Город проснулся среди зимы.
И мы проснулись. И слышим мы

Этот звук… он встает в каждом горле комом,
Его не спутать с далеким громом,
Или с работой какого-то инструмента.
Уже все понятно. И с этого вот момента
Ком спускается резко в живот и в пах,
Удивление враз переходит в страх
Под мелодию песни «Вернись в Сорренто»

Из колонки у парка. Заметим в целом –
Что пошло со слова, то будет делом:
Звук становится ревом, а после – телом
Неубиваемым и заразным,
На фоне неба крестоообразным,
Да не одним! – их там сто по сту,
Над головой у нас. Каждому по кресту.

Летят, но кажется, что нависли,
Такое вот опроверженье мысли,
Так окончательно высказанной когда-то,
Что невозможны летучие аппараты
Воздуха тяжелее, как-то не греет, нет.
А наоборот – взрезает словно ланцет.

Дети, это десант… Незваного печенега
Эдакий гость страшнее. Белее снега
Их парашюты и их эмблемы.
Их автоматы, перчатки, шлемы
И комбинезоны чернее сажи,
В бинокль любой, театральный даже
У них, ошую от средостенья,
Видны все коды подразделенья –
Каждая цифирка, ер и ять –
Все то, что лучше б не замечать.

А как все было, неплохо было!
Этель с утра молоко носила,
А Марта с Яном тайком дружила,
Их куклы спали в одной коробке…
Рауль был снайпер – на леске пробки
Его ружья так потешно били!
Карина с Ульрикой про запас
Хранили пряники. А сейчас

Не нужно нам ни воды, ни хлеба,
Теперь подошвы нам вместо неба,
Теперь наша молодость-зрелость-старость
Ушла: молили, но не осталась,
Ах, что нам делать в секунды эти?
И молча, словно мышата, дети

Бегут и прячутся тихо-тихо,
Чтоб раз пришло, не нашло бы лихо,
Без драк, капризов, без слез, без чиха,
Молясь наивно – спаси, помилуй!
Ладошки стиснув с недетской силой,
Садятся, подалее от греха,
В лодку последней стопы стиха.