Всадник без головы.

В темноте автомобильного салона нельзя было разглядеть практически ничего, кроме размытых и едва различимых силуэтов и очертаний. Виталий специально выключил свет, чтобы снаружи не было заметно, что в машине кто-то есть. Они втроем сидели в машине, слушали легкий транс, который создавал атмосферу нереальности всего происходящего и в такой непринужденной обстановке пускали по кругу добротно скрученный косяк.
Косяк косяку рознь. Но их косяк был всем косякам косяком. Из всех косяков этот косяк был приколочен наименее косячно и если какой-нибудь беспонтовый косячок можно вытянуть за несколько хапок, то этот косяк они курили уже через силу и уже буквально не могли дождаться когда же он закончиться. Ни у кого уже не хватало дыхания, в горле першило, глаза слезились, а косяк казалось не уменьшался. С каждой новой затяжкой слышалось шипение сгораемой травы, свист втягиваемого воздуха, которые изредка прерывались щелканьем взрывающихся семечек, но всякий раз когда следующий по очереди ожидал услышать, что все и больше курить нечего, его тыкали в плечо и он видел, как вновь приближается надоевший светящийся уголек.
Когда наконец добротная папира была докурена наступила минутка затишья. Каждый смотрел куда-то в окно и думал о чем-то своем. Это молчание было прервано Джоном, которому стало скучно и захотелось пообщаться:
- Нормально накурило... – неопределенным голосом сказал он.
  Повисла недолгая тишина. Все обдумывали, что только что сказал Джон. Джон тоже обдумывал, что он только что сказал.
- А мне кажется что это неправильное выражение. – задумчиво сказал Виталий. – Если накурило, то это уже означает, что нормально, потому что накурило. Ведь не бывает, чтобы накурило не нормально, а бывает, что не накурило.
Повисла более долгая пауза. Все думали над тем, что сказал Виталий. Виталий тоже думал над тем, что он только что сказал.
- По ходу перекурило. – добавил Кислый, сидящий позади Виталия на заднем сиденье.
- Перекурило – это бывает. - согласился Виталий.
Так непринужденно и мирно они беседовали ни о чем, пока кому-то в голову не пришла идея сходить за соком, пивом и чем-нибудь, чего душа попросит, когда они окажутся в магазине. Идти никому не хотелось, поэтому решили съездить. Виталий завел двигатель и стал аккуратно вести машину к выезду из своего двора.
Хмурое небо казалось готово было закапать каплями дождя, смешанного со снегом. Виталий с удивлением отметил насколько серым кажется ему этот мир. Серые дома, заплаты на асфальте, наложенные на местах раскопок прорванных канализационных труб словно подчеркивали глубину его депрессии. Он окинул взглядом свой район, который когда-то любил и не почувствовал ничего такого, что чувствовал прежде. Лишь какую-то робкую привязанность, смешанную с тоской и жалостью, как при взгляде на стареющую мать-алкоголичку.
Когда-то этот район был основан, как придаток для крупного машиностроительного завода. В девяностые он прогремел на всю страну из-за преступной группировки, которая носила его название. По мнению Виталия это было наоборот величайшим позором. Однако, как у всех русских людей принято гордиться недостатками типа «никто не пьет так как русские», так и молодежь, проживавшая в этом районе в период пика повального увлечения блатной романтикой стала считать это положительной чертой. Виталя отметил, что в те времена этот район относился ко всему остальному городу, примерно так же, как Россия ко всему остальному миру. Батрачьи дети считали себя какими-то исключительными. То что в их дворах опасно ходить было чертой, которой они очень гордились. Одновременно с этим, если любому из них предложили бы квартиру в любой части города, то их собственный район был бы одним из последних, где они хотели бы жить.
Это тем более усилилось после того, как пару раз в их районе отдельно отмечали день города. Сперва звезды за отдельную плату приезжали, чтобы спеть на местном стадионе и только потом давали следующий концерт в центре для всего остального города. Чтобы заманить людей на местные празднования организаторы прикатили несколько цистерн с бесплатным пивом. Виталя хорошо запомнил тот день города. Очереди алкашей с канистрами и баклажками, подобранными на помойке, стоящих перед бочками. Кто-то полз, кто-то стоял у дерева и засунув пальцы в рот прочищал желудок, в то же самое время пока рядом прыгал маленький ребенок, пытаясь понять что с его папой. Воспоминание об этом отдавало алкоголизмом, рвотой, испражнениями и почему-то национальным менталитетом. «Весь мир где-то там и только мы гуляем так гуляем. Отдельно и по особенному».
Виталию пришла на ум история, которая как нельзя нельзя лучше характеризовала этот район. Давным давно один из местных телеканалов провел любопытный эксперимент. Журналист взял интервью у компании  молодых людей, сидящих во дворе на лавочке. Их было примерно десять человек, одетые в спортивные костюмы, грызущие семечки и попивающие пиво из коричневых баллонов, стоящих рядом с ними. Среди них были две или три девушки, которым больше подходит упругое, емкое название «биксы». Одетые в бежево-рвотные колготки, накрашенные хной, с ядовито-алыми зернами бижутерии на всех частях тела. С лицами сосок, отражающими историю пьяного зачатия и последующего халатного спринцевания. Молодые люди с удовольствием давали интервью, хвастались тем, что это «их двор», что у них тут братство и как они тут все держат контролируют и не любят чужаков, которых с позором выгоняют.
Следующая часть сюжета снималась скрытой камерой. Журналисты сгоняли в ближайший спортивный клуб и попросили пару ребят, занимавшихся кик-боксингом помочь им провести эксперимент. Чахоточники сидели, смеялись о чем то со своими подругами, дышащими ароматом чесночных кириешек, когда внезапно рядом остановилась вызывающе-красная машина с откидным верхом. Из нее выскочили двое подставных парней, похожих на подкачанных геев из американских фильмов и подошли к галдящей компании. Диалог был примерно следующий:
−    Слышь, басота, где живет тот-то?
Компашка сразу притихла, чахоточники замялись и перестали смеяться.
−    Слышь (тычок в плечо). Вы глухие что-ли? Где такой-то живет?
−    Да вы что мужики, мы в натуре не знаем. -  Заискивающе-извиняющимся тоном заголосили чахоточники.
После этого парни спокойно сели в машину и уехали, оставив сблевышей демократических реформ дуть свое пойло. Они стали хихикать о чем-то посмеиваться перед своими спутницами, но тон явно был уже не тот.
Все это показали по телевизору и почему-то именно этот сюжет пришел сейчас Виталию на ум. Это и была характеристика его района. Масса самонадеянной гопоты, и тонкая прослойка мажоров, которые отгородились от них в элитных новостроях цепочкой секъюрити и когортой проплаченных судей. Готовых чмарить напоказ тех, с кем живут в одном районе.  Затем его мысли перешли на другое. Он смотрел на старые советские дома, оценивал и понял, что дальше будет только хуже. Впереди ни его ни эту страну ни ждет ничего. Он вспомнил свой завод, свою работу, где ему приходилось разбирать брошенное старье, чтобы подлатать другое старье, которое еще должно работать. Как ни крути придется окончить жизнь в одном из этих разваливающихся советских домов, стоя у кассы магазина и считая мизерную пенсию в матерчатом кошельке. Внутри все сжалось, словно он приготовился обороняться. Главное сохранить здоровье, а для этого не бухать и как можно дольше держаться подальше от вредных предприятий, работая на которых люди за десять лет превращаются в выхаркивающих промышленную гарь проспиртованных, красноносых Джузеппе. Виталий вспомнил как каждое утро вялая толпа сонных людей, тащится на проходную, словно табун скота на скотобойню. Каждое утро их под хриплую попсовую музыку, доносящуюся из дребезжащего советского рупора заглатывают ворота промышленного монстра, словно эти люди лишь его придатки. Причем эти люди совершенно не понимали, что работают не на себя, не на свою страну, а на тонкую прослойку феодалов, проживающих в стране золотых рублевских унитазов. Вся эта ситуация напомнила Витале фильм «Титаник», когда немногочисленная элита под прикрытием корабельных офицеров собирает свои богатства и спокойно отчаливает, оставляя остальных на тонущем корабле. Тут та же аналогия, только роль элиты играет кучка безликих бизнесменов, а роль корабельных офицеров режим бледного спирахетоподобного  подполковника, с чистым как слеза самогона бесстыжим взглядом, начавшего карьеру со стукачества на товарищей по университету. Новая «элита» отчалит на просторной шлюпке туда, где уже находятся их банковские счета, туда где уже учатся их дети, а оставшийся корабль будет ввергнут в кровавый хаос нищеты и нового передела собственности.
Вся ситуация и истинное значение происходящего в стране, стало понятным Витале после одного случая на работе. Он зашел в офис и увидел, как его коллеги, сидя за компьютером, сложились пополам от гомерического хохота. Виталя подошел, чтобы узнать в чем дело. Оказалось, что на сайте новостей в интернете появился репортаж из какой-то больницы. Главврач этой больницы повесил на стенах палат портреты президента. Сообщалось так же, что в таких палатах люди быстрее выздоравливают. Именно это растительное пресмыкание перед властью, желание польстить и угодить так насмешило виталиных коллег.
Вот именно поэтому проводятся реформы образования, распродаются под офисы помещения учебных заведений. Уничтожается грамотное поколение, которому смешно смотреть на убожество опереточного культа личности, разыгрываемого властью для населения. Как никак в планах правительства догонять всего-навсего Португалию. Это значит, что иметь образование должны только четыре процента населения. Любопытно наблюдать, как образуются новые кланы. Министры назначают директорами крупнейших банков своих сыновей, именитые режиссеры тащат в фильмы своих дочерей. Готовиться глобальная преемственность, а чтобы последующие поколения не понимали, что происходит и что за люди перед ними их нужно довести до уровня бразильских обезьян. Чтобы им уже не было смешно, когда они будут читать подобные новости. Они будут смотреть на дочь этого режиссера и считать ее великой актрисой. Для этого нужно создать поколение биороботов, обслуживающего персонала, заворачивателей гамбургеров, прыгающих от восторга при виде любой работы. Поколение челюстно-жвачных, послушно ходящих на выборы, лебезящих перед властью, которые будут довольны лишь тем, что смогут смотреть по ящику на жизнь которой у них никогда не будет.
Россия несомненно воспрянет и поднимется с колен. Только это произойдет совсем иначе, чем представляют себе всевозможные патриоты. Сегодня телевидение устраивает целые шоу, когда на вооружение поступает какой-нибудь устаревший самолет. Чиновники ставят ножку на колесо и с пафосом произносят речи о том, как их волнует обороноспособность и как они об этом заботятся. Все выглядит именно так, однако все познается в сравнении. Кто-то помнит, как заходил на посадку первый в мире космический шаттл «Буран», а про какой-то самолет тогда не стали бы и сообщать, потому что они производились сотнями и это никого не удивляло. Именно когда исчезнут те, кто помнят нечто иное и начнется подъем России. Некому будет говорить, что это не достижение, а уловка, потому что надо стоять кверху задом на садовом участке, чтобы хоть как-то прожить.
Виталя вспомнил, что многих раздражает непомерное засилие юмористов на телеэкране. Однако у него самого была другая точка зрения. Если бы не Масляков, то о российской молодежи можно было бы судить лишь по мобильным давалкам и по гормональным дегенератам, пытающимся построить свою половую жизнь в отдельно взятом реалити-шоу. Его передача — это последняя свободная площадка, откуда можно придти не имея папы за спиной, «папика» под каблуком или не переспав с ведущим. Оттого почти что на каждом канале теперь есть юмористическая программа, как правило, с участием бывших квнщиков.   
Виталий напряг мышцы живота и спины. Тут же волна неведомой энергии откуда-то снизу стала подниматься вверх. Дойдя до пупка она прошла оставив какие-то неприятные осколки угрызений и терзаний. В середине грудины он почувствовал эмоции тоски и какой-то непонятной ностальгии по чему-то далекому и уже прошедшему. Затем эта энергия достигла точки между бровями. И тут мир словно распахнулся перед ним. Словно исчезла некая темная вуаль, которая делала его серым и размытым. Внимание перешло в здесь и сейчас, где нет и не может быть никаких переживаний, потому что здесь и сейчас их просто нет. Воздух казался наполненным звенящей, напряженной тишиной, все предметы стали необыкновенно четкими, а мир воспринимался с удивительной яркостью и ясностью. Виталий расслабился и откинулся на спинку сиденья, начав просто вести машину без мыслей о том, как он это делает, просто руля и получая удовольствие.
Тихая, прохладная, весенняя ночь легким ветерком постепенно выдувала через приоткрытое окно запах дыма от травы и сигарет. Казалось, что настроение у всех сразу изменилось. Вся компания оживилась, словно проскочила невидимая искра, которая подняла всем настроение. Все шумно обсуждали куда лучше ехать и давали советы Виталию. Тот был увлечен дорогой, поэтому не особо размышлял над тем куда именно ехать, но на большом перекрестке ему все же понадобилась определенность, потому что нужно  было решить куда же поворачивать.
- Поехали в круглосуточный. – сказал Джон. – Давай сейчас налево.
Виталий стал поворачивать налево, когда неожиданно вмешался Кислый:
- Ты гонишь, давай лучше в тот, который возле рынка. Там выбор больше. Езжай лучше прямо.
Виталий уже успел повернуть налево, но когда к нему поступила новая информация, огляделся по сторонам и убедившись, что никаких других машин поблизости нет, развернулся через сплошную полосу и поехал в новом направлении.
Тот звук, который раздался после этого знаком каждому. Ночная тишина, словно автоматной очередью, была разорвана громким «т-р-р-р». Темноту осветил проблесковый маячок, который неожиданно засветился на одной из машин припаркованной на почтительном расстоянии и совершенно незаметной с того места, где Виталий оценивал обстановку. И в завершение многократно усиленный через громкоговоритель, не терпящий возражения голос,  произнес: «Водитель, остановитесь у обочины».
Виталия обдало волной ледяного страха. Он немедленно остановил машину и судорожно стал соображать, что же делать. Любому было бы очевидно, что их всех «перекурило». Дело было не столько в том, что косяк был добротный,  но и в том, что он был четвертый, но к счастью последний. Запах из салона еще не успел выветриться, и поэтому страх Виталия был вполне оправдан. На секунду у него мелькнула мысль дать газу и попытаться скрыться, но он понял, что теперь слишком поздно. Он уже остановился, а ненавистная патрульная машина приближалась на полном ходу. На заднем сиденье суетились Джон и Кислый. Все трое они чувствовали себя в западне, но естественно, что их страх не шел ни в какое сравнение с тем, что чувствовал Виталя. Ему очень не хотелось терять права, да еще и на такой долгий срок, причем всего в нескольких метрах от своего же дома. Напряженность ситуации, отчаяние и «перекуренность» подтолкнули его на необычные методы выхода из ситуации.
Машина дорожно-постовой службы аккуратно остановилась возле машины Виталия. Из нее вышли два непонятного вида человека фигурами, напоминающие что-то среднее между космонавтом и Санта Клаусом. Они были одеты в форму цвета несвежей гангрены с накинутыми на нее салатовыми попонами. Оба они производили впечатление каких-то чудаковатых персонажей из нетрадиционного клуба, в нарядах кислотного цвета, с белоснежными обручами на рукавах и свисточками висящими на шеях. Сходство усиливалось тем, что один из них держал в руке бело-полосатый страпон.
У российских ментов есть одна черта о которой никто не говорит. Однако если нечто происходит часто и в совершенно различных концах страны, то можно смело утверждать, что это не простая случайность, а некая внутренняя черта свойственная служителям закона. Виталя прочитал книгу «История пыток», однако нигде не сталкивался ни с чем подобным. Возможно это порождено двадцатым веком, его сексуальной революцией и официальным признанием сексуальных меньшинств, может российским ментам это надуло в голову ветром с параши, как никак ни в одной развитой стране нет такого процента преступников среди полиции, однако есть масса случаев и сообщений об их пристрастии к анальному садизму. В каких то странах при пытках бьют по пяткам, где-то пытают водой, но у российского мента есть склонность к анальной пенетрации.
Впервые Виталя прочитал об этом в одной документальной книге, а затем услышал еще раз в передаче по телевизору. Менты допрашивали человека и во время допроса запихали ему в задницу дубинку. У милиции вообще есть некая ментальная склонность к заднему проходу. Может они считают задний проход романтичным и поэтичным, но из тех немногих случаев, когда Витале приходилось общаться с мусорами в большинстве они заговаривали о заднице.
Один виталин друг был остановлен на улице в нетрезвом виде. Его повезли в вытрезвитель, но так как он добровольно ехать отказывался, то его сковали наручниками и увезли силой. При этом менты натянули ему шапку на глаза и пока его везли, по его словам, один из них похлопывал его по заднице и приговаривал: «Попка молодая, сладенькая, сейчас по другому работать начнет». К счастью все обошлось, они просто пугали пятнадцатилетнего пацана. Однако рассказ о подобной манере запугивания вызвал у Витали недоумение. Впрочем одним из ментов был здоровенный хач, поэтому на тот момент это многое для него объяснило. Потом он понял, что национальность тут ни при чем.
Другой раз Виталя отдыхал в клубе. Там завязалась драка и вместо того, чтобы поступить как мужчина, то есть убежать или залезть под стол, Виталя просто сидел и смотрел. Ему в лоб попал брошенный кем-то стакан. Он разбился и рассек бровь. Внутренняя охрана клуба не справлялась, поэтому вызвали ментов. Те приехали уложили всех бузивших мордой в пол. Единственное, что понравилось Витале, то что его истекавшего кровью никто не тронул. Затем всех увезли в отделение, где стали разбираться кто же начал драку и нанес клубу крупный материальный ущерб.
Когда дошла очередь до Витали, то он, естественно, ничего не видел. Быстро допросив его менты продолжили общаться между собой. Их подозрения крутились вокруг одного парня, который только что откинулся и второй день гулял на свободе. Разговаривая о нем, они обильно ржали и употребляли примерно следующие выражения: «Только что вышел, соскучился по мужской заднице, захотел плоти» и так далее.
Примерно в половине своих встреч с ментами Виталя с удивлением констатировал, что они заговаривают на гомосексуальную тематику. Исключение составляли лишь случай получения паспорта, получение разрешения на оружие, а так же общение со знакомыми милиционерами. И то, наверное, потому что разрешение выдавала женщина.
Другое упоминание, о пристрастиях милиции, и не одно, Виталя нашел в газете «Лимонка». Парней пытали, добиваясь подписания признания, при этом засовывали что-нибудь сначала в задницу, а потом в рот. Ну и наконец еще один случай в подтверждение того, что это именно черта российских правоохранительных органов, а не набор отдельных случаев, это открытое письмо президенту с которого и началась реформа милиции. Несколько сотрудников, вымогая у человека деньги пытали его, засовывали в зад ручку от швабры. В итоге человек просто умер. К счастью, у него нашлись знакомые и покровители, дело приобрело резонанс и в результате хоть что-то сдвинулось с мертвой точки.
Специфика милиции в том, что ее деятельность не столь очевидна. Если деятельность врачей и учителей, ее польза очевидны каждому, то милиция, как это ни парадоксально, выполняет львиную долю своей работы не тем, что непосредственно раскрывает преступления, а тем что она просто существует и этим предотвращает потенциальные нарушения закона, которые при ее отсутствии произошли бы обязательно. Потому столько крика о коррупции среди милиции, их польза не столь очевидна, но практически нет сообщений о коррупции в других сферах, где производимая польза сразу видна.
Здесь действует следующий принцип, если взять бочку меда и бочку говна, затем добавить из бочки говна одну ложку в бочку меда, то получится две бочки говна. Плохое всегда бросается в глаза первым и выглядит ярче, чем очень много хорошего. Потому, даже в случае удачи реформы, органам придется долго восстанавливать свой моральный облик в глазах населения. Этого не добиться бесконечными лживыми сериалами, акциями с переодеванием в дедов морозов и раздариванием подарков случайным прохожим и прочими демонстративными мерами.
Однажды Виталя посмотрел документальный фильм о жизни муравьев. Оказалось, что муравьи «пасут» тлю, ради молочка, которое она дает. Они даже заботливо переносят отдельных жучков тли с листка на листок и тщательно размещают свои стада. Глядя из окна офиса, выходящего на площадь в центре города, Виталя видел группы людей в серой форме и невольно ему на ум пришло сравнение с муравьями и тлей. Серые муравьи словно пасли всех окружающих людей. При этом одна группа, состоящая из молодых парней не смущаясь подходили к девушкам, пытаясь завязать знакомство.
Виталя понимал, что чувствовали эти парни, только со скамьи сразу оказавшись в форме на посту в центре. Ему в свое время повезло и он устроился на неплохую должность, поэтому первое время чувствовал себя большим и важным. Оказываясь по делам в чужих офисах, он общался с секретаршами, с девушками и при этом понимал, что они по должности ниже его. Это придавало ему какую-то странную уверенность. Он разговаривал с ними гораздо смелее, чем делал бы это обычно. Примерно это же самое чувствовали и эти молодые парни. Форма словно амортизировала все моральные удары. Если получится, если «дадут», то дадут им. Если не получится и пошлют, откажут, то пошлют не их лично, а форму. Им ведь по работе положено общаться с незнакомыми людьми.
Когда-то весь мир боролся с Советским Союзом, называя его империей зла. Но может быть они боролись не только с коммунизмом, а еще и отстаивали свое право не видеть на улицах своих древних городов с великой историей вот этих маленьких серых людей с комплексом директора мира, сочащихся гноем вседозволенности, точно знающих, что в случае проступка их выгородят, покроют, переведут и спрячут от заслуженного наказания?
Гаишники подошли к машине.  Инспектор Клименко ожидал, что сейчас откроется дверь и из нее выйдет водитель. Как правило, водители сами прекрасно знают, что конкретно они нарушили, но выходя из машины все равно держаться так, словно ничего не случилось, на случай если это просто случайная проверка случайной машины.  Инспектор все это прекрасно знал и поэтому был готов увидеть кого-нибудь, кто с непринужденным видом подаст документы, но его ожидание не оправдалось. Из машины никто не выходил.
Машина Виталия была наглухо тонирована, поэтому увидеть через окна кто же в ней находиться было невозможно. Инспектор подошел к водительскому окну и аккуратно постучал в него жезлом. При этом он попросил поторопиться. Но из машины по прежнему никто не выходил и не было слышно ни звука. Тогда он аккуратно потянул за ручку водительской двери. К его удивлению она легко поддалась. Дверь была открыта, хотя он ожидал того, что водитель заблокировался изнутри и сделал вид, что машина пустая. Но когда он полностью открыл ее, то сперва очень удивился - на водительском месте никого не было. Зато на заднем сиденье, пропахшего травой салона, сидели трое укурков и невинными, честными, но слегка испуганными глазами смотрели на инспектора, как на человека, который потревожил их в туалетной кабинке.
Клименко сам слегка опешил, потому что навидался всякого, но с таким столкнулся впервые. Он спросил:
- А где водитель?
- Ушел. – ответил один из парней сидящих позади.
- Куда ушел? – удивленно спросил инспектор.
Ответ, который он получил, мог исходить только от «перекуренных»:
- Туда.
- Куда туда? – с нарастающим раздражением переспросил инспектор.
- В магазин. – ответил один из сидящих на заднем сиденье.
−    Как он мог уйти? Он что привидение?
Клименко частенько слышал о казусах, которые бывают с употребляющими водителями. Однажды ему рассказали анекдот. Два укурка остановились на перекрестке. Сигнал светофора  уже несколько раз менялся, но они все стояли и не могли понять куда они хотят ехать. Рядом остановилась машина ДПС, инспектор подошел к сидящим и спросил у первого, который сидел за рулем:
- Откуда едете, ребята?
Первый спросил у второго:
- Откуда мы едем?
- С рыбалки. - ответил второй.
- С рыбалки. - передал первый ответ инспектору.
- А где рыбачили? - спросил инспектор
- Где мы рыбачили? - спросил первый у второго
−    На Оке. -  ответил второй.
−    На Оке. - сказал инспектору первый.
−    Ну и как Ока? - спросил инспектор.
−    Ну и ка-ка-ка? - спросил первый у второго.
−    Ну и ко-ко-ко. - ответил второй первому.
−    Ну и ко-ко-ко. - передал первый инспектору.
Однако сам Клименко до поры до времени в подобные случаи не верил. Но однажды все изменилось. Он стоял на посту, перекрывающем выход из города. Машин было мало, время было уже позднее. Уходящую вдаль ленту серого шоссе невозможно было разглядеть из-за наступающих сумерек и сгущающегося тумана. Внезапно из этой серой мглы на небольшой скорости выехала старая машина и черепашим ходом проехала мимо поста. Самое странное было в том, что в машине вообще никого не было, даже за рулем. Создавалось ощущение, что кто-то завел мотор, включил передачу и выскочил из машины на ходу, оставив ее двигаться по прямой. Клименко мгновенно сел за руль служебной машины, включил сирену и бросился вслед удаляющемуся безголовому всаднику.
Когда неопознанную машину догнали, то оказалось, что в ней сидит шесть человек, которые пригнулись, чтобы проехать мимо поста незамеченными. В багажнике нашли еще одного, лежащего между двух мешков конопли. Оказалось, что они заранее договорились пригнуться, проезжая мимо поста и таким способом скрыть, что машина перегружена. Вот только их состояние было настолько невменяемым, что в самый ответственный момент пригнулся даже водитель.
Трое парней вылезли с заднего сиденья машины и встали рядом. Начался разговор, о том, чтобы разойтись по хорошему, без дальнейших последствий. Клименко посмотрел на напарника, тот молча кивнул в ответ. Подставы быть не могло, а значит можно договориться.

Tweet