Когда б не лежали на сердце грузом, не давили события прошлого,
                                                    не было бы этого рассказа. Время не помогло ни смягчить чужую
                                                    боль, ни понять непостижимую, необъяснимую ненависть и
                                                    жестокость.
                                                    Выдавить из себя, выписать словами, переосмыслить. Может
                                                    быть, тогда?..

                                                                                  I

- Девушка! Не уходите, мне только марку купить! - Саша бежал к почтовой стойке.
- У меня рабочий день закончился, уже шесть часов, - девушка, бесцветная, как и её блузка, выставила на стойку картонку с надписью "закрыто" и, надменно поджав тонкие губы, встала со стула: всё. Разговор окончен.
- Молодой человек! - улыбнулась Саше симпатичная брюнетка за соседней стойкой, - вам марка нужна?
- Марка. И конверт, пожалуйста...

Вера, черноглазая сельская хохотушка двадцати лет, полнотелая, большегрудая, смоляная коса вдоль спины, второй год работала на почте. Она ещё не успела разочароваться в жизни и потому лучилась добродушием и наивностью.
Сашина мать, узнав, кого сын прочит ей в невестки, в сердцах выговаривала соседке:
- От, зараза! Вцепилась в Сашку, шо тот клещ!
- Ну, Саня-то у тебя - красавец! - согласно кивала та.
- В отца, тот тоже был рослый, и волос курчавый... У меня в доме, пока Сашка на инженера учился, девками и не пахло. Серьёзный он. И чё он на эту лапотницу запал?! Ты ж видела её! Видела?
- Да видела! Так она, вроде, ничего...
- Именно - ничего. Деревенщина хитрожопая. Общежитская она. А тут разом: и муж-красавец, и дом, и хозяйство...
- Нюра, может, ревнуешь ты Саню к девке-то? - осклабилась щербатым ртом соседка.
- Да не ревную. Не показалась она мне...

После свадьбы Саша привёз из общежития Верин потёртый чемодан с ржавыми замками - всё её богатство, но внести его в дом мать не дала:
- В доме одна хозяйка должна быть. Своё добро сами наживайте. А жить можете и в подсобке.
Подсобку - хлипкую хибару во дворе - Саша с Верой доводили до ума два месяца. Получилось вполне пригодное для жизни жильё: с электричеством, большим окном, занавешенным рисунчатым тюлем, и старой широкой тахтой, накрытой шерстяным пледом...

Через год Вера родила сына, ещё через полтора - дочку. Так и ютились вчетвером в одной комнате. На заводе Сашу с двумя детьми в очередь на квартиру не ставили: вот будет трое, тогда..
На третьего ребёнка Саша и Вера решились, когда немного подросла младшая. В новогоднюю ночь Вера шепнула мужу на ухо: "А я беременна!" В начале сентября она была уже на сносях.

В то утро Саша на отцовских жигулях уехал на работу и, как иногда бывало, остался там до позднего вечера. Вера в девять уложила детей и, умостившись на диване, - ноги за день отекали, превращаясь в светло-розовые пухлые колоды, словно батоны варёной колбасы с маленькими сосисками пальцев, - задремала, поудобней уложив сбоку живот.

- Головановы тут живут? - Вера вздрогнула, проснувшись от громкого мужского голоса и стука в дворовую калитку. Кого это принесло так поздно?.. - Головановы тут живут?
Поддерживая тяжёлый живот, Вера, как могла быстро, потопала босиком по двору.
-Тише, не кричите, иду! Я - Голованова, что случилось-то?
У калитки стоял милиционер.
- Вы... это... - он не ожидал увидеть беременную, замялся. - Откройте. Александр Голованов - он вам муж?
- Муж. Где он? Что случилось?
- Пойдёмте, женщина, в дом. Вам стоять, небось, тяжело.
- Да скажите же наконец! Где Саша? - у Веры закружилась голова. Милиционер подхватил её под руку, потащил к хибаре и усадил на стул у двери.
- Вас как зовут? - он явно хотел оттянуть момент, когда...
- Вера, - она охрипла от волнения.
- Вера, у меня плохие новости. Может, вы валерьянки выпьете?
- Ну говорите уже! - Вера сорвалась на крик.
- Понимаете... Ваш муж ехал...
- Авария?!
- Нет, убили его...

...Саша задержался на заводе и возвращался в посёлок по почти пустому шоссе. На пригородной трассе, на обочине, голосовали двое: худой долговязый парень и длинноногая девушка в плиссированной мини-юбке и туфлях на высоких каблуках. Саша остановил машину:
- Вам куда?
- Дядя Саша! - обрадовалась девушка, наклонившись к открытому окну, - вы меня узнаёте? Я - Оля, ваша соседка. Подвезёте?

Оля на переднем сиденье веером разложила на загорелых бёдрах плиссировку, а долговязый, тряся рыжими патлами, втиснулся позади Саши, упёршись коленями ему в спину. Запах бензина в машине поглотили пары перегара.

Саша торопился, разогнал машину, но неожиданно, на крутом повороте, парень нервно крикнул:
- Тормози, выйти надо!
- Рыжий, ты чего? - Оля повернулась к приятелю. - Щас уже приедем!
- Тормози, сказал! - Саша почувствовал укол в шею и затормозил.
Парень схватил Сашу за волосы, приставил к горлу нож:
- Деньги давай!
- Нет у меня денег! - сдавленно произнёс Саша. Нож прорезал кожу, и по шее потекла кровь.
- Дай кошелёк!
Саша с трудом вытащил кошелёк из кармана. Рыжий рявкнул на Олю, в испуге зажавшую руками рот:
- Чего, бля, бздишь? Деньги вытащи!
- Нет тут денег, рыжий!
- Тода вали на хуй отсюда!
Оля выскочила на дорогу, сбросила туфли и побежала. Трасса была пустой и тёмной, впереди виднелась полоска огней посёлка. Через пару минут её нагнал рыжий, повалил на землю:
- Заложишь, сука, - и тебя прирежу!
- Ты его убил? Убил?!
Парень, шатаясь, поплёлся в сторону города. Оля побежала к посёлку, тормознула первую проезжавшую машину...
                                                                             

                                                                                II

Утреннюю тишину предродовой палаты нарушил негромкий голос медсестры:
- Девочки, к вам сейчас привезут женщину, Веру. Вы её не трогайте, не расспрашивайте. У неё ночью мужа убили. Наркоман. Денег ему не хватало. Он у Вериного мужа стал требовать, а у того ни копейки с собой не было. Вот со злости и зарезал его.
Вера лежала не шевелясь, уставившись в потолок. Чёрные глаза её, чёрная шёлковая косынка на разметавшихся по подушке чёрных волосах и ужас произошедшего будто образовали вокруг Веры невидимый купол, мрачную атмосферу, к которой страшно было приблизиться, чтобы самому не оказаться вовлечённым в этот кошмар, не коснуться, будто заразного, чужого горя...
Нянечка, тётя Нина, шустрая, маленькая, состарившаяся за долгие годы работы в родильном отделении, поставила завтрак на Верину тумбочку и присела на табурет:
- Вера, садись, поесть тебе нужно. У тебя ж сил рожать не будет! Ребёночек-то... как память... Его пожалей! Мужа как звали?
- Са-ша... - Вера просипела, почти не раскрывая сухих побелевших губ.
- Вот Сашу и родишь, - делая ударение на "о", уверенно произнесла тётя Нина и усадила Веру в кровати. - Ешь, милая...

- Вера, - самая старшая из беременных, Марина, присела на Верину кровать, - может, тебе нужно что?
- Не знаю... В туалет хочу.
- Пойдём, провожу...
- Ты говори, не молчи, - они вернулись в палату, и Марина протянула полотенце Вере, окаменело сидящей на кровати. - Поплачь, тебе легче станет!
Вера вжалась в полотенце лицом и застонала, запричитала, с каждым прерывистым выдохом натужно выталкивая из горла слова, словно отрывая их одно от другого:
- Саня... Санечка... как же мы... без тебя... Санечка... родной ты мой!..

Вечером Вера в отчаянии пожаловалась Марине:
- Похороны завтра, я пойти хотела, а врачи не пускают. Боятся, рожать начну на кладбище. Как же я... и не провожу даже?!
- Тебе о ребёнке думать надо, Сашу мать похоронит. А ты потом пойдёшь, сына ему покажешь.
Весь следующий день Вера рассказывала о своей, полной радости и любви, жизни с Сашей, о непростых отношениях со свекровью, и в конце концов так разрыдалась, что не помогли ни успокоительные, ни соседки по палате, которые утешали, уговаривали, а потом и плакали вместе с ней.

Назавтра утром женский и детские голоса под окном негромко позвали:
- Вера!
- Мама! Мама!
К Вере приехала подруга из посёлка и привезла детей - кудрявого темноволосого мальчика и неулыбчивую девочку, с тугими косичками и растрёпанной куклой в руке.
- Я тебе там передачу оставила. И письмо от свекрови. Сашу мы похоронили, народу было! Весь завод пришёл... Держись, Веруша!

- Ешьте, девочки, - Вера положила каждой на тумбочку по яблоку. - Хоть так Сашу помянем...
Письмо от свекрови она раскрыла медленно, разлинованный тетрадный лист подрагивал в трясущихся руках:
- Вера, прочесть тебе? Небось, помириться теперь хочет и в дом позвать. Горе-то у вас общее.
- Нет, сама прочту. - Вера пробежала письмо глазами, побледнела, схватилась за голову:
- За что? За что?! - и зашлась в плаче.
Марина выхватила письмо из её рук, закричала:
- Воды! Быстро! Медсестру позовите!

Веру забрали из палаты, а злосчастная бумажка, исписанная ядовитыми, расползшимися как черви по листу, словами, соскользнула на пол, да так и валялась, пугая и отталкивая:
"У Саши в пиджаке триста рублей лежали. Директор на похоронах сказал, что премию Саше в тот день выдали. Только не захотел он деньги выродку тому отдать, тебе вёз, змеюка! Может, если бы отдал, жив остался. Проклинаю, проклинаю тебя, гадина, ты во всём виновата, ты его погубила! Сдохни."

Третьи роды у Веры прошли быстро. Новорождённую девочку она назвала в честь отца - Александрой...

09/08/2011

Tweet