В помещении пахло линолеумом и чем-то канцелярским, за длинным рядом приемных окошек пребывали дамы с первыми чертами увядания, но все же не лишенные некоторой административной энергии. Я сдал паспорт на новую прописку и получил талончик с номером написанным от руки. Мне было предписано явиться обратно через неделю. По прошествии семи дней я прилежно пришел в отдел в указанные часы. Сотрудница, перебирая пальцем строчки, долго искала в списках мою фамилию, и, не обнаружив скрылась в недрах регистратуры. Через пять минут она появилась вновь, но уже в сопровождении высокой обаятельной дамы, представившейся старшим инспектором:
- Владимир Владимирович? Добрый день. Эээ.. Понимаете.. Тут такое дело.. Вобщем, ваш паспорт задержали в управлении полиции в связи с некоторыми проблемами.
- Какими проблемами?
‌- Вы только не волнуйтесь.
- Да я и не волнуюсь, с чего бы? Но мне срочно нужен паспорт, надо оформлять визу в Китай. Да и какие могут быть проблемы?
‌- Владимир Владимирович. Хорошо. Я скажу. Дело в том, что в общей полицейской базе вы зарегистрированы как - умерший.
‌- Кто умерший?
‌- Вы. Умерший. Вернее числитесь таким. Я не хотела вас огорчать, простите.
‌В глазах инспектора пробегает что-то дьявольское, мерцают нашивки синей формы. Ставлю рюкзак на пол и облокачиваюсь на широкий затертый до блеска рукавами подоконник. Со всех сторон на меня с интересом смотрят люди.
‌- То есть, иными словами, я в некотором роде уже сменил прописку?
‌- Скорее всего, это технический сбой.... мы сразу отправили письмо в службу поддержки. Но.. боюсь, пока вам придется подождать до конца недели, увы, бывает и до двух недель. Раньше никак, покойников мы не можем прописывать.

‌Выхожу на улицу. Закуриваю. Грузовик опускает на землю пустой мусорный бак, на спортивной площадке отдуваются футболисты. Я бреду вдоль панельной потускневшей пятиэтажки. Не знаю плакать теперь или смеяться. Впервые в жизни мне приходится быть записанным в мертвые души для собственного государства. Гоголь какой-то. Вообще, неплохой сюжет для антиутопии, может даже для фильма.

‌Человек приходит менять прописку, а ему сообщают, что он умер, что его больше нет. Растерянный, он выходит на улицу, чтобы войти в мир, в котором он больше нигде не числится. Его права аннулированы, его работа закрыла ставку, поликлиника списала карточку, его спортивный клуб приостановил членство, банк перестал присылать уведомления на его имя. Его больше нет. Он не нужен даже налоговой. Он скрыт для мира, подобно шпиону, и из этого обнуления, из неожиданной остановки, из тотального исчезновения из всех институций он вдруг впервые приходит к мысли о себе и смысле прожитой им жизни. Он понимает в какое-то мгновение, что жизнь его ему не принадлежала, что он был вписан везде и всюду, где угодно: в работу, знакомства, связи, развлечения, поездки, привычки и пристрастия, в образы жизни, но только никогда - в самого себя. С собою он был не знаком, чужой себе совершенно, приезжий, гость в себе самом. В потерянности он днями бродит по улицам, воспаленно глядя на витрины и прохожих, пытаясь осознать, что же случилось, отчего он зашел в бездорожье судьбы. Он думает, когда же все началось, это притворство? Когда он разошелся с самим собой? Когда и почему сдался этому миру и был вписан в его фальшивое расписание маленькой безвольной строчкой? Он хочет узнать когда и отчего он потерял себя. Да, отличный может быть сценарий.
‌
Я еду в метро горько улыбаясь в окно темной тени, туда, где десятки пыльных проводов мелькают подвешенные за тупые черные крюки. Возвращаюсь домой через осыпавшийся Таврический сад и захожу в магазин за молоком и овощами. На полках монотонной чередой стоят пызыри с оливковым маслом. Проходя мимо них я останавливаюсь и замечаю своё искаженное отражение на одной из бутылок. Глаз и витиеватое тело в черном пальто. Отражение растеклось по стеклу и колеблется краями. Может кто-то что-то перепутал? Или это действительно сбой программы. Все и впрямь похоже на какое-то кино. Паспорта нет, я числюсь покойником, поездка под вопросом. Вот вам, бабушка, и Юрьев день. Я звоню маме, она в ужасе от происходящего и ругает систему за ее несовершенство: «Это твоя Родина, сынок». Сестра смеется, она всегда смеется, говорит, чтобы я не особо огорчался и посмотрел какое-нибудь кино.

Дома накурено, уходя я забыл открыть окно. В табачной дымке горит камином imac, мой верный приятель вечерами, связь с миром. Я выхожу в сеть и вижу сообщение от Макара Хлеборезова, который в восторге прислал мне почитать сценарий нового фильма про героическую оборону, его вроде бы будет снимать известный режиссер. Я рассказываю Макару о своих невиданных новостях. Он хохочет и выдает матом лаконичное резюме, широко распространенное в таких случаях. Макар весёлый. С ним хорошо. Хотя он и авантюрист. Он присылает мне ссылку на статью об упрощении въезда в Северную Корею для россиян. Макар всерьез зовет ехать вдвоем. Я представляю, как это может быть. Группа с приставленными агентами местного КГБ. Секут каждый шаг и разговор. Посещение только разрешенных и подготовленных к просмотру мест. Я вижу мрачные тоталитарные коробки домов серого Пхеньяна с красными пятнами флагов, глухой голос Большого Брата из репродукторов и пухлые портреты Ким Чен Ына с идеальной прической. Такой, будто она сделана из пластика. Волос к волосу, гражданин к гражданину. Это не стрижка даже, это карта Кореи, ее прямые жёсткие линии, которые так раздражают США. По улице словно заключённые идут люди в почти одинаковой одежде. Они избегают встречаться с нами взглядом. Мы чужие для них. Возможно шпионы, враги. Экскурсовод рассказывает об успехах корейских пятилеток и всеобщем благоденствии. Вдруг я вижу, как Хлеборезов в кожаном плаще неожиданно отделяется от группы и подается в ближайший двор, порываясь сфотографировать что-то, я даже не успеваю заметить что. Все происходит мгновенно. Я бегу за ним. Со всех сторон нас нагоняют агенты в штатском, их даже больше чем мы предполагали. Макару выворачивают руки. "Пустите, суки" - хрипит Хлеборезов и получает острый пинок в поддых. Нас арестовывают. Возможно, мы увидели и сделали что-то запрещённое. То, что не должны были видеть и делать. Как тот блондин турист американец в новостях. Я помню его взгляд. Он тайком сорвал со стены в Пхеньяне плакат с портретом вождя на память и был приговорен к пожизненному заключению. Он дико плакал в суде, не мог даже дать показаний. Его никто не смог вытащить. Я представляю суд и плачущего Хлеборезова. Слезы текут по небритой тюремной щетине, он бледен и всклокочен. Ему дают пожизненное. Он останется здесь навсегда.

-Володя, скажи, что я всех люблю. Пусть только не бросают дело, мой «Петротрэшь»
-Хорошо. Конечно. Не переживай. Мы постараемся вытащить тебя. Что передать маме?
Хлеборезов достает из кармана помятую записку и просовывает сквозь прутья решетки…

Нет. Пожалуй, мы не поедем в Северную Корею. Лучше подумать про Иран. "В Иране неинтересно, - пишет Хлеборезов, - там были мои друзья, там не так страшно». Ему хочется пострашнее, вот чудак. Тогда вообще можно и не уезжать, думаю я, страшно часто бывает и здесь. А Корея тоже ведь антиутопия, каждый плотно вписан в догмы идеологии, каждый кирпич системы и по-своему ни жив ни мертв. Я закрываю окна и звоню товарищу, писателю Айрапетяну:

- Валера, знаешь, очень странный день. Сегодня утром мне сказали, что я умер.
- Вот это да! И что ты собираешься делать?
- Собираюсь жить

Я кратко рассказываю об утренней сцене. Валера удивлен:
- Володя, это просто какая-то кафкианская история. Чистый Кафка. Слушай, но это же совершенно неожиданный ход. Ты ведь порой говоришь о важности того, чтобы человек вошел в подлинное бытие, сбылся. А для того, чтобы сбыться, нужно сначала умереть. Прежний ты должен исчезнуть. Тогда будет земля и место для рождения и жизни нового тебя. Напиши пост. Такое нельзя пропускать.
Я соглашаюсь. Конечно, я напишу пост. История слишком гротескна, чтобы просто оставить ее эпизодом. Но до этого я должен дождаться ее разрешения. Нужно же рассказать, чем все закончилось. А закончилось все, по счастью, просто.

Пол недели я ждал звонка от инспектора, терпеливо выслушивая шутки друзей. Просчитывал варианты срочной визы, а порой и вовсе внутренне отказывался от поездки, предполагая, что бюрократическая история может стать долгой проволочкой. Ночами я смотрел фильмы про агента ЦРУ Джейсона Борна и с удовольствием отмечал, что подобно ему я так же скрыт от взора системы и, очевидно, тоже могу безнаказанно проникать в банки и тайные организации. Так же могу исчезнуть в Индии со скуластой немкой и раствориться в цветастой толпе. Мое новое положение наделило меня невидимым ореолом секретности. А днем четверга мне позвонили из отдела регистрации:
- Владимир Владимирович, все в порядке, вас оживили. Пожалуйста, приезжайте завтра за паспортом. Приема не будет, но вы постучите в дверь, и мы вам откроем. До свидания.

Tweet