Сирота – это клеймо. Даже если вы были воспитаны в самом расчудесном детском доме, вряд ли это позволит вам чувствовать себя наравне с окружающими. Помню, с каким лицом мой друг по несчастью рассказывал об одном случае. Он сдавал вступительные экзамены в институт, когда тётка из приёмной комиссии, чтобы сделать отметку на его бланке о том, что он льготник, оглушала аудиторию: «Кто у нас тут сирота?» - видимо, таким нехитрым способом она решила сократить время поисков. И дело даже не в том, что она это сделала, чтобы выразить своё презрение – как раз таки, напротив, для неё, судя по всему, такой нюанс в биографии подопечного ничем особенным не казался. Но, глядя на стыдливо-озлобленное лицо своего приятеля, который снова и снова переживал тот момент, я понял, никто из нас никогда не сможет спокойно воспринимать факта своего происхождения. Кого-то оставляли сразу в родильном отделении, кого-то сдавали в детский дом позже, кого-то забирали у мам и пап, кому-то попросту не смогли найти опекуна после смерти родителей – так или иначе, всех нас объединяло то, что в весьма ранний момент своей жизни мы оставались совершенно одни, и щемящая душу мысль навсегда поселялась в наших умах. Но каждый реагировал на неё по-своему. Немногие находили в себе силы сохранить хоть какое-то подобие дружелюбия, в большинстве своём дети озлоблялись. Бывали и крайние случаи.

Мой погодка Ваня, которого судьба наградила неестественно маленькой головой, ребяческим лицом и крепким телосложением, в отличие от меня, знал своих родителей. Те были непроходимыми алкоголиками – глядя на их сына, возникали серьёзные подозрения, что и его они зачали в пьяном угаре – и до Вани им не было никакого дела. Едва он научился ходить, как всё своё время стал проводить во дворе, стараясь избегать привычной в доме компании собутыльников своих мамы и папы. Предоставленный сам себе, Ваня возмещал свои обиды на окрестных животинках. Без тени смущения он рассказал мне, как однажды сбросил с небольшого обрыва кошку, привязав к её хвосту бельевую верёвку – обратно он наматывал к себе уже её позвоночник. Ванины родители погибли при взрыве. Как выяснилось, они забыли выключить газовую плиту. Ваня, тогда уже учившийся в пятом классе, смог избежать участи свои беспечных предков, но не потому что был в школе – во время взрыва он, нанюхавшись клея, блаженствовал в подвале одного из домов соседнего двора. Как это не удивительно, никто из многочисленных друзей Ваниных родителей не вызвался стать ему опекуном. Мальчишку вручили его единственной бабушке, но та, давно уже позабывшая даже про свою дочь, такому подарку не обрадовалась. Так Ваня оказался у нас.

Будучи уже в детдоме, Ваня нередко задирал остальных ребят, за что вызывался каждый раз к заведующему Шулину. Шулин Александр Борисович с провинившимися себя вёл предельно жёстко, если не сказать, жестоко. Как правило, к концу дня он вызывал проштрафившегося ребёнка к себе в кабинет. Будучи в прошлом сотрудником милиции, Шулин имел весьма изобретательный арсенал для наказаний. Только под утро возвращавшиеся от него дети, пребывая в подавленном состоянии, подолгу молчали, но, потом, сдаваясь на уговоры товарищей, постепенно открывали всё новые и новые подробности экзекуций. Перекрытый шланг противогаза, завёрнутые в полотенце куски мыла, толстенные телефонные справочники в мягкой обложке, вставляемый меж пальцев лист бумаги – это был далеко не полный перечень приёмов, демонстрирующий находчивость Шулина и высокий уровень его преданности воспитательному процессу. Как правило, попавшиеся под его карающую длань, дети ещё долго боялись хоть как-то проявить себя. Но только не Ваня. Систематика его визитов в кабинет Александра Борисовича не могла не поражать. Тем более что Ваня особой скрытностью не отличался. Кажется, даже сам заведующий уже начал уставать. С какого-то времени он не вызывал к себе Ваню каждый раз после очередного проступка, а назначил тому нечто вроде режима: один воспитательный сеанс каждую пятницу. Ваня поначалу пытался избежать наказания, скрываясь в это время вне территории нашего дома, но идти ему было некуда, поэтому, возвращаясь, он получал повышенную порцию терапии. Так что, в конце концов, Ваня смирился с положением дел, но косячить не перестал, а лишь вечер каждой пятницы покорно направлялся в кабинет Шулина. Никто не сомневался, что по достижении приемлемого возраста, Ваня займёт своё законное место в камере детской колонии. Но, примерно к своим годам четырнадцати, Ваня в очередной раз смог всех удивить.

Я тогда, будучи на хорошем счету у заведующего – к слову, мне ни разу не пришлось провести ночь в его кабинете – мог спокойно покидать территорию детского дома. Своё время я предпочитал проводить на рынке, расположенном по соседству. Обычно я ходил там лишь с целью поглазеть, но однажды, предложив свою помощь в погрузке товаров одному из торговцев, я смог обзавестись какой-никакой работой. Начальника моего нанимателя звали Тигран. Этот тридцатилетний армянин, впервые увидев меня в принадлежавшей ему торговой палатке, возмутился было, но мой ментор – я обращался к нему дядя Витя – успокоил его, сказав, что будет нести за меня личную ответственность. Тиграна это вполне устроило: для него главным было не терять дохода. Так я и стал помогать дяде Вите, сначала приходя лишь на транспортировку товара, а потом уже торгуя вместе с ним. К слову, продавали мы самое разнообразное барахло, от обычных зонтиков до магнитофонов. Когда покупатели, рассматривая дешёвую электронную технику, строили свои догадки, что сборка китайская, я лишь смущённо улыбался. Наверняка бы их удивил тот факт, что этот самый «Мейд ин Чайна» находится в подвале соседствующего с рынком дома. В обычные дни дядя Витя платил мне по триста рублей, в базарные же раскошеливался на пятьсот, а иногда, если торговля проходила бойко, выдавал мне аж целую штуку. Для четырнадцатилетнего шкета это было весьма серьёзной суммой. Так или иначе, дядя Витя по деньгам меня не обижал, и другие дети из детского дома, прознав про способ моего заработка, тоже старались пристроиться на рынке. Но меня это рвение скорее печалило: не каждый из моих «братишек» отличался порядочностью, и, стоило накосячить одному, погнать с рынка могли всех. Впрочем, этого долго не происходило.

Так вот, о Ване. К тому времени он, кажется, успокоился и решил хоть как-то улучшить своё положение. Тратя немалые усилий, он пытался добиться у Шулина разрешения на свободный вход-выход на территории детского дома. Проказничать – как серьёзно, так и по мелочи – он перестал. Я заметил, что он даже начал сближаться с некоторыми из детей. Видимо, как раз один из них, Паша, и рассказал ему о том, что на рынке можно неплохо подзаработать. Сам Паша не торговал, а лишь помогал при выкладке товаров у ещё одного палаточника. Так или иначе, Ваня всё же выслужил у заведующего зелёный свет и стал всё чаще объявляться на рынке. Как я уже говорил, он, даже к своим четырнадцати, обладал довольно крепким телосложением, и потому быстро нашёл себе место грузчика у нанимателя Паши.

В один из дней, когда дядя Витя опаздывал, мне для разгрузки товара пришлось просить помощи у других торговцев, каждый из которых сетовали на то, что им самим рук не хватает. Тогда-то я и обратился к Паше и Ване. Услышав про сотню на каждого, Ваня уверенно заявил, что готов прийти мне на выручку, но сначала должен разобраться со своими делами. Уже через пятнадцать минут, когда я тщетно пытался аккуратно – не дай бог разбить - с верхней полки коробку с телевизором, Ваня прибежал к моему контейнеру, который и служил складом. Я побаивался, что Ваня будет халтурить или приметит, что плохо лежит, но тот проявил себя просто отлично: с его помощью мне удалось выложить весь прилавок к сроку. Так повторялось несколько раз, пока дядя Витя не смекнул, что за двести рублей он мог себе позволить выспаться с утра и уйти пораньше вечером. С тех пор, Ваня и я каждые утро и вечер встречались у склада, чтобы выгрузить товар Тиграна. Ваня не подводил. Мало-помалу мы даже нашли и общие для разговора темы. Ваня, пытаясь отвлечься от тяги к клею, стал посещать нашу скромную детдомовскую библиотеку, в скудных запасах которой находил весьма интересные книги. Кажется, больше всего ему полюбился «Незнайка на Луне». Он часто рассказывал о том, как много общего в событиях этой повести с реальностью. Постепенно мы стали общаться всё больше и больше как в приюте, так и на рынке. Дядя Витя не возражал, что Ваня частенько тусуется у нас в палатке.

Так продолжалось примерно с год. Тогда всё больше наших «братишек» стало подрабатывать на рынке – в основном, грузчиками. Это не могло не сказаться на занятости местных выпивох, которые тоже предпочитали зарабатывать на бутылку таким образом. Смекнув, что такими темпами скоро им работы совсем не останется – что ни говори, а мальчишки из детского дома были более ответственными, не такими ленивыми и обходились работодателям гораздо дешевле – мужики решили отстоять свои рабочие места. Сообщить ребятам о своём недовольстве они решили самым простым способом: подкараулили нескольких после окончания базарного дня, устроили им взбучку и отобрали деньги. Ваня в тот день помогал мне с разгрузкой, а вот Паше повезло меньше – ему сломали руку. Ваня такого простить не мог. На следующий же день, он, никого не поставив в известность, отправился в рюмочную, в которой обычно и зависали «конкуренты». В ходе разговора, во время которого, понятное дело, над юным заступником своих друзей лишь посмеивались, Ваня достал лезвие и полоснул главного по пузу. Досталось ему потом здорово, но самым худшим было то, что на него завели уголовное дело. Естественно, все очевидцы показали пальцем на Ваню, а его последующее мужиками избиение признали самообороной – тем более что почти так оно и было. Мужик, которой и попал под нож, остался в живых, потому Ване с учётом всех обстоятельств дали всего-то четыре года. Так наши пути с ним на время разошлись. Как я и ожидал, с рынка погнали всех детдомовцев.

Когда я пришёл к дяде Вите для того, чтобы попрощаться, он только удивился: «А ты-то куда собрался?» Я дал ему понять, что не буду в обиде, если он откажется от моих услуг. Дядя Витя – одно слово, мужик - рассказал, что уже похлопотал за меня перед Тиграном. Так я стал, пожалуй, единственным представителем детдома на рынке. Возможность сохранить работу не могла не радовать с одной стороны, с другой – это стало причиной моего отдаления от «братишек». Ребята мне, вероятно, завидовали и даже стали заявлять, что я предал общие интересы (где они только понабрались таких выражений?). Но только бойкотом – причём, не самым категоричным – всё и ограничилось.

А однажды мне пришло письмо от Вани. С кучей ошибок – впрочем, не мне его судить - он писал, что у него всё не так уж плохо, что он и в колонии находит время для чтения, что подумывает о досрочном освобождении. Я долго не знал, что на это ответить, да и вообще стоило ли, но вынужденное одиночество меня так заело, что я решился ему написать. Так наша переписка длилась в течение всех четырёх лет – конечно, никакого УДО ему не дали - Ваниной отсидки. За это время дядя Витя предложил мне переехать к нему. Жил он недалеко от рынка совсем один – по его словам, все родственники поумирали давным-давно, а бабой обзавестись характер не дал – и, по всей видимости, искренне желал того, чтобы я составил ему компанию. Шулин по началу напрягался из-за этого, но после нескольких месяцев, во время которых я систематически ему отчитывался, успокоился. Конечно, официально я был зарегистрирован в детдоме, но по достижению моего совершеннолетия дядя Витя прописал меня у себя. Как бы это цинично не звучало, это оказалось весьма вовремя, потому что спустя ещё восемь месяцев дядя Витя, царствие ему небесное, скончался от цирроза печени, а его квартира осталась за мной. На рынке я уже давно стал своим и без покровительства дяди Вити, и всё так же работал у Тиграна. Ответственности стало больше – тем более, с этим армянином надо было держать ухо востро – но я кое-как справлялся. А самое главное, в последнем своём письме Ваня сообщил, что скоро его срок подходит к концу. За время нашей переписки мы очень сблизились, и я был очень рад этой новости, потому подгадав, решил его встретить. Он должен был выходить в понедельник.

1
Я решил сделать Ване сюрприз, встретив прямо у ворот – благо, колония располагалась в шестидесяти километрах от города. Я договорился с Димой, помощником Тиграна, об аренде рабочей машины. В половину двенадцатого я припарковался недалеко от контрольно-пропускного пункта.
Примерно спустя час моего ожидания из ворот вышел Ваня. Я думал, он остановится хоть на секунду, оглянется, втянет воздух полной грудью, что ли, но Ваня ничем не выдал своей радости, а сразу же двинулся к автобусной остановке. Минут десять я, пытаясь понять, что Ваня чувствовал от первых моментов пребывания на воле, смотрел, как он спокойно сидит на скамейке. «Ну, ничего, - подумал тогда я. – Сейчас я тебя обрадую». Медленно я подкатился к остановке и через приоткрытую форточку, крикнул: «До города – триста!» Ваня даже бровью не повёл, как будто я не к нему обращаюсь, хотя, кроме него, на остановке никого не было. Я повторил свои слова чуть громче, и реакция была та же. Тогда я крикнул:
- Мужик, тебе вообще куда?
Теперь Ваня, наконец, обратил на меня внимание. Он повернул голову в мою сторону и, секунды две о чём-то раздумывая, тяжело выдохнул и произнёс:
- Езжай, командир.
Я не выдержал и, поставив машину на ручник, вышел.
- Ваня, ёлы-палы! – сказал я, прислонившись к крыше «четвёрки». – Своих не узнаёшь.
Ваня пристально посмотрел на меня и, наконец-то, улыбнулся.
- Здорово! – обрадовано произнёс он.
Пока я шёл к нему, разведя руки для объятий, мне вдруг стало неловко – Ваня мог подумать, что не такие уж мы и друзья, чтобы лобызаться при встрече. Но я напрасно беспокоился – Ваня, кажется, был рад мне.
- Наверное, перекусить хочешь, - предложил я. – В сторону города кафешка будет, остановимся.
- Слушай, - замялся Ваня. – Сам понимаешь, я щас без денег совсем, и…
- Ваня, - деланно обиделся я. – Неужели ты думаешь, я сюда приехал, чтоб тебе денег зажать?
Когда подъезжали к месту, Ваня ещё протестовал, но скорее больше для вида. Наверняка, он был голоден. Мы зашли внутрь. В зале, кроме тётки за стойкой, никого не было. Там действовало самообслуживание, поэтому мы двинулись к ней. Пока я обсуждал заказ с кассиром, в кафе зашли трое мужиков. Двое уселись за столом, а один, бесцеремонно меня оттолкнув, положил на дощечку две пятисотые и сказал: «Людочка, нам как обычно. И побыстрее, жрать охота».
- Здесь вообще-то люди в очереди, - заметил Ваня.
- Чё? – обернулся мужик и недовольно сверкнул глазами. Его товарищи набычено смотрели в нашу сторону, но Ваню, похоже, это ничуть не смущало – он взирал на наглеца тем же взглядом, что и на меня, когда я позвал его на остановке. Желая сгладить конфликт, я произнёс:
- Ничего-ничего, мы подождём. Всё равно ещё выбираем.
Я надеялся, что на этом инцидент будет исчерпан, но мужик, усмехнувшись, ладонью похлопал меня по щеке.
- Конечно, ты подождёшь, - как-то ласково сказал он. – Негоже вперёд батьки лезть.
После этих слов его друзья довольно заскалились, а он сам плавной походкой двинулся к ним.
Когда мы с Ваней уселись за столик, я виновато пояснил:
- Нам ведь не нужны проблемы, да? – пытаясь придать голосу небрежность, спросил я.
Ваня удивлённо посмотрел на меня:
- Конечно, нет, братишка, - сказал он, разделывая курицу на гречке. – Ты правильно себя повёл. Таких конфликтов лучше избегать.
«Ого! Должно быть, в нашей пенитенциарной системе не всё так запущено, как принято считать», - подумал я про себя и только в этот момент заметил, что Ваня даже алкоголя никакого не заказал. Хотя может, он просто стесняется брать спиртное на мои деньги.
- Знаешь, - закидывая в рот очередной кусок, произнёс Ваня. – Я ведь за эти четыре года многое понял. Стал по-другому на вещи смотреть.
- Тяжко там было, да?
- Да не, не в этом даже дело. Ты же слышал, наверное, что на малолетке нравы ещё жёстче, чем на зоне. Понятия блатные, а спрос… Спрос дикий.
- Уверен, ты смог за себя постоять.
- Ещё бы! – улыбнулся Ваня. – Но и без косяков не обходилось. Не-не, я там не подставлялся. Просто был один случай…
- Расскажи, - попросил я, когда Ваня уж слишком затянул паузу.
- Был там один парень, и я… в общем, я сказал про него такое, за что обычно ответ держать строгий приходится. Я до этого видел, как он себя с людьми держал. Вроде ничего особенного не делал, но пацаны его уважали. Он вообще-то странный немного был. Не такой, как все. В синеве, конечно, весь, но на обычного зека похож не был. Не знаю, как объяснить. Короче, мне казалось, что за решёткой ему не место. Это я потом узнал, что он за убийство при разбое сидит. Ну, я и сказал тогда, что, мол, как этот недотёпа завалить кого-то смог, разве что, рассмешил до смерти. Пацаны тогда притихли, и ему, парнише тому, конечно, кто-то передал мои слова. Дня три я расправы ждал. А потом сижу в библиотеке, смотрю, он заходит. Ну, я думаю, приплыли, ща покусаемся. А тот нет, к полочкам идёт, книжку какую-то достал, мне на стол кладёт и говорит: «Я тебя прощаю». Нет, ты прикинь, - Ваня засмеялся, но было видно, что так он пытается скрыть своё волнение. – Прощает он меня. Я тока поржал.
- А что за книга-то была?
- Библия, - тихо ответил Ваня. – Парнишку того покоцали через полгодика. Хорошо покоцали, наглухо. Допрощался. А я… Мне ещё сидеть два года было, ну, я и взялся за ту библию, почитал. И знаешь… Ладно, тебе, наверное, неинтересно.
- Да ты чё, Вань, - поспешил я его успокоить. – Говори.
- Да и рассказывать-то особо нечего. Но я… короче, теперь всё по-другому будет, - Ваня поднялся из-за стола. – Я ща в сортир метнусь, и двинем.
Я обратил внимание, что за Ваней направился и тот наглый мужик, который нас задирал. Мне это, естественно, не могло не показаться подозрительным. Прошла одна из самых долгих минут в моей жизни – я решил, что, если Ваня по её окончанию не вернётся, я тоже пойду в туалет. Друзья моего обидчика всё это время без всякого стеснения пялились на меня. Но все мои опасения оказались напрасными. Ваня появился в зале кафе и, двигаясь по направлению к выходу, обратился ко мне:
- Ну, чё, погнали?
Когда мы сели в машину, Ваня произнёс:
- Слушай, мне сейчас даже остановиться негде. Ты не мог бы…
- Вань, - вежливо перебил я его. – Поживёшь у меня столько, сколько надо будет. А там видно будет.
- Да, - задумчиво пробормотал Ваня. – Там будет видно.

Когда мы прибыли, наконец, домой, я извинился за беспорядок, посоветовал Ване отправиться в душ и сказал, что надо бы съездить на рынок и прикупиться шмотками для него. Ваня, посетовав на то, что немного подустал, попросил меня прикинуть ему что-нибудь из своего гардероба. Я заметил, что у нас разные размеры, но Ваня лишь посмеялся:
- Да сойдёт пока. Это что у тебя, - показал он рукой на мой ноутбук. – Компьютер?
Я приготовился к долгим часам объяснений: как включается, как открыть, как закрыть, где посмотреть – но Ваня на удивление быстро освоился и даже сам нашёл иконку браузера. Когда он вбил в поисковик слово «бог», я усмехнулся:
- Забавно. Первым, что я искал в интернете, было порно.
Ваня как-то странно на меня посмотрел, но потом улыбнулся и философски заметил:
- У каждого свой бог.
Пока я накрывал на стол, Ваня изучал выданные страницы, периодически чему-то смеясь.
- Пить будешь? – крикнул я ему с кухни. – У меня тут водка есть и коньяк.
- Нет, - я почти уверен, что Ваня ответил мне, не отрываясь от монитора. – Не хочется. Ты пей, если хочешь.
Я убрал бутылки обратно на полку.
Пока ужинали, я поделился с Ваней своими планами:
- Квартира трёхкомнатная, места нам должно хватить. Так что, живи здесь. Я завтра с Тиграном переговорю. Может, и работёнку тебе найдём.
- Не, - мотнул головой Ваня. – Не стоит. Наверняка, меня там ещё помнят. Не порть себе репутацию. Я себе сам подыщу что-нибудь.
Я попытался завести разговор о детдоме, рассказать Ване о наших «братишках». Но тот с неохотой слушал меня, лишь единожды спросив:
- А как там Паша?
Я рассказал ему, что Паша после тех событий места на рынке себе не нашёл. Стал шляться по городу с остальными, добывая деньги мелкими кражами. А года два назад сел с одними ребятами в картишки сыграть, да и не поделил с ними что-то. Получил нож в живот, да и помер.
- Мда, - пробормотал Ваня. – Ладно. Наверное, спать пора. Завтра тяжёлый день.
Я показал Ване его комнату, когда-то занимаемую дядей Витей.
- Я поднимаюсь часов в шесть, - сообщил я. – Но ты можешь подольше поспать. Запасной комплект ключей я на тумбочке оставлю. Чувствуй себя как дома.
- Спасибо, - ответил Ваня и повторил. – Завтра у нас будет тяжёлый день. Спокойной ночи.
В некотором недоумении я двинулся в свою комнату, чтобы лечь спать. Сон долго не шёл, и я стал перечитывать Ванины письма. На часах было уже почти половина первого, когда я опомнился. Я выключил свет и закутался в одеяло - Ваня отчасти был прав, предстоял тяжёлый день, и стоило хорошенько выспаться.

Tweet