высшие чины судна.
-Ты че? Пиздец. Тонем нахуй.

Василий Петрович хоть и знал хорошо Патрона, особенно в том, что тот частенько вставлялся каким-то мутным раствором, а потому мог вполне нести какой-нибудь собственный, понятный только ему бред, но все же испугался насмерть. Быстро накинул себе на плечи брезентовый плащ и выбежал на палубу. Там была неразбериха полнейшая. Много народу бегало с какими-то непонятными вещами, много кричало, многие просто смотрели на надвигающиеся волны. Капитан в истерике бегал среди этой кучки людских неорганизованных действий и пытался взять ситуацию под свой непосредственный контроль. Он подбежал к Василию Петровичу и закричал.
-Быстро готовь спасательные шлюпки.
Потом развернулся, что-то пробурчал себе под нос и снова убежал в мельтешившую перед глазами Василия Петровича толпу.

Ветер уже неистовал. Волны падали на палубу, сшибая находящихся там людей. Василий Петрович, напяливая по дороге поверх плаща спасательный жилет, подбежал к шлюпкам. В них уже сидело два испуганных на смерть негра.
-Вы откуда? Ведь это советский корабль.
Негры молчали. Василий Петрович к ним стал более тщательно присматриваться и на свою беду заметил, что половина лица у одного из них белая, но постепенно становящаяся черной, по мере стекания вниз плотных слоев дорогостоящей пудры.
-Вы же…
Неожиданно на лицах негров появилась одна и та же улыбка, не предвещающая нашему главному герою ничего хорошего. В тот же самый момент его ударили сзади по голове чем-то тяжелым и скинули его, потерявшего сознание, за борт.

2.
Когда Василий Петрович очнулся, ему показалось, что он попал в ад. Вокруг было темно.
Судно качалось в разбушевавшемся море, словно спичка в потоке талой весенней воды. Его накрывало очередной волной, но через какое-то время он вновь сплывал. Везде было сыро и абсолютно все было сырое. Тело Василия Петровича висело с краю судна - полы брезентового плаща во время падения за что-то зацепились и не позволили ему сгинуть в бушующем море. Это было невероятно. Василию Петровичу должно было потребоваться невъебенное везение, чтобы это произошло. Но сейчас он не смог оценить этот подарок судьбы, поскольку голова его ломила от боли, руки его ломили от боли, поскольку были они, скорее всего, сильно ушиблены об обшивку судна. Он висел и с каждым рывком корабля ударялся об его борт. В этот момент он вскрикивал и загибался как только мог, вися на своих продетых в рукава руках. Когда было небольшое затишье, он попробовал пошевелить ими, но те его не слушались, они были, как будто бы оторваны примерно по локоть. После совсем недолгих попыток Василий Петрович поник и решил отдаться опять таки на волю своей судьбы. Для этого, раскачавшись, ударился головой об судно и снова потерял сознание. Через какое-то время буря поднялась опять, еще больше обрушив на бедный корабль тонн соленой воды и кубометров холодного воздуха, приносимого сильным остервенелым ветром. Брезентовый плащ начал постепенно рваться и вскоре все-таки порвался ровно посередине. Василий Петрович упал в бушующее море.

3.
Проснулся Василий Петрович уже утром. Средиземноморское солнце беспощадно светило в его глаза, которые он только что открыл. Он лежал в соленой воде плавно покачиваемого успокоившегося моря. Кожа, впитавшая в себя соль, стала словно какая-то пробка. Стягивало лицо. Голова по-прежнему болела. Ужасно хотелось есть. Василий Петрович попробовал оглянуться. После нескольких минут барахтаний в воде у него это получилось. Вокруг была сплошная водяная гладь. Ни берега по близости, ни судна. Василий Петрович на это прореагировал так, словно все шло по его давно задуманному плану. А точнее он не прореагировал вообще, поскольку он так устал и телом и душой, что уже мало о чем адекватно соображал. Он попробовал пошевелить руками. Левая еле двигалась, удалось сжать в кулак пальцы. Правую же он не почувствовал вообще. Будто у него её не было. Василий Петрович с трудом повернул голову и доказал своему мнительному разуму, что все-таки она есть, хотя необычайного синего цвета была на ней кожа. Ноги тоже вроде реагировали на посылаемые его мозгом импульсы. Проделывая эти не хитрые телодвижения, он сильно измотался и вновь закрыл свои глаза, в надежде провалиться в какой-нибудь прекрасный успокаивающий сон.

Но ему обломилось, поскольку сон оказался не намного лучше реальности.
Василию Петровичу снилось, как какой-то черный человек занимался любовью с его куклой Маней. Рвал её резиновую пизденку и кончал в неё сифилисной спермой. Сам же Василий Петрович в это время был привязан к деревянному столбу, и в его тело тыкали раскаленными железяками голые амазонки. У которых, почему-то, была одна грудь примерно в три раза крупнее второй. Из-за чего почти у всех было искривление позвоночника.

Когда раскаленное железо касалось кожи Василий Петрович не чувствовал никакой боли, только запах - запах горелой резины. И тут Василий Петрович понял, что он такой же резиновый, как и его кукла. Просто разное качество резины. У неё из каучука, а у него из совокупности яйцеклетки матери и спермы отца алкоголика. Василию Петровичу пришла в голову мысль, а что если Маня все ощущает, что с ней делают, но не может просто этого никак выразить. Вдруг она знает о мире точно столько же, сколько знает и сам Василий Петрович, но ни как не может это применить. Вдруг она на самом деле невъебенный поэт, не могущий что-либо записать. Василию Петровичу стало невыносимо стыдно, ведь кукла видела то, что, по его мнению, не должен был видеть никто. Она видела, как Василий Петрович несколько раз ради эксперимента над своей предстательной железой засовывал себе в задницу вымытую с мылом морковь, как, повернувшись к зеркалу и особым образом нагнувшись, рассматривал свое очко и как однажды плакал из-за того, что ничего не мог сделать с пьяным Зеленовым, который частенько бил его по лицу. И еще, на самом деле, много чего видела молчавшая Маня, аккуратно сидевшая возле изголовья его койки. Василий Петрович посмотрел на неё. Как же ей, наверное, сейчас не приятно, когда её фачит этот черный человек с белыми ладошками и черно-синим членом. Он попытался вырваться, освободиться от оплетающих его тело веревок. Одну руку ему удалось вынуть. Он ударил нескольким амазонкам по лицу, отчего те превращались в пыль, которая словно пушистый снег мягко опала на землю, образовав на ней ровненькую кучку. Вторая же рука была неподвижна. Василий Петрович осмотрел её и увидел, что в нескольких местах она прибита к столбу гвоздями. Их невозможно было выдернуть их без специального инструмента. Василий Петрович сразу же поник, боевой дух у него моментально испарился и стремительно, пролетая все фазы перехода от глубокого сна до его поверхности, он неожиданно сам для себя проснулся.

4.
Сначала он подумал, что это тот же самый сон, просто произошла смена декораций. Но, вспомнив свое судно, шторм, огромные волны, брезентовый плащ и улыбки сидящих в спасательной шлюпке негров, он догадался, что сейчас он в самой, что ни наесть, реальности.

Что ему делать? Как выжить?

Василий Петрович этого еще не знал, но самое главное это то, что он хотел это узнать и сейчас стремился к этому. Сейчас в нем было намного больше сил к борьбе, чем перед сном. Сейчас он хотел выжить и хотел бороться за свое выживание. Для начала Василию Петровичу нужно было оценить количество, и самое главное качество собственных сил. Итак, ноги у него были в порядке, т.е. хоть и с ноющей болью, но все же двигались, рука одна была безжизненная и, как показалось Василию Петровичу, настолько пропитавшаяся соленой водой, что загнить у неё бы просто не получилось, вторая же рука была в порядке, и Василий Петрович смог даже вынуть её из воды и посмотреть на неё. Ничего так. В царапинах просто вся. Но работающая и вполне дееспособная.

Из одежды на Василии Петровиче был наполовину оторванный брезентовый плащ, закрывающий только верхнюю часть его тела и вовсе не закрывающий его нижнюю, в которую ударялись своими ртами стая каких-то мальков, очевидно, решив, что Василий Петрович это огромный кусок белого хлеба. Их прикосновения для него были не выносимы. Они щекотали его тело, которое он с трудом мог повернуть. Василий Петрович отгонял их работающей рукой, словно комаров в лесу, тем самым июльским вечером, когда он пригласил Надежду Семеновну провести в нем ночь наедине. Он лежал сверху и ебал её, обливаясь потом и отгоняя приставучих комаров и не менее приставучих, но в несколько раз больших по размеру шершней. Тогда он так и не смог в неё кончить, за что ему в последующие дни было невыносимо стыдно. Так же поверх оторванного брезентового плаща на Василии Петровиче был надет спасательный жилет, посредством замечательных свойств которого, он оставался еще на плаву.

Неожиданно из воды начали выпрыгивать рыбы. Будто вода начала кипеть и они, таким образом, пытались спасти свои жизни от неминуемой гибели. Одна из них со всей силы ударила Василия Петровича в живот, упав на него сверху. Он, загибаясь от боли, все-таки превозмог себя и схватил рыбину левой рукой. В глазах его появилась какая-то дикая не свойственная людям радость.
-Вот она, блять, еда. Пища.

В детстве Василий Петрович любил долгими зимними вечерами зачитываться приключенческими романами, а потому знал, что из пойманной рыбы, если посильнее на неё надавить, можно выжать немного пресной воды. Воспользовавшись этими знаниями, он попробовал применить их на практике. Но в его единственной рабочей руке не было столько сил, чтобы выжать из летающей рыбы воду. Василий Петрович хотел было уже расстроиться, но тут ему на помощь пришла вездесущая логика. Ведь нет никакой разницы между тем, чтобы сначала выпить выжатую из рыбы воду, а потом съесть её или же ничего не выжимать, а сразу съесть рыбу вместе с находящейся в ней водой. Ведь все равно в желудок попадет и вода и белок. Какая разница отдельно или же вместе? Мозги. Вот что значат мозги. Не просто же так они выиграли длительное соревнование с силой. Не зря же человек сейчас управляет всем миром и природой в целом.

Василий Петрович с удовольствием откусил еще живой рыбине голову и высосал из неё кровь. Потом с таким же удовольствием доел её до последнего плавника.

Через несколько минут он захотел какать. И, ни кого не стремаясь, осуществил это. Говно сплыло возле него, потом начало медленно крутиться на воде, подпрыгивать вверх и тонуть, словно какой-то поплавок, передающий рыбаку мучения пойманной на крючок рыбы.
-Плотва, блять, - улыбнулся про себя Василий Петрович.

После съеденной летающей рыбы ему стало немного теплее, в нем появлялась небольшими порциями сила. Он посмотрел вокруг, рыбы по-прежнему выпрыгивали из воды, и это доставляло ему нескрываемую им радость. Да и от кого её было скрывать? У него появилась надежда спастись, выжить, ведь его уже должны были искать, применяя для поисков самую совершенную в мире технику…

5.
В тот момент, когда один из негров (третий) ударил Василия Петровича железной арматурой по затылку, необычайных размеров волна накрыла судно. Многих людей смыло за борт. Оставшиеся бросив все свои дела, побежали в каюты, давя на своем пути сваленных толпою людей. На судне началась паника. Негры тоже занервничали и по быстрому стали спускать шлюпку на воду. К ним подбежал еще один человек, а именно тот самый ЦРУшник, который сливал свою американскую взращенную на хот-догах сперму в открытые рты русских корабельных шлюх. В руках он держал какие-то бумаги. Запрыгнув в шлюпку, он начал по-английски раздавать приказы, смысл которых заключался в том, что надо как можно быстрее отсюда валить.

Неожиданный порыв ветра сорвал с него натянутую на уши фуражку. Он закрыл голову руками и сел на дно шлюпки. Негры, выполняя его приказы, о чем-то между собой ругались. ЦРУшника звали Джордж Кеприл. Он поступил в это ведомство еще в далеком 1979 году, по настоящему веря, что с красной заразой надо бороться до последней капли крови в своем организме, но сейчас, проплавав на Советском военном корабле, он понял, что коммунизм не настолько заразен, как об этом говорила американская пресса, ориентируясь в своих репортажах больше на душевнобольных, чем на настоящих коммунистов. В частности ему нравились комсомолки, которых присылали на судно в целях воспитательной работы ориентированной на спивающихся моряков. Ему нравились, как они отдавались ему, когда на ухо он шептал им, что он самый что ни наесть настоящий американец. Они взвизгивали от такой неожиданности, томность их взгляда сразу же пропадала, и вот уже через какое-то мгновение он видел пред собой их увлажненные влагалища. Но он всегда был с ними джентльменом. Он сначала целовал их в губы, потом скользил языком по шее, потом засасывал её остренькие молодые сосочки, потом упругий животик, потом половые губы, расширяющиеся с каждой минутой все шире и шире, потом крохотный клитор.…Да он был самым, что ни наесть джентльменом, таким образом, преподнося комсомолкам американскую культуру, пропагандируя, таким образом, искусство сексуальных удовлетворений.

Этому их специально учили в ведомстве. Удовлетворять Советских женщин. Ведь никакая другая идеология не сравниться с идеологией замешанной на человеческих сексуальных потребностях. Советский строй, по их мнению, могла развалить только сексуальная революция.

Им было не понятно, почему при коммунизме можно было жрать, пить, срать и ссать, а ебаться было нельзя. Ведь это же такая же потребность человека, как и предыдущие четыре. Почему то, что придумала природа, было запрещено очередным безумным съездом?

Так думали непосредственные начальники Джорджа Кеприла. Сам же он во всем этом с ними соглашался, и как ему самому казалось, в этом вопросе их намного опережал. Поскольку, развивая эту тему, пришел к выводу. Что вообще все моральные устои даже и в США, не говоря уже об СССР это полнейший кал, придуманный церковью и государством, которые таким образом взрастили в человеке всякие там ценности. Ведь опять таки природа сделала так, чтобы любой член (не считая всяких там отклонений от нормы) пригоден для любой пизды. Ни возраст и ни цвет кожи не влияют на это соответствие противоположных форм: выпуклости и вогнутости. Более того, природа дала своё согласие на пригодность половых органов некоторых животных для удовлетворения человеческих сексуальных потребностей. Т.е. природа, являясь нашей непосредственной матерью, разрешила своим детям, то бишь нам, ебаться так, как мы хотим.

Джордж Кеприл никогда не понимал, почему, для того чтобы справить свою сексуальную нужду, нужно разводить того самого человека, который, по твоему мнению, сможет тебя удовлетворить. Почему просто не подойти и не сказать ему об этом прямо. Ведь наверняка ему и самому захочется, чтобы ты его выеб (под человеком я имею в виду и мужчин и женщин). Но даже если он этого и сам хочет, он все равно будет кривляться, говорить о каких-то там моральных нормах и приличиях. Джордж Кеприл не понимал для чего это все надо так усложнять. Зачем взваливать на себя лишние трудности?

Причем это некоторым особо стеснительным наносит такую душевную рану, от которой те выходят на улицы и начинают просто резать ради того, чтобы удовлетворить разбушевавшуюся в себе природу. Зачем это все человечеству надо? Почему не упростить все это до минимума?

Негры вокруг него трудились, не покладая рук, и вскоре шлюпка оказалась на поверхности неистовой стихии. Негры завели мотор и, разрезая волны, шлюпка стала удаляться от мотающегося в разные стороны судна. Но непонятно откуда взявшаяся волна её подхватила и, обрушавшись на корабль, разбила её вдребезги. Помятые трупы негров катались по палубе вплоть до наступления утра, принесшего долгожданное трясущимися от страха моряками спокойствие разъяренной стихии.

6.
На четвертый день Василий Петрович увидел несколько проплывающих мимо него листков бумаги. Он схватил один, попытался прочитать. Но чернила уже были смыты с них соленой средиземноморской водой…

В тот же день он заметил вдалеке от себя черную точку на воде. Сколько он не прищуривался, а так и не смог разглядеть, что это конкретно - пришлось подплывать ближе, гребя одной своей рукой и окоченевшими ногами. Но когда он подплыл ближе, радость его была неописуемой - это был мертвый человек, так же как и он находящийся на поверхности только благодаря спасательному жилету. Он узнал в нем Патрона. Одет тот был как полагается - в клешеные штаны, тельняшку, поверх нее синюю рубашку и, как я уже сказал, в спасательный жилет. Василий Петрович своей единственно работающей рукой залез к нему в карман и обнаружил там плотно закрытую коробочку.
-Блять, это же кокаин. Жить с каждой минутой становится все веселее, - неизвестно кому прокричал он.

Да. Василию Петровичу, конечно же, повезло не только потому, что он нашел кокаин. Кроме него у него было просаленный труп своего товарища, хотя уже почему-то начавший потихоньку гнить, да, вообще, хуй с ним с этим товарищем. Он нашел себе новую Маню. Новую дырку, в которую можно было засунуть свою неугомонную писку.

На протяжении этих прошедших трех дней он дрочил несколько раз, кончая всегда в подставленную ладонь, после чего слизывал с неё языком сперму. Нельзя ему было терять такое количества необходимого его телу белка. Да и в какой-то мере ему это даже было приятно.

Несколько раз он думал о русалках. Об этих тварях. Сейчас он почему-то их ненавидел, хотя в детстве любил их рассматривать в детских тоненьких книжках. Он только сейчас понял об их обломности. Ведь, поскольку, рассудите сами. Русалки были красивы, у них были молодые сочные губы, остренькие сосочки и у них даже было приятное почти во всех отношениях (кроме одного) влагалище. Но вот как раз это "кроме", все и обламывало. Как известно у русалок не было ног, а значит, они не могли их раздвигать. Тогда спрашивается, как же достать до влагалища то? А если до него не достать ни как. Так чем же тогда увлекались добры молодцы? Знаете ответ? Догадались, извращенцы? Конечно же, аналом. Т.е. с самого рождения, читая вам русские народные сказки, родители пропагандировали вам анальный секс.

Культура сосет. В ней куча ошибок.

Еще больше Василия Петровича обломало то что, он, залазив на труп Патрона, понял, что на мягкой глади Средиземноморского моря он не сможет выебать его, поскольку не об чего было подпереться. На лице у него выступили слезы, в душу стала подкрадываться депрессия и желание как можно быстрее умереть. Причем оно, не сдерживаемое разумом, было настолько сильным, что он расстегнул на своей груди спасательный жилет и хотел уже было уйти под воду, таким образом прекратив свои в этой жизни мучения. Но неожиданно вспомнил про кокаин.

На протяжении суток он находился в постоянном наркотическом опьянении, догоняяь с каждым разом все больше и больше.

Труп Василия Петровича нашли на площади одного из городов Сицилии. Он валялся весь обгорелый, настолько, что его с трудом можно было отличить от куска обуглившегося полена. В газете помимо статьи об очередном извержении вулкана, была статья о Советском моряке, которого по нелепой случайности зачерпнул тушивший пожар сицилийский вертолет. Хотя родственникам его Сицилия ничего не заплатила, поскольку, как показала медицинская экспертиза, умер он все-таки от передоза.

Сергей Трехглазый.

Tweet