Что мы, русские знаем об Испании. Эль Торо, Эль Греко, Гарсио Лорка, архитектор Гауди на­конец. Баски, гасконцы, каталонцы. Диктатор Франко. Быки, коррида. Хэмингуэй, который испан­цем не был, но славил их. Однако те, его никогда не любили. Эрнест, американец, много художественно врал. Чтобы писать правду об Испании, необходимо родиться испанцем, а он был американцем. Испанский дух, нечто особенное. Это римский всадник Серторий, бросивший вызов великому Риму. Ненасытный любитель паленой человечены - инквизитор Торквемада и по сосед­ству Дон Кихот Ламанчский, придуманный Сервантесом. Франциско Писсаро, сокрушивший, со своим отрядом, в триста алкоголиков миллионную империю короля Атуальпы. Красавец Мануэль Годой, бросивший с картины божественного Гойя перчатку самому императору Наполеону. Карта­хена, Севилья, темные, душные ночи Гренады и сплошная романтика. Тайны Мадридского двора.  Добавьте в этот коктейль небольшое количество индейской крови, неважно какой, бурятской, зу­лусской или крови каманчей и получится архи гремучая смесь. Воткнуть вам в голову кусок хо­лодного железа способен любой отморозок, но войти при этом в историю, способен  только сын этой блистательной химеры.

    Герой моего повествования Рамон Иванович Лопес или Рамон Меркадер дель Рио, он же герой ледоруба, по совместительству герой советского союза, самой огромной на тот момент страны.

      Начну издалека. Мало кто из обывателя представляет, что такое ледоруб. Это кайло, изготовленное из легированной стали. Изящное, прочное, и сугубо специализированное, заточенное под весьма узкий спектр задач. Мало кому может прийти в голову, попытаться расши­рить сферы применения этого инструмента, но мир, наш, как мы знаем, не без пытливых, сноровистых людей.  При определенных условиях эта вещь может служить оружием, как например цеп, коса или бейсбольная бита. Не один шевалье, не замарает своих рук прикосновением к этому босяцкому инструменту.  Но коммунист Меркадер, был особым фруктом, индейско-испанского разлива. Да и времена были веселые.

    Родился Рамон, или по-нашему Рома, в редкостном по красоте своей и величию, испанском го­роде Барселоне, столице Каталонии, в семье весьма не бедствующего, железнодорожного магната. Так уверяет история. Однако Испания тех времен, мало чем отличалась от той, которую описывал Сервантес, где основной тягловой силой служил осел. Поэтому свой капитал и знания грамотного инженера-путейца, папа Рамона нажил, работая на «Диком Западе», где развивающуюся, опережающими темпами экономику, в отличии от окутанной дремотой Испании тянул железный паровой конь. Оттуда отец привез и жену, страстную красавицу, не то кубинских, не то Пуэрто-ри­канских кровей. Этой коломбине, родившей Рамона, всемирная история отвела свое, пусть мало­значимое, но все, же определенное место на своих полках.

    Наш герой случился статным, красивым ребенком. Обладал крутым нравом, обид не прощал.  Слабым покровительствовал, много читал. Библиотека, вывезенная отцом из Соединенных Шта­тов, была обширна, многие из книг, имели картинки. Да и разнообразные галантные дяди, посещавшие дом во время деловых отлучек отца, одаривали мальчугана луками, стрелами, труб­ками мира и мокасинами, что бы тот гонял по окрестным пампасам вымышленных бледнолицых, а не мозолил глаза. Поэтому основными героями  детства героя, примером для подражания, стали Тэкумсэ,  Джеронимо, Сидящий бык и Красное облако, представители иной культуры, нежели ев­ропейская Люди параллельного, вымершего мира, яркие, вероломные и жестокие, легкомысленно романтизированные последователями Фенимора Купера. Именно в те времена ранней юности, за Рамоном среди сверстников закрепилось прозвище «Вороний клюв».

        Первая половина двадцатого века, бурлящее время перемен и резкого перепада политических температур, лихорадило старый Свет, в том числе,  некоторые волны, как пущенные по воде круги достигали сонной, провинциальной Испании. Два неоконченных высших образования, череда ро­манов с легкомысленными красотками, увлеченность коммунистическими идеями, дурные компа­нии, все это юный Меркадер мог себе позволить, ибо у него был богатый отец.

      Наконец архангел Гавриил, протрубил и по его душу. На земли Каталонии пришла гражданская война. Теперь уже Рамон Иванович, с шайкой республиканцев, имел возможность гонять по окре­стным пампасам бледнолицых, уже по - настоящему. Возмужавший Меркадер, как солдат, востре­бованный революцией, старался быть похожим во всем на кумиров детства, краснокожих вождей – неотступно следовал своим внутренним принципам, много говорил, не говоря ничего, был ярким, крепил свой дух, как мог отстаивал интересы своего вымышленного племени.

    За несколько лет участия в гражданской войне, красавец-повеса, бабник и вертопрах «Вороний клюв» дослужился в республиканской армии до звания полковника. Соратники его побаивались, ибо в отличие от ок­ружающих, Рамон не был горяч, а был  холоден и бледен, как замерзшая ртуть. Мог послать на верную смерть лучшего друга, не моргнув глазом. Поэтому друзей у Меркадера не было. Впрочем, не было и человека, который бы мог бросить ему упрек в трусости или малодушии.

      Наше национальное, как говорят «все»,  Александр Сергеевич Пушкин, выдающийся литератор явил истории пример изящного беллетриста. Не раз, поэт в своих произведениях ставил вопрос о совместимости  гения и злодейства, однако внятных выводов не сделал. Если отбросить гуманистические заморочки, то история, показывает, что совместимы и еще как. На поверку, каж­дый второй гений, является злодеем. Или же таковым, его делает окружение.

    Лев Давидович Троцкий был личностью со всех сторон неординарной. Сверкал как Сириус в расползающейся куче дерьма,  что собственно представляла собой  Россия второй половины 1917 года.  Не меркло его альбедо и ряд последующих лет. Беспринципность, жестокость, богатая эру­диция, в купе с неуемной знергией, как могучие кони, сменяя друг друга, несли его по волнам ис­тории, пока один грозный усатый коневод, не встал у него на пути и,  не схватив скакунов под уздцы, не осадил их протяжным «Тп-р–р-ррру!».

    Тогда Лев Давидович, при резком торможении не удержался в кибитке и дальше уже летел по воздуху, махал руками, ногами, вертел головой, что-то кричал, но его мало кто уже слышал. Как каучуковый мячик, Троцкий отскакивал из одной страны в другую, теряя своих последователей, а заодно с ними и деньги и свой политический вес. Его де­тище – теория перманентной пролетарской революции, должное, по замыслу отца, ввергнуть весь мир во тьму хаоса, оказалось мертворож­денным. И гонимый отовсюду Лев Давидович время от времени, пытался, как Франкенштейн  раз­нообразными электрическими пассами, оживить своего монстра. Может быть, он был уже не опа­сен, однако его заклятый друг, кремлевский горец Иосиф Сталин, жаждал его крови, сетуя на от­сутствие аппетита и частые приступы мигрени, покуда жив этот седой, козлобородый аид.

      Многие верные слуги «Отца народов», пошли по следу именитого революционера, однако ста­рый лис, был чертовски хитер, за версту чуял сталинское присутствие и ка­зался неуловимым. На­последок опального демиурга приютила Мексика. Не то, чтобы мексиканцы чтили Троцкого, они ненавидели  американцев, а те, в свою очередь выдворили  именитого поли­тикана восвояси. По­этому «мучачес» в сомбрерах, не преминули, в пику Штатам, пригласить его к себе.

    Мексика, страна выдающаяся. Несколько столетий назад майор Кортес с капуцинами, разграбили ее, и казалось, что камня на камне не осталось, исключая пирамиды в Чечен-Итце  и гранитные истуканы в Туле. К счастью в те времена у конкистадоров не было ни динамита, ни бульдозера, да и пришедшие духовные отцы, в то время проповедовали очищение в горниле, а не войну с идолами. В Мексике может спрятаться любой, даже не выдавая себя за индейца.  В этих благодатных землях скрывался и Троцкий, последние годы жизни.

      Мать Рамона, к тому времени уже вдова, увядающая индеанка-красавица, имела определенные политические взгляды. Более других коломбине были симпатичны коммунисты, за ту энергию, на­пор и грубость, с которыми, они ею овладевали. Все испанское коммунистическое подполье, вер­телось вокруг богатой вдовы. Под увещевания любвеобильной матушки и влиянием пылких «ко­мерадос», молодой, тогда еще Рамон Иванович , из овеянного индейской романтикой шалопая, превращался в убежденного сталиниста, такого же индейца по сути.  Самую трагическую роль в его жизни, на мой взгляд, сыг­рала встреча с легендарным советским резидентом Эйтингоном. Тот попался ему как булыжник, на горной дороге, попадает под колесо быстро едущего автомобиля. Одно мгновение и независимо от мастерства водителя, экипаж летит в пропасть.
   
    Наум, весьма распространенное, особенно в России еврейское имя. В зависимости от значимости его обладателя, оно может звучать как Наумка, Наум – денег трюм, Наум два пишем, три на ум. Рамону достался Наум, которому сам черт не кум. Наум Исаакович Эйтингон до сих пор остается одним из самых блистательных персонажей в истории советских разведслужб. Диверсант номер один, непревзойденный организатор провокаций и террорист, стал на некоторое время ду­ховным отцом и наставником Меркадера. Под совместное распитие кальвадоса и пение революционных или партизанских песен, типа «Венсеремос» или «Белла чао», выдающийся шпион-нелегал, где лестью, а где убеждением, сумел внушить Роме, лютую неприязнь к идее пер­манентности и так называемым гибридным войнам.

    Именно благодаря практике перманентной колонизации дикого запада, по версии Наума, был обескровлен и в последствие истреблен великий индейский народ. Именно запалив перманентную революцию по всему земному шару, гибридно, разделяя и властвуя, демон тьмы и хаоса, Лев Да­видович Троцкий, желает уничтожить весь пролетариат и в частности испанский народ, превратив Пиренеи в глухую провинцию Палестины.

  Индейский воин долго колеблется, перед тем как принять решение. Но приняв, действует безу­пречно. «Вороний клюв» принял, брошенный ему судьбой вызов.

    Чтобы войти в историю, вернее не войти, а гарцуя въехать верхом на белом жеребце, потрясая священным копьем, необходимо было обезглавить гидру перманентности и гибридности,  уничтожить псевдосаваофа Троцкого, тем самым потрафив  «Отцу всех народов», читай богу, И.В. Сталину. Что бы промыть мозги, обратить в свою веру, и, в конечном счете, вложить в крепкую руку орудие возмездия, Науму понадобилась неделя. Сделав свое дело, ссылаясь на неотложные дела, Эйтингон отбыл в неизвестном направлении. Гвоздем прощального ужина стала лежащая на блюде большая, поджаристая, фаршированная черносливом и яблоками утка. Наум Исаакович, собственноручно,  всадил  разделочный нож в покрытую румяной корочкой тушку. Тот час округ полетели жирные брызги и ошметки яблок. Именно в тот момент великий советский ре­зидент ре­шил присвоить операции по устранению непримиримого сталинского врага, кодовое на­звание «Утка». Наутро, Эйтингон, не попрощавшись, отбыл в неизвестном направлении.

      Несколькими днями позже, дом покинул и «Вороний клюв». Путь  был не близок и лежал через Атлантику, в Соединенные Штаты, где его уже ждали наделенные инструкциями наумовы агенты. По прибытии в Нью-Йорк, «город желтого дьявола», советские шпионы, в течении короткого вре­мени справили Меркадеру липовые документы и познакомили с секретаршей Троцкого, Сильвией Агелофф, ев­рейкой русского происхождения, женщиной некрасивой и своенравной, а стало быть неумной и одинокой. Сильвия, будучи старше Рамона, видя в нем последний шанс, впилась в него как клещ, всеми своими хелицерами. Тот же, испанский бонвиван, обществом женщины тяготился. Предпочитал не целоваться и брал ее только сзади. В конце концов, она была всего лишь ключиком от хорошо охраняемой виллы в предместьях Мехико, где прятался непримиримый ста­линский оппонент.

    Решив придать политическому убийству, оттенок оккультной мести за перманентно истребленное  обширное индейское племя, в качестве оружия, Рамон Иванович Лопес, он же Мер­кадер, будущий сотрудник института марксизма-ленинизма и политический советник кубинского диктатора Фиделя Кастро, решил использовать томагавк. Топорик испанец приобрел в одном из передвижных балаганчиков, коих по просторам Америки, колесит великое множество, разыгрывая перед праздными зеваками сценки из индейско-ковбойской жизни. Томагавк, купленный за не­сколько десятков центов, в конечном счете, оказался фуфлом и сломался, когда, несколько позже, Рамон, прибыв в Мексику, решил потренироваться на тыквах-горлянках.

      Замена нашлась не сразу. Деревянные палицы Ацтеков, утыканные базальтовыми шипами,  или полутораметровые медные булавы Мачиту для этой роли не годились. Вооружившись ими, про­никнуть, скрывая свои намерения, на виллу Троцкого, было невозможно, к тому же Меркадер, по­зиционировал себя коммерсантом, увлекающимся журналистикой, а не реконструктором как Гиркин  или этнографом как Костаньеда.

    Оружием, поставившим жирную кровавую точку на жизненном пути великого и неугомонного революционера Льва Троцкого, стал ледоруб, беспечно забытый в гостиничном номере Рамона од­ной из эмансипированных подруг Сильвии, после прогулки в окрестные холмы. Будущий убийца укоротил ру­коять и заточил клинок, в результате чего, кайло стало отдаленно напоминать томагавк, только выглядело куда  внушительнее и надежнее.

    Наконец, пришло  время, как говорят конспирологи «Ч» или «У». Рамон, не в силах более тер­петь общество глупой Сильвии, рискуя раскрыться, получил добро из центра, на проведение лик­видации. Погожим августовским утром 1940 года , они с ненавистной ему подругой, на которой, для достоверности легенды «Вороний клюв» обещал жениться, вышли из изящного авто, возле виллы Льва Давидовича. В складках плаща Меркадер прятал орудие убийства - ледоруб, модернизированный в томагавк.

  Чета Троцких радушно приняла гостей. Супруга автора перманентных ересей Елена, благоволя­щая к некрасивой секретарше, радовалась за нее, что та сумела «склеить» такого красавца. Лев Да­видович же, был очень падок на лесть. Рома на пышные эпитеты не скупился. Пока домашние и Сильвия, хлопотали, сервируя обеденный стол, мужчины удалились в кабинет, выкурить по си­гаре и обсудить, якобы написанную Меркадером статью.

    Неожиданно барабанные перепонки всех, находящихся в доме, потряс дикий, нечеловеческой силы и страдания вопль. Улучив момент, Рамон Меркадер, со всего размаху всадил в темечко име­нитого революционера, неугомонного, энергичного и жестокого, «клюв» своего томагавка. Голо­сил Лев Давидович, ибо умирать не хотел. Сбежалась вышколенная охрана, скрутила покушавше­гося и стала избивать. Слабеющим голосом Троцкий приказал охране не убивать злодея, а узнать, кто его послал. Хотя и так было ясно.

    В стоящей на столе, большой медной пепельнице, изображавшей одну из пирамид Тетнотчит­лана, тлел окурок сигары. Ароматный дым струился вверх, превращаясь в облачко, похожее на ух­мылку Чеширского кота и так же таял. Похожее облачко висело за тысячи километров, на противоположном конце света, в кабинете, обшитом панелями мореного дуба и карельской бе­резы, хозяин которого курил трубку и беспокойно ходил из угла в угол, шаркая стоптанными сапо­гами. На мгновенье он остановился и в густых его усах, промелькнула такая же Чеширская улыбка.

    Дальше уже не так интересно. Сначала Рамону тюрьма, Науму ордена, затем наоборот, Науму тюрьма, Рамону звезда героя Советского Союза. Уже позже, после двадцатилетней отсидки в мек­сиканской тюрьме, работая в университете «марксизма & ленинизма» Лопес-Меркадер понял, что к истреблению краснокожего племени, Троцкий никакого отношения не имел. Но в содеянном, не раскаивался, считая, что собаке положена собачья смерть. Такой железной закалки был испанский коммунист «Вороний клюв».

Tweet