Деньги всё ещё лежали на столе, но уже сложенные тремя ровными стопками. Ваня сидел на кресле рядом и выжидающе смотрел на меня. Я, решив, что не стану первым начинать разговор, сел на диван и уставился в выключенный телевизор. Когда пауза затянулась минуты на две, Ваня сдался.
- Я в это воскресение, -  начал он. -  Под утро в церковь зайти решил.
- Грешки замаливал? – язвительно спросил я.
- Послушай, - поморщился Ваня. – Я сделал кое-что плохое.
- Насколько мне известно, не один раз. За одно такое «кое-что» ты уже срок отмотал. Что на этот раз?
- В том клубе, - замялся Ваня. – Там… там всё очень плохо.
- Что ж ты туда пошёл?
- Я не заходил внутрь.
- Конечно, зачем тебе заходить! – усмехнулся я. - Достаточно просто дождаться нужного человека у входа.
- Так ты уже знаешь, - Ваня стыдливо опустил глаза.
- Конечно, блять, я знаю. В городе едва сто тысяч населения наберётся. Любая херня, стоит тебе только подумать о ней, станет известна уже через пятнадцать минут. Здесь новости разносятся со скоростью…, - от злости я даже начал задыхаться. – Блять, Ваня!
- Извини, братан, - тихим голосом ответил Ваня, но это ещё сильнее распалило моё негодование.
- Извини?! Извини?! Ты чё, совсем ебанутый? Дело не в извинениях. Ты серьёзно напортачил!
- Да знаю я! – вскочил с кресла Ваня. – Знаю!
- Не ори.
- Я не ору, просто… просто выслушай меня, ладно?
Кажется, Ваня был в смятении. Он рассказал мне, как со второго дня своего освобождения попытался найти работу, но не много людей заинтересовались услугами бывшего сидельца без образования и без опыта работы. Ему действительно предложили работу по монтажу, но, едва узнав, что он недавно вышел из колонии, попросили больше не обращаться. В то же время он очень хотел отблагодарить меня.
- Но самое главное даже не это, - говорил Ваня. – Я просто… просто увидел этих людей возле клуба и подумал, какого хера! Какого хера они веселятся и кидаются фантиками, когда я… когда у меня…я не знаю.
- Ваня-Ваня-Ваня, - пробормотал я, глядя, как тот устало плюхнулся в кресло.
Мы минуту-другую молчали, и затем я решил поставить все точки над «и».
- Вань, я не буду читать тебе нотаций, - сказал я. – Я не буду тебе объяснять, почему ты ошибаешься. Главное – это что ты понял, что ошибаешься. Почему, потом разберёшься сам. Сейчас я хочу знать только одно: что ты собираешься делать?
- В смысле? – изумлёнными глазами посмотрел на меня Ваня. – Ты меня выгонишь, да?
- Нет. Нет, - успокоил я его. – Не выгоню. Но только в том случае, если ты прекратишь с нападениями на людей, с грабежами и с прочей хернёй. Я могу тебе доверять?
- Да, конечно, - кивнул Ваня. Кажется, он едва сдерживал слёзы.
- Теперь по поводу работы. Я всё-таки поговорю с Тиграном. Думаю, он пойдёт мне навстречу. Так ты и при деле будешь, и, не обижайся, при мне. Я не хочу постоянно за тебя беспокоиться, понимаешь?
- Да, конечно, - повторил Ваня.
- Уговор? - я протянул свою ладонь
- Уговор, - протянул Ваня свою в ответ.
Так начиналось самое лучшее время в нашей совместной жизни. Хотел бы я сказать, когда оно закончилось, но ужас никогда не случается в один момент.

Тиграну я ничего не сказал. На следующий день я просто привёл Ваню с собой на рынок. Тот помогал мне с выкладкой товара, немного с продажами. На случай появления Тиграна я приготовил давно известную мне от дяди Вити волшебную фразу «под мою ответственность». Но, видимо, так оно было по умолчанию, потому что, когда Тигран увидел Ваню, он лишь неодобрительно поцокал языком. Но претензии всё же были.
- Ты вчера с точки уходил, что ли? – спросил у меня начальник.
- Да, Тигран, извини. Были обстоятельства…
- В жопу твои обстоятельства! Ты не настолько охеренный работник, чтобы сваливать, когда тебе захочется.
- Извини, - мне было немного обидно, но спорить с Тиграном не хотелось. Тем более, что из-за этого он мог Ваню послать куда подальше. – Больше не повторится.
- Работай давай, - напоследок кинул мне Тигран.
И я заработал. А Ваня и того больше – он, желая оправдать моё доверие, ни секунды на месте не сидел. Я боялся, что его энтузиазм быстро иссякнет, но тот лишь предупредил меня, что по воскресениям будет уходить пораньше. И уже через четыре недели я понял, для чего ему это.
- Помнишь, я говорил тебе, что в церковь ходил, - сказал мне Ваня в субботу, когда мы загружали товар в контейнер.
- Ну.
- Я ж тебе самого главного не сказал.
Я хотел было сказать, что в тот вечер мы, по-моему, тоже немаловажные вещи обсудили, но удержался.
- Так вот, - продолжал Ваня. – Время тогда под утро было, и я надумал себе всякого, - на этих словах он замялся, но я кивнул, давая ему понять, что эту часть рассказа он может пропустить. – Короче, подошёл я к церкви, а двери-то закрыты, прикинь.
- И? – не понял я.
- Так как так-то?! Двери церкви закрыты, понимаешь?! – воскликнул Ваня, словно бы поясняя, но, увидев моё замешательство, продолжил. – Церковь не может быть закрытой. Любой желающий обрести Бога в сердце своём должен иметь возможность войти в его храм. Не об этом ли упоминалось в библии?
- Не знаю. Тебе лучше знать, о чём там в библии упоминалось.
- Ладно, не суть, - разочаровано махнул рукой Ваня. – Я на следующий день всё равно туда зашёл. Капец, я тебе скажу, мне ваще не понравилось. И была там одна тётка, и она, походу, поняла по моей роже, что я как бы не в восторге. Подошла такая и говорит, печально, мол, видеть, как люди, променяв величие Бога на красивые наряды и позолоту, уходят от Него всё дальше и дальше. Ага, прикинь? Она прям мысли мои прочитала.
- Ну и?
- Ну, мы с ней и разговорились. Она рассказала, что живёт недалеко от церкви, и иногда туда заходит. Типа, что ни говори, а аура там особенная. Я хер знает, мне так не показалось. Но ещё она рассказала, что вечером идёт в другое место, типа, она туда уже давно ходит и все дела, и там всё по-другому, там настоящая церковь.
- Настоящая? – усмехнулся я. – А эта, первая, чё, шоколадная, что ли?
- Там люди не просто ритуалы исполняют, - проигнорировал мою шутку Ваня. – Там они от чистого сердца…Короче, я хочу, чтобы ты со мной сходил.
- Чувак! – удивился я. – Сходи сам.
- Да я уже сходил! И там, правда, охрененно. Братан, ты должен это увидеть, отвечаю.
Уговоры в течении целых десяти минут и Ванино «ладно», полное разочарования, когда я сказал: «Чувак, последний раз говорю, мне это неинтересно», - сделали своё дело, и вечером мы уже стояли перед входом в местный кинотеатр, где арендовала зал «настоящая» церковь.

К слову, ничего удивительного в том, что воскресным вечером кинотеатр сдавал свой зал для подобных мероприятий, не было. Ремонт тридцатилетней давности, пошарпанные сидушки, убогое качество, как изображения, так и звука, и в то же время фиксированная цена в двести пятьдесят рублей у любого отобьют любовь к киноискусству. Так что, единственным спасением для заведующего, который, наверное, с  ума сходил от сложившихся обстоятельств, служили подобные сделки: вы нам место, мы вам деньги. Цена за вход, кстати, стоила каких-то двадцать рублей, да и вообще, как пояснил Ваня, плата была добровольной - что-то вроде пожертвований. Ваню здесь уже узнавали: кто-то здоровался, кто радушно улыбался, кто-то даже приветливо помахал ему рукой.
- Я знаю, - громким поставленным голосом начал вышедший на сцену мужчина. Его худое лицо обрамляли густые волосы на голове и лице. На такого ряса была бы впору, но он был в сером классическом костюме. Это был пастор, как сказал мне Ваня. – Что вы напуганы. Я это знаю. Почему, спросите вы? Да потому что я напуган сам. Мою жену давно уже не удивляют ночи, в средине которых я неожиданно просыпаюсь и потом подолгу не могу уснуть. Это случается не постоянно, но я уверен, что даже один такой раз – это уже тревожный звонок. Да это просто кошмары, скажет кто-то. И я отвечу: «Да. Это кошмары». Кошмары, которые приходят в мою голову, стоит мне только на минуту расслабиться. Стоит мне только взглянуть на мир трезвыми глазами. Не то, чтобы я много пью, - улыбнулся мужчины, и с разных концов зала раздались смешки. – Я просто оглядываюсь и вижу. Вижу, как человечество шагает в пропасть. Уверенными, твёрдыми шагами мы несёмся к бездне. Когда я впервые это понял, я начал искать ответы. И я их нашёл, - он поднял над головой книгу. Не трудно было догадаться, что это была библия. – Как? Как, задумался я тогда, столь древнее писание смогло предсказать наши дни? Хотите знать, что я думаю по этому поводу? - в ответ ему прозвучали одобрительные вскрики. – Я думаю, что это не так уж и важно. Я думаю, что в этой книге содержится главная мысль, которая так долго меня терзала, «я ничего не изменю». И, мне кажется, что так оно и есть. Я ничего не изменю. Я не смогу предотвратить убийства, грабежи, войны – насилие. Я не могу восстановить справедливость во всём мире. Не могу остановить локомотив, на полном ходу несущийся в пропасть. Я смотрю новости, слежу за политикой, и мне хочется закричать: «Люди! Нас скоро не станет. Давайте хотя бы попытаемся изменить мир», - но я не делаю этого. Почему? Потому что я ничего не изменю. Всё идёт по плану, всё идёт в соответствии с тем, как и было заложено в нашу, человеческую программу. И я ничего не изменю. Всё, что я могу…
Если честно, ещё к середине речи мне вдруг сдавило грудь. Ощущение было такое, словно пастор читал мои мысли, словно брал их из моей головы. Да, такой же страх и я испытываю перед будущим и даже перед настоящим. В моей памяти вдруг вспыхнули воспоминания о человеческой жестокости, человеческой глупости, неразумности. Я постарался как можно незаметнее выйти со своего ряда.
- …всё, что должно сбыться, сбудется…, - вещал тем временем пастор.
Я хотел выйти, но лишь в растерянности вертел дверную ручку. Слёзы вдруг хлынули из моих глаз. Слёзы обиды, страха, ненависти, слёзы потери: детдом, Шулин, дядя Витя, Тигран. Я не в силах был сдержать себя, даже когда услышал приближавшиеся ко мне шаги. Это был Ваня. Я чувствовал, как он неуверенно переминается с ноги на ногу, и пытался утереть лицо, пытался собраться. В какой-то момент мне вдруг стало плевать, что обо мне подумают, и я начал плакать навзрыд. Ваня подошёл ко мне ближе, обнял и произнёс:
- Я же тебе говорил, что здесь всё по-настоящему, я же тебе говорил…

С той поры прошли прекрасные почти десять месяцев, в течение которых я, казалось, нашёл новых друзей. Не пропуская ни одной подобной проповеднической встречи, я обретал покой и умиротворение. Того пастора звали Арсений, и я получал огромное удовольствие от общения с ним. Когда я поведал ему, что детство провёл в приюте, он произнёс:
- Бог видит все обиды и притеснения, и воздаст за то. Он – главный помощник сироте.
Я заметил, что Арсений выглядит лет на тридцать пять, но густая растительность на лице придаёт ему какой-то зрелый образ. Он засмеялся в ответ на это и объяснил, что отпустил бороду как раз из этих соображений. Немногие, как сказал он, готовы принять даже мудрые речи от того, кто младше, а в пастве Арсения было немало людей в возрасте. Но большинство всё же было не старше тридцати лет. Как раз с молодежью и предпочитал общаться Ваня. Кажется, он почти сразу же сошёл за своего. Я обратил внимание, что Ваня начал отпускать волосы. С бородой же у него ничего не вышло: редкий пушок и чёрные точки на по-уродски детском лице более походили на грязь. Он всё больше погружался в изучение Писания, разбавляя это какой-то психологической - или что-то в этом роде – литературой. Я же даже библии в руки почти не брал. Моё невежество с лихвой компенсировал Ваня, чья привычка к месту и не к месту цитировать отрывки из псалмов начинала порядком надоедать. Мне не раз приходилось невольно подслушать, как перипетии Ваниной нелёгкой судьбы обсуждались другими прихожанами. С благоговейным восторгом они заключали для себя: «Неисповедимы пути Господни, узкою тропою он привёл к себе мальчика». С теми же интонациями люди говорили об Арсении.
- В армию я не пошёл из-за желтухи. Шприцы не просто так одноразовыми называются, - рассказал мне Арсений. – Припомнить всех тех, с кем я рос бок о бок: сидит, мёртв, сидит, мёртв. Героин в те времена стал чумой для нашего маленького городка. Секс, наркотики и рок-н-ролл – этот девиз я и мои сверстники восприняли слишком буквально. Помню, часто драться приходилось. И знаешь, я тогда просто обожал такие моменты, - сокрушённо качал головой Арсений. – Давал выход ненависти, которая, не знаю отчего, бурлила во мне. Хотелось бить так, чтоб мозги на асфальт. А когда в петлю полез да, Бог миловал, вместе с люстрой свалился, понял, так больше нельзя. Мать у меня тогда где только помощи не искала. А тут приехал из центра проповедник, Тараканов Борис Михайлович – отец Борис, проще говоря – он-то меня сотоварищи и выходил. Такая вот история.
И такого я наслушался в той церкви: каждый от своей беды бежал к Богу. Ване это было только в радость, там он почти ничем не отличался от остальных. Постепенно вошли в традицию встречи по четвергам у нас дома – приходили ребята из церкви, те, что помоложе. Видя положительные изменения в поведении Вани, я не возражал совершенно. Да и, честно признаться, я и сам рад был гостям. Ребята за чаем делились своими проблемами, обсуждали библию, девочки иногда пели. Как-то раз одна завела: «Я свободен, словно птица в небесах». Другая удивилась: «Это откуда?» - спросила она, листая сборник церковных песен. Я обратил внимание, что все эти ребята были так же, как и Ваня, рады тому, что могут хоть с кем-то поговорить. Уверен, в кругу других своих сверстников они популярностью не пользовались. Среди всех выделялась одна девушка. Её звали Сима и, если честно, в ней было что-то пугающее. Порой я замечал, что она подолгу смотрит на меня. «Да, ты просто понравился ей, чувак», - засмеялся Ваня, когда я поделился с ним своими наблюдениями. Меня это почему-то ещё больше насторожило. Но, тем не менее, мои двери были открыты для всех.
Однажды, уже в июне, Ваня сообщил мне, что церковные деятели пригласили его за город на две недели. Я без всяких сомнений дал ему добро – на работе, кроме меня, его отсутствие никого бы не напрягло. Более того, Ваня предложил мне составить ему компанию. Я не сразу согласился, но, вспомнив, что за продолжительную трудовую деятельность, пусть и неофициальную, заслужил две недели отпуска. Получив разрешение у Тиграна – я даже удивился, насколько тот легко отпустил меня – я собирал вещи и попутно выяснял у Вани условия предстоящего отдыха. Как оказалось, мероприятие должно было пройти на территории турбазы: трёхразовое питание, река неподалёку, тренажёрный зал, спортплощадка - путёвка обошлась бы нам в полторы тысячи рублей на двоих. Но Ваня скрыл от меня кое-что очень важное, о чём я узнал только по прибытию на место.

- Так, у каждого вожатого должно быть минимум по одному помощнику, - говорил Арсений, будучи одним из распорядителей, на сборах. – Вы, - указал он на меня с Ваней. – Прикреплены за мной. Наташа и Валя – за Тамарой Васильевной. И так далее. Вот список, - продемонстрировал он лист «а-четыре». – Ознакомьтесь все и поставьте свои подписи.
Когда выдалось остаться наедине, я возмутился было, что Ваня утаил от меня немаловажный фактор нашего пребывания в детском христианском лагере.
- Чувак, - обратился я к Ване. – Воспитатели в детском лагере? Ты в своём уме? С каких пор ты у нас педагогом заделался? Курсы, что ли, какие закончил?
- Да зачем нам курсы? – засмеялся Ваня. – Ты думаешь здесь у многих есть хоть какое-то образование? Большинство воспитателей просто родители нескольких приезжих детей. Да, кажется, у Тамары Васильевны, есть какая-то корочка, через неё-то всё и оформили, наверное. Так что всё путем. Тем более, мы же не воспитатели, а помощники.
- Всё равно, чувак, - я перешёл на шёпот. – Ты у нас вроде как в колонии срок отмотал, и тебе доверили за детьми следить?
- Ну, зачем ты об этом? – Ваня, кажется, обиделся. – Ну, сидел, и что? Что теперь, мне верить нельзя? Я же... я же… все совершают ошибки. Вон хоть Арсений. Он тоже не Учитель Года при учёте его прошлого.
Как бы то ни было, я остался. К своему удивлению, я неплохо сладил со своими подопечными – в группе Арсения, как он сказал, были дети самого сложного возраста, двенадцати- и тринадцатилетние. Да, некоторые из них бывало хулиганили, но по сравнению с тем, что мне довелось видеть в детдоме, это были просто тихони. Там не случалось драк, не происходило краж, никого не травили – христианский лагерь,пожалуй, положительно отличался от других, о которых мне приходилось слышать из уст моих временных коллег-воспитателей. Но наиболее убедительным мне показался рассказ одного из помощников воспитателя, Игоря. В возрасте четырнадцати лет он, на беду свою, был отправлен мамой в спортивный лагерь. Его родительница должна была бы сразу смекнуть, что её чаду такой отдых противопоказан, хотя бы потому что Игорь был, мягко говоря, не самым спортивным пацаном. Оказавшись в силу своей комплекции мальчиком для битья и шуточек от остальных, Игорь надеялся только на то, что ребята не сделают с ним ничего по-настоящему унизительного. Но ему не повезло. За день до выезда, Игорю предложили сыграть в «Лесные карты». Перед четырьмя участниками небольшой горкой лежали кленовые листья, задача была простой: собрать как можно больше листьев. Игорь, надеясь хоть здесь проявить себя, бросился на кучу с распахнутыми руками. Как оказалось, о цели игры ему сказали не всё. Листья скрывали кучу дерьма, которую, видимо, из себя до этого вытужили весельчаки. Когда Игорь закончил свой рассказ, я увидел, что Ваня едва сдерживает смех.
В нашем же лагере подобные затеи не происходили, и, в общем и целом, отдых проходил гладко. Как-то раз, глядя на то, что дети становятся на колени для вечерней молитвы, я заметил:
- Они ведь даже не осознают, что делают, - обратился я к Арсению. – Зачем мы заставляем их это делать? Разве это не есть бессмысленный ритуал?
- Людей сызмальства надо привести к тропе, что выведет их Господу, - раздражённо ответил Арсений. – Чтобы они не совершили ошибок в раннем возрасте. Не надо считать себя самым умным. Вы – не белая кость, - последние слова он сказал, пристально глядя мне в глаза.
Кажется, и у Вани не всё было ладно.
- Они учат детей тому, что жизнь это сплошной праздник и подарок от Бога, - поделился он со мной своими размышлениями. – Как будто, стоит им только покаяться на коленях пред Богом, так сразу на них падёт манна небесная. Это не приведёт ни к чему хорошему.
Я же тогда подумал, что именно недовольство Вани ни к чему хорошему не приведёт, и я не ошибся. Впрочем, как сказать.
В вечер второго воскресения, по окончанию проповеди, на небольшую импровизированную сцену поочерёдно выходили воспитатели, чтобы дать последние наставления своим подопечным. Видя, с каким лицом Ваня направляется к микрофону, я уже понимал, что следующая речь многим запомнится.
- Дорогие друзья! – улыбаясь, начал Ваня. – Прежде всего, я бы хотел всех вас поблагодарить. Я прекрасно провёл здесь время. Встретил замечательных людей. Но больше всего меня поразили вы, ребята, - он окинул взглядом детей. – Ваша проницательность и ваш ум – хотел бы я обладать этим в вашем возрасте! Но Бог вёл меня путем проб и ошибок. Я несказанно, - услышав это словечко, я подумал, что чтение явно пошло Ване на пользу. – Рад видеть, как многие из вас уже сегодня, прислушиваясь к голосу своего разума, пытаются определить главные ценности этого мира. Я надеюсь, что никакие сложности и никакие препятствия не смогут сбить вас с этой дороги, - все дружно захлопали. – И о первом из таких препятствий я бы хотел рассказать вам лично, - о-о, понеслась, подумал я. – За эти две недели вам рассказали, наверное, все библейские притчи: и про самаритянина, и про пожертвования, и про свечу. Вам рассказали о том, как добр Иисус и как, подобно ему, добр Бог. Но если с первым я согласен, то со вторым, - Ваня посмотрел на Арсения. – Извините, никак не могу. Бог – не добренький дяденька на облаках. Бог – есть строгий и справедливый Отец, сурово наказывающий своих детей. Отец, который воспитывает своих детей предельно тяжёлыми испытаниями. И потому, когда вы впервые столкнётесь в жизни с горем, бедой, несчастьем, не отвернитесь от Бога, говоря: «Он меня обманул». Нет, не Бог вас обманул, а они, - он указал пальцем на Арсения и кучкующихся вокруг него воспитателей. – Они, намеренно или по глупости, выдавали тоннами вам россказни про то, как славен добрый Боженька. Они сказали вам, что Бог есть любовь, совсем позабыв, что любовь это не только прощение. Любовь – это ещё и уважительное отношение. Бог уважает вас, дети. И он будет относиться к вам как к равным, потому на вашу долю выпадет немало печали. На долю каждого из вас. Но только для того, чтобы мы пережили боль и стали людьми, поступает с нами так Бог. Чтобы мы познали жизнь, и, вкусив её, познали величие Господа. Аминь.
- Аминь, - нестройным хором отозвались слушатели, а Арсений так и вообще буравил взглядом усаживающегося рядом со мной Ваню. Почему-то недовольство пастора позабавило меня больше всего.
- Ну, как тебе? – шёпотом спросил меня Ваня.
- Пизданул как Бог, - ещё тише ответил ему я. Напрасно я думал, что Ваня оскорбиться таким богохульством. Он довольно улыбнулся. – Похоже, Арсению не слишком-то понравилось твоё выступление. Как бы от церкви не отлучил, - усмехнулся я.
- Ничего, - посмотрел на меня Ваня. – Там церковь, где двое и трое во имя Господа. Ты ведь не возражаешь, если ребята будут к нам захаживать?
Я оглянулся на Арсения и, увидев, как он, красный от злости, смотрит на нас, ответил Ване:
- Конечно, нет.
Спустя минуту я вновь обратился к Ване:
- А ты думаешь, к нам ещё будут ходить?
- Уверен, - кивнул головой Ваня.
И действительно, в следующий же четверг к нам пришло двенадцать человек в возрасте примерно от шестнадцати до двадцати трёх лет. На следующую встречу, уже в воскресение, – тринадцать. Потом - пятнадцать. Потом – девятнадцать. Потом – двадцать два. Мы даже стали ожидать большего прироста, но на этом повышение количества молодых парней и девушек, желающих встречаться - как говорил Ваня, во славу Господа - у нас дома, остановилось. Впрочем, к тому моменту меня беспокоило уже совершенно другое – возникли проблемы с Тиграном.

Tweet