Я очень люблю литературу, много читаю. Поэтому я очень умный, не то что некоторые. Вот, например, гопники – это очень злые, глупые, нехорошие люди. Я знаю. Они, суки, мне все здоровье испортили. Короче, дело было так.
Иду я как-то в библиотеку, никого не трогаю, и тут подходят ко мне трое. Все наголо обриты, в одинаковых коротких черных куртках.
– Слышь, чмо, ты с какого раена? – один из них интересуется. Харя у гопника неприятная, вся в прыщах, наглая очень.
– Я не чмо, я пацан, – с достоинством так отвечаю.
– А ты обоснуй, что ты пацан!
Я задумался. Но не зря же я дахуя книжек прочитал, – парирую:
– А кто ты такой, чтобы я тебе обосновывал?
Оппонент явно не ожидал от меня такой дерзости:
– Тычобля?! – он приблизил свое щячло, буровя меня взглядом. Я струхнул, конечно. Вблизи прыщи с белыми гнойными головками выглядели чудовищно. У меня аж сознание помутилось. Ужосблять!
– Атычобля? – крикнул я, и, с характерным звуком всосав сопли, прицельно харкнул в правый глаз урода, и тут же включил съебатор…
Ну и, короче, догнали меня тогда гопники, ебать их лысый череп. Отхватил я пецдоф не по-детски. В больнице врач мне сказал перед выпиской: «Отбили тебе кишечник сильно, проблемы с дефекацией могут быть, запоры, метеоризм. Аккуратнее надо быть тебе».
Я особого значения его словам не придал сначала. А как-то раз еду в метро, и вдруг чувствую, – кокажка начинает из жопы вылезать самопроизвольно! Ептваюмать! Чо делать-то? Я с испугу вспотел даже. Ну, я в широких штанах был, ремень расстегнул и засунул руку в трусы без палева. Народу в вагоне было много. Схватил я кокажку, и тихонечко сунул в карман какому-то бородатому мужику. Он был одет как-то странно, типа в платье черное, а сверху – тулуп. Я еще об его платье ебучее руки вытер, и к выходу стал пробираться. В вагоне сильно запахло свежим человеческим калом. Народ засуетился. Многие стали брезгливо оглядываться на бородатого мужика. А я стою возле двери и думаю: «чо дальше будет?». Тут одна тетка не выдержала, и на остановке говорит мужику:
– Батюшка, а почему от вас так говнецом попахивает?
– Сестра моя, не стыдно тебе такие вопросы похабные служителю церкви святой задавать? – ответил мужик. Однако, принюхавшись, добавил, – И вправду, что-то смрад какой-то нехороший…
Батюшка стал внимательно рассматривать свою обувь, потом одежду. Сунув руку в карман тулупа, он извлек, наконец, мою кокажку. Какое-то время он молча рассматривал гамно, недоверчиво понюхал, а затем, заглушая стук колес, заревел маралом:
– Быдло ебаное!!! Первый раз решил в метро спуститься, и надо же – какая-то сучара уже мне в карман говно засунула! Все в аду сгорите, твари!
Народ шарахнулся от батюшки. Поезд как раз остановился, и я, блять, чтоб не спалили, быстренько вышел. От греха подальше…
С тех пор я стал осторожнее. Трусы носить перестал, – стирать заебесся. Дрестал в самых разных местах, с переменным успехом. Особенно трудно приходилось, когда гамно выходило в виде жыдкой дресни.
А недавно директор школы меня вызывает и говорит:
– У меня к тебе неприятный разговор. Учительница литературы мне рассказала, что во время урока ты, декламируя Маяковского… Ты прости меня, конечно, но ты… взял и обосрался!
Мне стыдно стало очень, и с расстройства, видимо, я «шипуна» запустил. Бля, да так удивительно вонюче получилось, – это пиздец просто. Да еще с подливкой. Стою и чувствую, как дресня по ноге стекает. Теплая такая, родная…
– Я уже много лет работаю педагогом, но с таким еще никогда не сталкивалась. Я даже не знаю, как это интерпретировать… – продолжила директриса, но не договорила. Скорчив гримасу, она вскочила, и, смешно семеня короткими жирными ножками, выбежала из кабинета.
Ну и я тоже пошел восвояси, хули мне тут делать-то? Конечно, такая неприятная особенность моего организма часто доставляет мне неудобства в общении с окружающими. Но я верю, что излечусь, и обязательно стану великим писателем. Вот.

Tweet