В отличие от Кати, Вася Приходько крови не боялся. По возрасту ему давно было пора быть Василием Ивановичем, любил его отец фильм про Чапаева, но как-то не сложилось. Звали его обычно Васька, реже Приход. А кровь, что кровь? С детства в ней руки частенько были. Родился Васька в селе, и живности на подворье было много. И курицы, и гуси, и утки, и кролики ушастые. Бараны еще были с овцами, свинья с поросятами, корова. В колхозе еще ежегодно брали на откорм трех бычков.

Дом был большой красивый. Его отец, когда в колхозе председательствовал, построил. С дома как-то все не так и пошло. Гуляли всем селом три дня. Потом все как-то соскочили, а батя остался в системе и очень скоро спился окончательно. Из председателей его, естественно турнули, и пересадили на трактор. На тракторе он и утонул, перевернувшись на броде в местной речке. И воды-то в то жаркое лето было «воробью по колено», но сильно пьян был бывший председатель, из кабины так и не выбрался.

Ну и все мужицкие дела легли на плечи десятилетнего Васятки, так его мама называла. Курице там голову отрубить, барана зарезать, бычка обухом колуна успокоить. Жальче всех было почему-то кроликов, они зверушки забавные и ласковые. Но ничего. Гладил их Васятка за ушами, поднимал потом за задние лапы, да и бил тяжелым, отцовским еще, драчевым напильником как раз в то место где только, что гладил. Глаза у кроликов тухли, да и все. К кошкам дворовым, да собакам отношение примерно такое же было. Разве, что не ел он их. Живет - хорошо, сдохла - да и хрен с ней. Прикопал за околицей, и нормально.

Единственной кого из животных Василий любил, была лошадь. Он на ней, почти по Войновичу, говны на поля возил. Лошадь была старая, подслеповатая и сначала невероятно костлявая. Новый председатель все грозился ее на живодерню сдать. Однако Васька его уговорил. Мол, говны то возить все равно надо, а бензин денег стоит. Ну и осталась лошадь. Один раз, правда, председатель, Ваське тогда уже шестнадцать было, заметил, что дочь его на рослого конюха заглядывается, да и опять про живодерню вспомнил. Взял тогда Васька в руки топор, кол тесать, да глянул на председателя так, что тот на конюшню потом вообще не заходил.

На конюшню не заходил, зато к военкому стал регулярно заглядывать. Аккурат в восемнадцатый день рождения принесли Ваське повестку. Получите, мол, распишитесь. В области, правда, его пристрастия учли. Отправили Василия в единственный на всю необъятную тогда Родину конный полк при Мосфильме служить. Лошадки там были порезвей и покрасивше. Чистил Вася за ними конюшни, корм им задавал. Съемок, правда, не особо много было. За всю службу в одном эпизоде только и поучаствовал. Фильм был из казацкой жизни. Консультанта привезли аж с самой Вешенской. Дед старый был. В штанах с лампасами в вязаные носки заправленных ходил. Однако службу свою, при царе еще, помнил. Так и отсняли с Васькой эпизод, в котором он, подкрутив приклеенный ус, лозу рубит. Славно так рубит, с потягом. Срез на ветвях остается почти хирургический. Фильм тот потом где-то на полках киностудии сгинул, а Василию уже и срок увольняться подошел.

Огромная Родина намедни развалилась. Досталась Ваське страна хоть и крупнейшая чисто европейская, но какая-то не очень богатая. В деревне делать было практически нечего. Мать болела сильно, да и померла вскоре. Перерезал Василий оставшуюся на подворье живность. Дом продал, председательской как раз дочке, она к тому времени за сына военкома в аккурат выскочила. Хороший дом был, большой – как раз на скромную квартирку в Одессе хватило.

Киностудия в Одессе была. Мечтал Василий все-таки на экране показаться. Записался он в массовку и стал вызова на съемки ждать. Киностудия, правда, тогда и не работала вовсе. Помещения сдавала, да земли свои на Французском бульваре пыталась продать. Наверное, ее руководство в Голливуд уехать хотело. В конечном итоге окончательно киностудию уничтожить не позволили, но и вызов на съемки так и не пришел. Поторчал Василий немного конюхом при ипподроме, потом в «Конном клубе», да и подался в бригаду грузчиков. В грузчиках больше платили.

Ребята в бригаде хорошие подобрались, улыбчивые, мало пьющие. Бывшие спортсмены в основном. Как-то так получилось, что всей бригадой они и перешли уже в бригаду другую, по обложению налогами невесть откуда взявшихся промышленников и предпринимателей. Там доходы еще выше, чем у грузчиков были. Предприниматели народцем оказались хлипким, все больше сынки советских начальников. Неожиданно и на короткий срок связи их работать почти перестали, так что с деньгами они обычно расставались, не то чтобы с охотой, но и без особого упорства. Их и бить-то почти не нужно было.

Другое дело, что бригад подобных развелось, видимо – невидимо. И объектов крышевания на всех стало не хватать. Вот с этими-то ребятками, пытавшимися на чужие территории влезть, рубиться приходилось серьезно.
Ваське даже ногу один раз сломали. Больно было ужасно. Пока до Еврейской больницы довезли орал он. Да и в больнице орал пока кости соединяли, да гипс накладывали. Потом, правда, полегче стало, попривык. Да и нога срослась хорошо, никаких следов в походке не оставила. Да еще и жизнь ему спасла, как не странно.

Ребята тогда с утра всей бригадой в больничку приехали. «Ты у нас Вася кавалерист. Тебе без сабли нельзя» - говорят. И дарят ему ятаган драгоценный. Вечером они к одному барыге наведались. Тот всем крепко задолжал, и были подозрения, что он с чужими деньгами за границу намылился. Ну, пока жену да детей у него на глазах насиловали, держался барыга. А когда паяльник в задницу вставили, да в розетку его подключили, сдался он, указал тайничок. Там в тайничке с пачками долларов и сабля лежала. Барыга плакал, просил саблю оставить, говорил память от дедушки. « Дедушка мой – кричал – генерал НКВД. С басмачами воевал. С курбаши убитого саблю эту снял, она у нас всегда в семье хранилась. Оставьте» - просил. Ну, ребята поржали, да и проломили ему череп гантелью, подчищать, после его упорства длительного, все равно было надо.

Вася в деле не учувствовал, и прав на долю не имел. Но братва в его бригаде щедрая была, решили ему ятаган подарить. Осталась у Васьки с того дня фотка полароидная. На переднем плане он в инвалидном кресле. На ноге гипс. В руках сабля. Он ее в землю упер, две руки на рукоятку положил, а на руки голову сверху пристроил. Ну и бригада вся здесь же слоит. Улыбаются.

Они и до сих пор точь-в-точь улыбаются. С памятников могильных, что на Таировском кладбище в один ряд выстроились. В этот самый вечер на разборку с беспредельщиками поехали, а из тех один ППШ приволок. Так и положил их всех одной очередью.

Васька в ту же ночь с больницы сбежал, и на дно залег. С год примерно пришлось прятаться, пока тех беспредельщиков, новые, уж совсем беспредельные, всех не угомонили.

Вышел Вася из съемной затерянной во дворах молдаванки комнатки. Оглянулся, а жизнь-то переменилась полностью. Очухались сыновья советских чиновников, да папаши им видимо помогли. Власть снова стала ментовская. А эти все кто банкир, кто депутат, а кто и папино местечко уже занял. Беспредельщиков, и тех, что в соседних с Васькой бригадах начинали, и тех, что позже пришли, кого не постреляли, посадили. Зато банки везде и супермаркеты. Пальба на улицах прекратилась. Народ уже и этому счастлив.

И решил Вася судьбу больше не испытывать. Часть денег, что успел нажить неправедным путем, по банкам разным разложил, так чтобы они ему две тысячи долларов месячного дохода обеспечивали. На оставшееся приобрел в Аркадии ларек по торговле мороженым. Мелочный вроде товар, но еще тысячу ему обеспечивал, а в сезон и две – две с половиной. Зажил Василий тихо и мирно.

Пока по коммуналкам прятался, с соседкой познакомился. Женщина была тихая, домовитая. Работала швеей в подпольном цеху. Да еще мать ему, покойницу, чем-то напоминала. Начали они жить вместе. А как поженились, комнатенку ее в коммуне и Васькину квартирку продали, а приличную квартиру в девятиэтажке на Таирова приобрели. Сабельку Вася в той квартире, на черный день, под паркет пристроил.

Дочка у них родилась. Сначала она Ваське своим писком очень жить мешала. А потом ничего. Расти стала вытягиваться. Голенастенькая такая, как жеребенок. Васька с работы придет, а она ластится, мороженого выпрашивает. Ну, и прикипел к ней Василий душой. Тем более училась она на отлично. Правда болезненная была, голова частенько побаливала. Василий особого внимания на это не обращал, сам он в больнице, кроме случая с давним переломом, ни разу не был. Однако когда к шестнадцати годам головные боли у дочери усилились, и стали ежедневными к врачам ее повел.

Сначала к врачам, потом к докторам наук и академикам. Деньги, и немалые, доктора брали. Однако, помочь отказывались. Говорили: « Опухоль у нее в мозгу неоперабельная. С рождения опухоль. Теперь она расти начала». Год жизни, короче, давали. Мало Ваське было года. Он хотел еще внуков на коленях покачать, да и преставиться в их и дочери окружении. Поэтому походы по больницам Василий не прекратил. Подал ему надежду профессор Гринберг. Чудом Василий к нему на прием прорвался, страждущих было жуть. Профессор сказал, что есть одна в мире больница в Израиле, где за операции подобные берутся. И не просто берутся, а девяносто пять процентов таки вылечивают. Обрадовался Василий, адресок попросил. Адрес профессор выдал, и стоимость лечения обозначил. Тут-то Василий чуть сам в обморок не упал. Все его вклады, даже если к ним приложить ларек с мороженным и квартиру на Таирова, и сотой части той операции не стоили.

Вообще, спиртного Василий почти не употреблял, но в этот вечер он пришел домой с двумя бутылками водки, выгнал из кухни жену, и почти до утра пил на ней и думал. Единственная ценность, которая у него кроме квартиры, бизнеса и денег была, хранилась под паркетом в большой комнате. По мнению Василия должно было ятагана на операцию хватить. Если, конечно, продать его людям правильным и в стоимости таких вещей разбирающимся.

Не было среди друзей Василия таких людей. Тогда он справки начал наводить, сначала по-тихому. Потом всех дружков старых, что только-только из тюрем освобождаться начали, на уши поднял. Получил, наконец, наколку на африканца, что кроссовками на «седьмом километре» торгует.

Отправился Василий на толкучку. Нашел там африканца. Описал ему ятаган. Видит глазки, у торгаша, загорелись, но тот естественно вид безразличный старается сделать. «Посмотреть надо» - говорит. « У меня – говорит – сегодня часам к двум ночи оптовик из Черновцов за кроссовками должен приехать. Так, что на «седьмой» я поеду примерно в час. Давай к двенадцати на Маразлиевскую подтягивайся, я там живу возле парка Шевченко. Там клинок покажешь, и все обсудим». На том и уговорились.
Выпросил Василий у соседа – студента Политеха тубус чертежный. Достал из-под паркета ятаган, уложил его в тубус и к двенадцати ночи на такси к памятнику Шевченко в парке и прибыл.

Африканец уже ждал. На центральной аллее на лавочках кучковалось несколько компаний с пивом и семечками. Было решено отойти в боковую аллею. И там на, всякий случай, тоже отошли на газон за кусты.

Африканец придирчиво и тщательно осмотрел оружие. Даже вынул ятаган из ножен и несколько раз, очень непрофессионально, по мнению Василия, им взмахнул. После этого начался торг. Василий понимал, конечно, что настоящей цены ему не дадут, но не ожидал, что дадут так мало. Нет, для обыкновенного человека сумма была огромной, но она была вчетверо ниже необходимой. Сначала Василий горячился и кричал, что найдет другого покупателя. Потом просил и уговаривал, рассказывал про дочь. Африканец добавлял неохотно, но к концу торгов первоначальная сумма выросла вдвое. Теперь, для спасения дочери, Василию не хватало ровно половины.

Он попытался торговаться еще, но африканец сунул клинок ему в руки и открыл портфель. В портфеле лежали толстые пачки долларов. «Здесь ровно названная мной сумма, хочешь - давай ятаган, бери деньги. Не хочешь – расходимся, и прошу больше меня не беспокоить» - произнес он. Тут Василий окончательно понял, что больше ему никто не даст. Можно было обратиться к другим торговцам. Но и они дадут столько же. Решение созрело почти мгновенно. Деньги нужно взять, а клинок оставить себе и продать его повторно.

Вариантов не было. Василий, как учил старик из Вешенской, с потягом рубанул африканца справа налево. Тело чуть не распалось на две части. Василий подобрал портфель. Сунул клинок в ножны и, вместе с ними в тубус, и не оглядываясь прямо через газоны и кусты двинулся в направлении Французского бульвара.

Tweet