1. Дед

Денек обещал быть погожим. Всю ночь лил дождь как из ведра, да, похоже, весь и вышел. Дед любил такие сентябрьские деньки, когда в золоте воздуха ощущалась свежесть вчерашнего дождя, вместо навязшего уже в носу СО. Дед шел по своим обычным стариковским делам, когда услышал жалобный писк где-то в районе водосточной трубы. Опустив глаза вниз к старому коричневому башмаку, он увидел котенка, который отчего-то сидел прямо посреди лужи, абсолютно мокрый и дрожал.
- Ишь ты, - крякнул дед и неловко присел, опираясь на палку. Он уже, который год ходил с палочкой, после той аварии, когда он в последние мгновения перед ударом, вытащил безмозглого пацана из-под колес ЗИЛа. Никогда не забуду эту картину. Пацан стоит размазывая сопли в сторонке, а дед лежит в грязи, не чувствуя ног и смотрит в небо пустыми глазами. И ни одна сука. Ни одна. И главное этот водила, бля…Ну ладно. Дед жив, и бодро ковыляет, постукивая по мостовой своей палочкой, пацан, надеюсь, хорошо учится в школе, жизнь прекрасна.
- И что же ты тут сидишь? В луже, а? - спросил дед у котенка. Я гад, конечно, практически с ними не общаюсь. Даже не пытаясь себя оправдывать словами "мне некогда" или "я так устал". Просто не общаюсь. Так что если бы я наблюдал эту картину со стороны, наверное, не удивился бы.
Котенок был, прямо скажем необычный. Если бы кто-нибудь спросил меня "а какого он цвета?", я бы затруднился ответить. Это был эдакий шлепок красок, упавший на его спину с высоты, скажем пятого этажа из семи ведер сразу, а потом растекшийся от шеи до лапок. Кроме того, у него было отвратительное рваное ухо, стесанная морда, и некрасивые, разного цвета глаза. Один был, нормальный, такой, зеленый, похожий на мой, только с вертикальным зрачком, а второй…Второй был больше похож на расплывшуюся чернильную кляксу. Как если бы, например, зрачок взорвался изнутри и заполнил бы своей чернотой радужку глаза. И вот этими самыми глазами, этой отталкивающей мордочкой, он уныло смотрел на деда и препакостно мяукал, всем своим видом демонстрируя готовность подохнуть прямо в этой луже, если только…
- А ну-ка, иди-ка сюда, - сказал дед, и протянул сухую, теплую ладонь, за которую я так любил держаться в детстве. Держаться и прыгать рядом, такой смешной, в коротких штанишках на лямках крест на крест. Да-да. Вот этот самый я, хмурый и непробиваемый носил короткие штанишки, играл в песочнице и ревел "Де-е-едуфка, а он отнял мою мафы-ы-ынку". Котенок не колебался ни секунды. Одним коротким прыжком, мокрое, дрожащее существо, перенесло свое тщедушное тельце на ладонь деда, а потом, цепляясь коготками за ткань плаща, вскарабкалось на плечо и там закрепилось.
- Ишь, ты, - довольно усмехнулся дед и, почесав пальцем под подбородком котенка, заковылял по мокрому асфальту.

2. Бабушка

……Он открыл дверь ключом, и, поставив палку в углу, стал раздеваться. Котенок легко спрыгнул на, видавший виды палас в прихожей, и затопал на кухню, безошибочно определив, откуда доносятся такие соблазнительные запахи, готовящейся еды. Это был один из редчайших случаев моего появления у стариков, и бабушка, не смотря на возраст, порхала по кухне, стараясь угодить "милому внучеку" грибным пирогом, пловом по эксклюзивному казахскому рецепту, борщом, домашним вином, поэтому кухня сегодня была наиболее привлекательным местом во всем доме.
Бабушка была королевой кухни. Она вполне могла быть шеф поваром в ресторане, но…но, кажется, не стала. Поразительно. Только сейчас, сидя на кухне, я вдруг понял, что не знаю о ней ничего. Ни кем работала. Ни чем занималась. Ни чем жила. Абсолютно ничего. Только то, что она была бабушкой и великолепно готовила все, что было угодно душе "милого внучека". Я осознал это где-то между последней ложкой борща и первой ложкой плова. Мне вдруг захотелось попросить ее : "Ба, расскажи мне о себе. Я был таким черствым сухарем, что никогда не спрашивал тебя о твоей жизни, расскажи мне сейчас". Вместо этого, я набил поплотнее рот пловом, и убедил себя, что разговор с набитым ртом совершенно не кстати, вот сейчас прожую, проглочу, и…проглотил вопрос вместе с пловом. Хотел ли я действительно знать о ней все? Похоже, что нет.
- А посмотрите-ка, кто к нам пожаловал, - как дед мороз на елке в дверях возник дед и с улыбкой на бритом лице прервал наш неспешный разговор. Я не сразу понял, о ком говорил дед, но бабушка всплеснула руками и побежала к холодильнику, достала молоко, налила в блюдечко и засеменила к дверному проему.
- Иди-иди, маленький. Иди, мой хороший, - и только тогда я заметил котенка. Как он мне не понравился. Я вообще не люблю кошек, а этот, облезлый, похожий скорее на крысеныша с оборванным ухом, вызвал у меня прилив , почти агрессивного отвращения. Бабушка была просто на седьмом небе от счастья, когда этот недоносок, трясясь от страха, что отнимут, стал лакать молоко своим, бешено снующим туда-сюда, розовым язычком.
- Вот молодец, вот умница. Какой аппетит. Дед, где ж ты нашел-то такого? Сейчас мы тебя выкупаем, высушим, и ты будешь у нас мягкий - пушистый, - квохтала она и я без труда погружался в детство, видел ее, квохчущую надо мной, купающую и вытирающую, перепачканного в драке с Женькой. Она совсем не изменилась. В ней осталось столько же нерастраченной любви и нежности, как и 20 лет назад. Работала ли она учительницей? Вряд ли. Кто же она такая? Моя бабушка. Да, пожалуй так будет удобнее. Она - моя бабушка. Которой я почти не звоню.
- Дед, как же мы его назовем?
- А чем не Мурзик? - спросил дед, садясь за стол рядом со мной. - Здравствуй, внучек.
- Здравствуй, дед.
- Нравится котенок?
- Смешной, - уклонился я.
- Сидел прямо в луже. Пищал так жалобно. Даже я, глухой-то, и то услышал. Что тут у нас? А-а-а, вино, наливай, выпьем. Бабка, сядь с нами. Ну, куда ты его?
- Так ведь помыть же надо, высушить же, - унося новоиспеченного Мурзика на руках в ванную, ответила бабушка. Кто же такая, моя бабушка? Спросить у деда?
- Давай, дед, выпьем…

3. Котенок

Котенок пришелся, что называется, ко двору. Не смотря на совершенно скотский характер, на то, что для него было как два пальца нагадить в углу за телевизором, а затем, разместиться на хозяйской подушке, вывозившись предварительно лапами и облезлым хвостом в собственном дерьме, на то, что он грыз тапки и ссал в сапоги, на то, что любимым его занятием было прыгать с антресолей на головы редким гостям (особо вспоминается как он стянул с лысой, как колено, башки Авроры Давыдовны парик. Так, знаете-ли притаился между шапок, и когда она скрипучим голосом проверещала: "Здравствуй, Галочка",- это она бабушке, и распахнула свои старушечьи объятья на встречу старинной школьной подруге, спрыгнул вниз, кубарем скатился на пол с париком в зубах, который, к слову сказать, был раза в два больше него самого, и поскакал в дедовскую спальню, подметая по пути палас. Визгу было. Аврора Давыдовна была столь нелепа в своем истинном обличии, что мне стало ее где-то даже жалко, но не ржать я, сами понимаете, не мог), не смотря на весь свой комплекс самых паскудных качеств, его без памяти любили. Бабушка возилась с ним как с младенцем, чуть не наряжала в смешные кукольные наряды. Как ни странно я стал захаживать к ним чаще. Возможно для того, чтобы посмотреть, как ожили мои старики, возможно, чтобы дать пинка маленькому засранцу. Особо я любил процесс купанья. Я никогда не пропускал этого шоу. Стоял в дверном проеме, скрестив ноги, засунув одну руку в карман, грыз яблоко и ржал. Вы бы его видели. Он и так-то не производил впечатление крупного, а мокрый и верещащий, он являл собой самое жалкое зрелище. Бабушка держала его поперек пуза, а он висел над ванной, растопырив лапы, весь в мыле и орал. Безумно хотелось его макнуть с головой в таз, или полить сверху душиком, но я ограничивался созерцанием. Дед обожал этого мерзавчика. Просто души не чаял. Пожалуй, дед был единственным человеком, кому позволялось гладить, брать на руки, чесать за ушком. Я пару раз для проформы пробовал протянуть руку, получил когтями и оставил нах попытки. А дед был своим в доску. Читал с ним газеты, брал с собой на прогулки.
Не смотря на всю неприязнь к нему, котенок сблизил нас. Я уже почти не обращал внимание на его дефиле между тарелками и стаканами во время ужина. Не знаю почему, но меня расперло и я все-таки узнал, что бабушка была талантливым инженером и работала в НИИ, печатала платы. Сам не понимаю как, но я стал часто оказываться на даче вместе с дедом, что-то копающим, что-то сажающим. Я действительно понял, что люблю стариков…

4. Я

Он висел на проволоке, ужасный, грязный, с опаленным боком, вылезшими из орбит глазами. Висел , пригвожденный к стене вонючей помойки, с копошащимися внизу крысами, которые вставали на задние лапы и возбужденно визжали, чувствуя запах дохлой кошатины. Тонкая проволока врезалась ему в горло, на грязно-белой груди были видны следы запекшейся крови, смешанной с грязью. Передние лапы были перебиты, а нижние уже немного обкусаны крысами. Меня задушили слезы. Комок тошноты подступил к горлу.
- Господи! Да как же это! Да как же…господи. Мурзик…господи! Да что же…- слезы брызнули из глаз. У меня была форменная истерика. Я шел, размазывая сопли и слезы по физиономии через вонючую помойку, ногами разбрасывая на ходу копошащихся крыс. Шел к маленькому, истерзанному тельцу. Тельцу, которому никогда не стать большим, которому никогда не прыгать с полки на головы, никогда не найти свою кошечку в марте. Никогда.
Меня стошнило на крысу. Она взвизгнула и шмыгнула под картонку. Насрать! Пошла на хуй! Пошли все на хуй, суки! Кулак гулко врезался в стенку мусорного бака. Я заорал и сел прямо на асфальт, накрывая разбитый в кровь кулак левой рукой. Как мне было жалко себя. Себя, у которого больше нет этого долбанного Мурзика. Этого гребанного, сраного Мурзика. Да кто посмел!…
…Я так и не дошел до их дома. Закопав котенка и кое-как обмотав руку платком я пошел домой. Я им не скажу. Н-е-ет, и не просите. Бабку это просто убьет. Деда наверняка хватит удар. Не-е-ет, кто угодно, только не я. Пусть сами звонят и рассказывают как он убежал. Пусть сами. Пусть сами. Я шел как шизофреник повторяя одни и те же слова про себя, затем начал бормотать их в слух и вдруг остановился. Подумать только я едва не наступил на него. Такого маленького, такого смешного, такого одинокого и ждущего тепла и любви, любви мамки, зачем-то потерявшей его.
- И чего ты тут сидишь, прямо в луже, а?
- Мя-а-а-ау
- Ишь, "мяа-а-ау". Ну-ка, иди сюда…