Букв, как всегда до хуя. Так что извиняйте, братцы!                           

Точно так же, рыщет весенний хулиганистый ветерок по переулкам. Точно так же, он, ещё недавно тёплый и ласковый, скорешился с хитрыми сумерками и превратился в вечернего проказника, который донимает расхристанных в весеннем полоумии прохожих, своими холодными и пронизывающими порывами. Точно так же, люди вспоминают про шарфы и перчатки и нехотя  запахивают свои, всё ещё зимние одежды, на все пуговицы и молнии. Точно так же, я неспешно вышагиваю среди мерно шуршащей массы людей, неизменно спешащей в это время в сторону метро. Точно так же, я ищу, где бы мне укрыться от этого наглого ветерка и побыть за бутылочкой пива наедине со своими мыслями. Всё точно так же, как тогда...     
                                                                                                                                                                           
  Механически, я фиксирую взглядом сосредоточенные лица идущих навстречу людей, словно бы ища знакомые образы. Но всё это лишь ложный трюк сознания, которое желает занять себя более простым и никчёмным занятием, чем унылый мыслительный процесс. Витрины уютных кафе и ресторанчиков манят теплом и негой, но я даже не смотрю в их сторону. Мне это удовольствие не по карману. Перебирая в карманах смятые бумажки, я мысленно кляну себя за неумение зарабатывать их в нужном для комфортного уединения количестве.  Поднимаю выше воротник бушлата и стараюсь идти как можно медленней. Тихая ярость и отчаяние овладевают моей душой; я неумолимо приближаюсь к проклятой двери, в которую я очень, очень хочу войти. Но я твёрдо знаю, что не войду в неё уже никогда. Никогда.  Людей становится всё больше, слышится музыка, глаза режет разноцветный хаос вывесок и сутолоки.  Два милиционера подозрительно смотрят на меня, но не подходят.  Я обхожу торговый ряд, покупаю бутылку крепкого пива и втискиваюсь в узкое пространство между крыльцом магазинчика и заплёванной урной. Не поднимая глаз, я закуриваю, открываю пиво и делаю несколько больших глотков. Немного согреваюсь, но дрожь не проходит. Я боюсь поднять глаза. Боюсь, хотя отчётливо понимаю, что ничего ужасного не произойдёт. Я чувствую дверь, слышу её  мерзкий скрип и шаги входящих и выходящих из неё теней. Иногда ругань, иногда нестройное пение, но чаще громкие разговоры и смех. Динамики из-под козырька музыкальной палатки, разродились знакомой, печальной мелодией. Точно так же, как тогда. Проходят долгие минуты. Я медленно поднимаю глаза и … 

                                                                                                      … смотрю на грязную, обшарпанную дверь,  ведущую в полуподвал. Светящаяся жёлтым фоном, вывеска над дверью информирует синими буквами: «Рюмочная», «Низкий старт», ИП Начхаров.  Определённо, в чувстве юмора этому ИП Начхарову не отказать. В дверь заходит очередной посетитель. Мысленно я следую за ним, спускаюсь по ступенькам вниз...  В этот момент, воспоминания полностью захватывают мой мозг, заставляя меня снова и снова  переживать то, что произошло со мной здесь несколько лет назад.     
  Тогда, в конце марта 200… года, я так же сошёл по щербатым ступенькам и прямиком направился к маленькому, неряшливому прилавку. Как обычно, я взял «три по сто» и две пародии-бутерброда с селёдкой. Расположившись за стоячим столиком в самом углу небольшого и крепко прокуренного зала, я сразу же опрокинул первую «сотку» и закурил, стряхивая пепел в обрезанную пивную жестянку. Водка привычно обожгла желудок  и живительным огнём разлилась по всему телу. Я наскоро опрокинул второй стаканчик, и вскоре моё сознание плавно погрузилось в привычное состояние лёгкой философской меланхолии.   
           
Словно льдины в весеннем половодье, мысли мои потекли неспешно и хаотично, кружа и наталкиваясь одна на другую. Переживания от былых обид и неудач чередовались с воспоминаниями о женщинах, промелькнувших в моей жизни, размышления о смысле жизни сталкивались с эротическими мечтами, плавно перетекавшими в раздумья о современной политической проституции. В голове рождались сумбурные манифесты, строчки и рифмы, а гомонящие вокруг работяги и пьянчуги, на глазах превращались в милых единомышленников и симпатяг. Дико хотелось пообщаться.
- Не помешаю, молодой человек? – учтиво спросил человек, неожиданно возникший перед моим стоиком прямо из табачного дыма.
- Да нет, свободно тут…, становитесь. - Растерянно ответил я, украдкой разглядывая незнакомца.
На вид ему было лет шестьдесят. Гладко выбритое, моложавое интеллигентное лицо располагало к его обществу. Светлый стильный плащ, очки в золочёной оправе, седоватые бакенбарды под клетчатым кепи и яркое шёлковое кашне создавали весьма приятное впечатление. Массивный золотой перстень с чёрным камнем на левой руке, внушал уважение. Незнакомец поставил на стол тарелочку с селёдочным бутербродом  и пару пустых пластиковых стаканчиков. Затем, не таясь, он деловито извлёк из кармана бутылку приличного виски. Спокойно налил себе в стаканчик и в задумчивости посмотрел на меня.
- Я бы не советовал Вам пить здешнюю бурду. – Участливо произнёс незнакомец. - Завтра Вы точно пойдёте на работу с больной головой.
- Выбора нет, а со своим нельзя. – Вяло ответил я, удивляясь его прямолинейности.
- Условности. – Махнул он рукой. - Разрешите угостить Вас настоящим алкоголем, тем более что пить одному мне как-то не пристало.
- Охотно поддержу. – Не стал я ломаться и отказываться. Незнакомец  налил мне полстаканчика.
- За хороший вечер и приятную компанию! – Произнёс он тост и мы, не чокаясь, выпили. Помолчали. Виски приятно отрыгнулся солодом.
- Мы незнакомы, – произнёс незнакомец и протянул руку – Виктор.
- А по отчеству? – Уточнил я.
- Нет, нет – категорично заявил он – Виктор, и только так.
- Варс. – Пожал я протянутую руку.
- Ваши предки из польских евреев? – Уточнил теперь уже он.
- Нет, все русичи, может…, татарин где влез …
- Понял, -  весело сказал Виктор – Варс – Вы так сами себя назвали, нравится Вам так, да?
- Типа того. – Замялся я, с вожделением косясь на виски. 

  На этом наша приятная беседа неожиданно прервалась. Послышался резкий звук задвигаемого дверного засова и отборный мат. По входным ступенькам вниз скатился парень с разбитым лицом, а вслед за ним спокойно спустился здоровый детина в серо-пятнистом камуфляже и бордовом берете. В руке он уверенно сжимал большой пистолет, а его глаза источали безумную ярость и гнев. Я успел так же разглядеть капитанские погоны на его плечах и до блеска начищенные, высокие десантные ботинки. Парень с разбитым лицом, на карачках заполз в угол небольшого помещения рюмочной и затих. Впрочем, смолкли и все остальные. Офицер медленно поднял пистолет вверх и выстрелил. Посыпалась штукатурка и у меня заложило уши. Кисло запахло порохом. Я машинально присел на корточки, пытаясь спрятаться за единственной, ржавой ножкой убогого круглого столика. Остальные сделали то же. Затем, детина неспешно оглядел залу и немного подумав, громко и деловито доложил всем нам сложившуюся обстановку:
- Слушать всем сюда! – Рявкнул он. – Итак, господа сволочи, отбросы, пидарасы и бездельники…! Меня звать Гоша-ни-шанса и с этой минуты я объявляю всех вас заложниками и потенциальными трупами. Вести себя тихо и спокойно, меня не бесить. Стоять, где стоите; ссыте и срите на своём месте, никому отходить не разрешаю… Вас тут – он огляделся, прикидывая количество народа  - 14 человек. В живых останутся лишь несколько, да и то с большим трудом. Поэтому лучше готовьтесь к хуёвому сразу, разрешаю допивать ваше пойло… минуточку. Он подошёл к стойке, сильно пнул по ней ногой и злобно приказал: - Выходи, мухой! 
Раздались всхлипы и из-за прилавка вылезла трясущаяся продавщица. – Я, щто? Я ничего. Дьяденька дорогой, простите…, отпустите – с румынским акцентом причитала она размазывая слёзы. Офицер взял её за соломенные волосы, наклонил и отвесил смачный пендаль. Она отлетела на середину зала, уцепилась за столик, ухнула на колени и замерла. Причитать и соображать что-либо она  уже не могла.                                                       
– Вот тут и сиди, сучара! – Грозно приказал детина, наставив на неё пистолет.
«Ни хуя себе, зашёл водочки попить…» - Успел подумать я перед тем, как меня захлестнули страх и паника.
- Теперь 15 человек. - Спокойно уточнил он.
- Хорош, командир, прошу по-человечески! Чего ты так взбеленился-то?! Ну прости мудачка, не подумал. На хуя ж всех-то кончать?! – Послышался дрожащий и умоляющий голос из угла.
- А-а…, жульё голос подаёт. Совесть проснулась у гондона рваного! – засмеялся офицер. – Ну, иди ж сюда тогда.
Парень на дрожащих ногах вышел из угла и встал напротив него. Гоша-ни-шанса несколько минут с улыбкой разглядывал парня в упор, затем резко ударил его в солнечное сплетение. Парень со стоном сложился перед ним вдвое. Гоша приставил к его затылку ствол и нажал на курок. Выстрел снова оглушил нас. Парень рухнул на пол, некоторое время подёргался и стих. Тишина, воцарившаяся после выстрела, была ужасней любого шума, взрыва или криков. Казалось, все колокола ада вот-вот яростно зазвонят в этом тесном и липком пространстве, разрывая перепонки и разнося мозг на куски…   
- Итак, - громко и торжественно объявил всем Гоша-ни-шанса – только что на ваших глазах, я казнил вора-карманника… Он наклонился к трупу и вытащил из внутреннего кармана куртки его паспорт. Открыв документ на нужной странице, Гоша продолжил: - …некого гражданина Сагоконь Василия Оскаровича из города Луганска. Я привёл в исполнение приговор своей совести. Поскольку эта гадина нагло чистила карманы граждан, лишая некоторых из них последних средств к существованию. Подумайте только - какая-то гадина, вонючая наркоманская рожа, паразитировала на шее нашего и без того больного общества! Ну ничего, одну болячку я уже сковырнул. Вот такой вот Вася – он пнул труп ботинком – с месяц назад, разрезал сумку у моей пожилой матери и изъял всю её пенсию плюс паспорт и «пенсионное». Мать слегла с сердечным приступом… - глаза Гоши увлажнились – и её еле откачали. Ответьте мне, – он повысил голос - правильно ли я поступил с этим ублюдком?!   
- Правильно! Верно! Мало ему! – Раздался в ответ нестройный хор испуганных голосов. Я крикнул «так точно!» и посмотрел на Виктора. Он казался спокойным, но его волнение выдавали напряжённый взгляд сузившихся глаз и блестящая испарина на лбу. Я заметил, что оба наших стакана полны до краёв. Виктор взглядом предложил выпить, что мы сразу и сделали. Правда, я расплескал почти половину, так как мои руки ходили ходуном. Продавщица сползла на пол и беззвучно рыдала, закрыв лицо ладонями. 
- Ты и ты, - Гоша-ни-шанса ткнул пистолетом в двух ближайших мужиков. – Возьмите этот кусок говна и отнесите в туалет.  Двое испуганных работяг подхватили окровавленный труп карманника за руки-ноги и замерли в ожидании дальнейших распоряжений.
- Несите туда… - Детина на секунду задумался и отвёл взгляд в сторону, ища подходящее место. – К параше его, козла. – Махнул он стволом в сторону туалета. – И чтоб балдой в очко…
  В этот момент, я с удивлением заметил, что Виктор в долю секунды успел подать знак-приказ какому-то безликому парнишке в спортивном костюме, стоящему за соседним столиком. Виктор просто слегка взмахнул рукой над стаканчиком и взглядом указал на стойку. В тот же миг, парнишка ловко, бесшумно и молниеносно, словно ящерица, скользнул за стойку. Гоша-ни-шанса ничего не заметил. 
- Скоро здесь будут менты. – Одними губами ответил Виктор на мой удивлённо-вопрошающий взгляд.
- Да будет так! – Благодарно вторил ему я.

  - Эй ты, блядища, подать мне водки! – Гаркнул Гоша. – Живее, румынская рожа! – он подошёл к полулежащей продавщице и пнул её ботинком. Та живо вскочила и уже через минуту выскочила из-за стойки с бутылкой и стаканом. – Пейте на здоровьице, господин начальник! – Тряслась она угодливо. – Я сщьяс и закусочки организую…, по висшему разрьяду, господин военный… 
- А где ж я пить буду? – Рассмеялся Гоша-ни-шанса. - Мне ведь надо всю аудиторию видеть. Эй вы, несите барские стол и стул сюда. Быстрее, доходяги! 
  Двое всё тех же работяг приволокли от стойки хозяйский стол со стулом и поставили посередине зала. Гоша тут же уселся, положив пистолет перед собою; не сводя глаз с зала, выпил фужер водки и закусил селёдочкой. Шумно выдохнул.
- Ну что ж…, - начал он, немного подумав, - начнём урок, гадёныши мои. – Я буду спрашивать каждого о его жизни, работе, поступках и прочем. Если ответы меня удовлетворят, я сохраню ему жизнь. А если нет…, то не обессудьте. И не вздумайте пиздить мне! 
Он выразительно посмотрел на пистолет и хмыкнул.
- А чой-т мы так приуныли? А? - Неожиданно озаботился Гоша. – Ой как мы боимся, ёб вашу мать! Ну что, ублюдки - всё жили, блять, безобразничали как хотели. Поди и в Бога, в страшный суд не верили….  А вот он – хуяк и заявился в моём обличии. Всем воздам по заслугам, по справедливости.
- Ну, ладно, - смягчился он вдруг - смотрю вы совсем обосрались. Попробую вас слегка взбодрить…, отвлечь, тык-скыть, от мрачных мыслей. Что бы такого придумать? – В задумчивости почесал затылок Гоша. – О, есть идея! 
- Эй ты, душман ёбаный, – он махнул пистолетом. – Выходи на середину.
Из-за крайнего столика, деревянной от ужаса походкой, вышел невысокий таджик в грязном пуховике и засаленной бейсболке. Его смуглое лицо побледнело и стало мертвенно-жёлтого цвета. 
- Скидовай портки! Бельмес? – Приказал сумасшедший мент.
Таджик что-то промычал, трясущимися руками стащил джинсы и остался в рваных трениках.
- Всё снимай, блять! – рявкнул Гоша.
Бедолага скинул всё остальное и замер, явив обществу чёрный, обрезанный хер и кривые, волосатые ноги. 
- Ты что, урюк, елдак гуталином мажешь?! – Рассмеялся мучитель.                          – Пойдём дальше. Мадам, - обратился он к продавщице – публика жаждет зрелищ. Причём сексуальных. Явите нам свою блядскую сущность и сделайте-ка  этому красавчику хоро-о-о-о-ший минет.
- Что? Как? Чего? – Не поняла охуевшая с перепугу баба.
- Хуй ему отсоси! – Взбесился Гоша. – Я два раза не приказываю! На карачки и вперёд, тварь!
Женщина мигом упала со стула и встав на четвереньки подползла к застывшему гастарбайтеру. Затем взяла в рот чучмекский член и начала
прилежно сосать, кося глазом на Гошу. Таджик с закрытыми глазами стоял не шелохнувшись. Тело его колотила мелкая дрожь.
- Смотрите какое порно! – Издевался мент. – Прямо настоящая дружба народов в действии! 
Отвратительнее картины я в жизни не видел. Хер чучмека то и дело выпадал изо рта продавщицы и как она ни старалась, никак не хотел эрегировать. Гоша подошёл поближе и участливо поинтересовался:
- Что, душман, не встаёт? Учти, если не кончишь в её глупое ебло – я кончу вас обоих…
Таджик послушно кивнул. Баба старалась, наяривала вовсю: сосала ему яйца, вылизывала промежность, заглатывала хуй по самые гланды. Прошло несколько минут, но всё было бесполезно. Чучмек пыхтел, потел и что-то тихо бормотал.
- Ну давай, давай же! – Истерично причитала женщина. – Урод! Козёл!
- Хватит на хуй…, – Брезгливо скривив лицо, сказал Гоша. – Финитна ля комедия.
Он поднял пистолет и два раза выстрелил таджику в голову. Тело несчастного завалилось на потерявшую сознание бабу, забрызгивая кровью всё вокруг.

  Работяги уже привычно отнесли труп в туалет, а ментяра снова уселся за стол.
- Продолжим урок. Ну, кто будет первым? Может, кто смелый есть, сам решится?
В помещении повисла мёртвая тишина. Я втянул голову в плечи и опустил взгляд. Хорошо, что наш столик находился в самом дальнем углу рюмочной.
- Хорошо, тогда я вызову сам. Когда я учился в школе, то первыми к доске у нас всегда шла шантрапа с «камчатки». Эй вы оба, мухой на выход!
Я не понял, кого позвал Гоша, но только через секунду Виктор тронул меня за рукав. - Пойдём, кореш, спалились мы с тобой по-полной… 
- Можете выпить напоследок. – Благодушно разрешил Гоша.
Мы, не чокаясь, обречённо опрокинули по полному стаканчику.
Виктор вышел к столу первым. Я на негнущихся ногах следовал чуть сзади.
- Стоять! – Скомандовал Гоша и мы замерли возле нашей «голгофы».
  Я поднял глаза на Виктора и не заметил какого-либо страха на его лице.
Лишь напряжённое выражение лица и настороженно-сосредоточенный взгляд.
Я же вообще не знал как себя вести в данной ситуации и попросту вперил глаза в пол. Виски плавно догонял, привнося в душу некоторое облегчение, столь необходимое мне в этот момент. Дрожь немного улеглась, а в сердце зажёгся слабый огонёк надежды. Мысли мои понеслись бешеным галопом; ладони вспотели, уши запылали огнём. В тягостном ожидании прошла минута.
- Итак старик, начнём с тебя. – Спокойно произнёс Гоша-ни-шанса и выпил ещё полфужера.
- Кем ты работал до пенсии? Кто по специальности?
- Я, гражданин начальник, не работал в своей жизни ни дня. – Так же спокойно ответил Виктор. Я – вор. Вор в законе.
Я просто примёрз к полу, по спине пробежал противный холодок.
- Ты что – сумасшедший? – Искренне удивился Гоша, поглаживая рукоятку пистолета. – Ты же себе сам могилу роешь, старик.
- Вы же сами приказали не врать…, вот я и говорю всё как есть.
- Похвально, но ведь ты же видишь, кто перед тобою. Ты бы мог и соврать.
- Гражданин начальник, я с вашим братом столько раз беседовал и был в таких ситуациях, почти на самом краю, что моё чувство страха несколько притупилось. Хотя, врать не буду – я боюсь смерти…, вернее того, что будет после неё.   
- Ты, уголовник и паразит, веришь в Бога? – Насмешливо сказал Гоша.
- Да.
- Как тебя зовут в твоём мире?
- Моё имя Виктор, а погоняло у меня Пика.
- Что-то припоминаю…, - задумался Гоша – не был ли ты на сходке у Китайчика, которую мы брали лет пять назад?
- Был, гражданин начальник, был. Лихо вы нас тогда повязали, только вот бить-то зачем? Мы же просто мирно беседовали за ужином.
- С вами по-другому нельзя. - Зло ответил Гоша. – Будь моя воля, я бы вас на месте всех порешил. Не твоё это дело, Пика.
- Господи, сколько раз я слышал эту фразу! – Печально вздохнул Виктор.
- Думаю, что сегодня слышишь в последний раз.
- Что ж…, банкуй начальник. Сегодня ты при тузах. 
Гоша поднял пистолет, но секунду подумав, положил его обратно на стол.
Мне даже показалось, что он немного смягчился.
- Послушай, Пика, а вот если я сейчас отдам тебе пистолет и встану к тебе спиной – ты сможешь застрелить меня?
Виктор на минуту задумался.
- Не буду я в вас шмалять, гражданин начальник.
- Но почему? Ведь тогда ты спасёшь и себя и остальных. Справедливость, в том числе и твоя воровская, восторжествует! – Снова удивился Гоша.
- Справедливости нет на земле, начальник. Есть миф о справедливости и её редкие проявления, используемые многими для достижения различных целей. Мне глубоко наплевать на остальных, я отвечаю только за себя и свои понятия. Я не мать Тереза, чтобы радеть за всех и не палач, бездумно обрывающий чью-то жизнь…. Я уверовал в бога и надеюсь, что это он сейчас решает мою судьбу, крепко испытывая меня и попуская весь этот беспредел. Скажу честно, гражданин начальник, что я смог бы пырнуть вас, но абсолютно при других обстоятельствах….
Гоша некоторое время молчал, обдумывая сказанное старым вором.
- А ты неглупый человек, Пика. И говоришь искренне и взвешенно. Но ты ошибаешься. Ну как же так нет справедливости?! – с сарказмом заговорил Гоша. – Россия, блять, возрождается. Мы взяли Кавказ, мы вновь обретаем собственную гордость, жизнь становится лучше. Да справедливость уже торжествует вовсю!  Гоша перешёл на крик. - Мы сажаем и убиваем бандитов, террористов, горлопанов и прочую шваль! Понял ты, урка старый! Мы творим реальную справедливость! И не ради таких как ты, я проливал свою кровь на проклятом Кавказе.
Предчувствуя скорый пиздец, я истово шептал сумбурную молитву. 
Гоша прервался и жадно выпил водки. Закурил и проверил пистолет.
- Ты убивал, Пика?
- Один раз, гражданин начальник. По-молодости, в лагерной разборке, но у меня не было другого выхода - или я, или меня.                                             
- А я, старик, убивал много и как мне кажется - справедливо. И тебя я сегодня кончу по справедливости! – Гоша противно рассмеялся. – Ведь я всё-таки мент и ты для меня конченый подонок.
Виктор молчал, едва покачивая головой печально глядя на безумного.
- Ваше последнее слово, осуждённый! – Скомандовал мент и взяв пистолет, вышел из-за стола.

  Не знаю, что случилось со мной, но каким-то невероятным усилием воли заставил себя обратиться к нему. Я не узнал свой голос. Мне казалось, что говорят со стороны.
- Товарищ капитан, пожалуйста, пожалейте его. Ведь он отсидел за всё, да и пожилой уже. Я прошу вас…
- Замолчи, уёбок! – Неожиданно повернувшись ко мне, прокричал Виктор.
Я онемел – столько ярости и силы увидел я в его побелевших глазах.
- Скоро и до тебя очередь дойдёт.
Я впал в ступор и застыл как истукан, не зная, что делать. Страха больше не было, отчаяние и безысходность овладели мной.
Виктор начал негромко говорить:
- Высоко вы залетели в своей справедливости, гражданин начальник, аж в масштабах страны и государства меня пригвоздили. Только я вот как скажу. Я мыслю гораздо мельче, приземлённее, всё стараюсь в корень смотреть. 
А справедливость твоя у тебя на лбу, начальник, написана. Жаль не знаю, что у тебя случилось.  Почему ты с катушек слетел и себя Богом возомнил. Может, баба тебе чем досадила, а может быть начальство сильно обидело. Но только ты беспредел нынче творишь - решаешь кому жить, а кому нет. Ведь ты же присягу давал, должен людей защищать, а ты что творишь…. Нет у тебя такого права, ты такой же человек как и все мы. Остановись, начальник, пока не поздно. Замажут тебе кореша твои мусорские щипача убитого и всё путём будет. Ладно я, но фраера тут эти…. 
  За стойкой зазвонил телефон. Не спуская глаз с зала, Гоша подошёл и снял трубку.
- Да. Я капитан. Ну предположим, Иванов. Пятнадцать. Ничего. У меня всё есть: и оружие, и заложники, и водка, и даже баба одна. Повторяю, ничего мне не надо. Я сегодня главный в этом мире, хоть и мертвец уже. Можете штурмовать, мне похую. Повторяю ещё раз, мне плевать. Ни с кем. Передайте, что на переговоры не идёт. Как вы мне, бля, надоели…. Всё, пошли на хуй.
  Гоша разбил трубку о прилавок и зло осмотрел зал. Затем вернулся к столу и снова выпил. Затем, подошёл к Виктору и направил ствол ему в лицо.
- Кончаем комедию. На колени, старик! – Приказал Гоша-ни-шанса.
- Я не встану перед тобой на колени. – С вызовом ответил Виктор.
- Встанешь…, как миленький встанешь, сволочь.
Гоша резко ударил его ногой по голени и старый вор, охнув, присел на одно колено. Гоша взвёл курок. И тут случилось невероятное. Виктор молниеносно выхватил из-под низа брючины узкую финку и резким, коротким движением вонзил в пах своему палачу. Гоша дёрнулся, вскрикнул от боли и несколько раз, выстрелил в старого вора. Виктор безжизненно завалился на спину.
На его светлом плаще стремительно расцветали три кровавых пятна.
Народ дружно попадал на пол. От боли Гоша выронил пистолет почти мне под ноги и схватившись за раненное место, упал на колени. Кровища буквально хлестала из его перерезанной паховой артерии. 
- Ах ты сука…, сучара старая! – Простонал он. – Всем вам пиздец!
Он опустил свои безумные глаза и медленно потянулся к пистолету, лежавшему в метре от него. Ещё быть чуть и….
  Я завопил что-то нечленораздельное и со всей дури пнул ногой ствол, который откатился в дальний угол под лестницей. Я упал и пополз под столики. Гоша кое-как встал на ноги и заваливаясь на правую сторону, неуклюже доковылял до угла; упал, но до пистолета, гад, добрался. Раздались выстрелы и мне больно обожгло ухо. Наверху затрещала дверь, потом сверкнула яркая вспышка, грохнул оглушительный взрыв и помещение заволокло дымом. Я накрыл голову руками и замер. Раздался топот и в помещение по лестнице ворвалась штурмовая группа. Из-за прилавка тоже посыпались спецназовцы с большими бронированными щитами. Рюмочная наполнилась криками, матом и выстрелами. 
- Там он, в углу! – истошно вопил кто-то. Мне несколько раз больно наступили на спину, но ни встать, ни отползти я уже не мог. Да и не хотел. Силы окончательно покинули меня. «Будь, что будет!» - мелькнула последняя мысль.


Пиво кончается, и я подумываю о том, чтобы взять чекушечку. Денег хватит. Мимо спешат люди; что-то покупают в магазинчиках, курят, разговаривают, встречаются и смеются; некоторые входят в обшарпанную дверь под вывеской «Рюмочная», а некоторых выводят под руки. Жизнь продолжается.
  Заныло простреленное ухо. Верный признак, что я замёрз. Почему-то вспомнилось современное Китайское проклятие: «Чтоб тебе жить в эпоху перемен». Я выбрасываю пивную бутылку в урну и иду покупать водку.
- Спасибо тебе, Виктор. – Тихо шепчу я, бросая последний взгляд на проклятую дверь. - Пусть земля тебе будет пухом, Пика….