История эта произошла с моим отцом, Петром Каниным.
  Мне было что-то около семнадцати лет, когда отец описал её, впервые поднимая завесу таинственности. Я жил с бабушкой по маминой линии в небольшом частном доме в Бруклине, штат Нью-Йорк. А отец скитался где-то в Индии – тогда это называли «в поисках Духа». Никогда ранее бабушка так и не сумела ничего толком объяснить: какое такое устремление вынудило отца покинуть Соединённые Штаты и уехать бездомным бродягой.
  Регулярно – в течение почти двенадцати лет – он присылал фотографии и короткие описательные заметки, сильно смахивающие на записки путешественника, но сам не возвращался. Казалось, мы давно привыкли к его отсутствию. Но однажды всё изменилось... 
  Много событий произошло с тех пор. Не самых обычных...
  И теперь настало время рассказать его историю, а вернее – нашу... И начать её лучше с главной исповеди отца. С той, которую я получил в ноябре 2004 года – письмом из Индии – единственным, объяснившим, наконец, и самого отца, и его более чем странное поведение – открывшее больше, чем мы с бабушкой когда-либо могли надеяться. Привожу текст письма полностью – без сокращений – в том виде, в каком прочёл его сам:
 
  «Дорогой сын!
  Уже много лет мы живём вдалеке друг от друга, и столько же лет жива моя надежда однажды вернуться и обнять тебя. Возможно, это случится уже совсем скоро.
  Но до того, как мы встретимся, дорогой сын – это очень важно – я должен рассказать тебе то, что всё ещё не рассказывал полностью никому. Возможно, узнав правду – ты не захочешь даже разговаривать со мной. Поэтому сейчас, переступая страхи и опасения – я опишу, как можно более полно – свою историю, которая началась осенью 1983 года, когда я был совсем молод – ещё до твоего появления на свет. Ты родился вскоре после тех злополучных событий. Они же вынудили меня покинуть страну и искать убежища и искупления здесь, в Индии.
  Помни – будь у меня хоть какой-то шанс остаться – я никогда не покинул бы тебя. И прошу: наберись терпения – мне придётся не пренебрегать даже мелкими деталями, чтобы с наибольшей точностью представить на твой суд всё случившееся.
 
  Я поступил в Нью-йоркский Гессенский Колледж в 1982 году – это очень престижный, закрытый колледж – для детей из довольно состоятельных семей. На самом деле – это университет, но историческое название осталось «Колледж». Сам я никогда не попал бы туда, если бы не потайная протекция твоего прадедушки – известного учёного, родного дяди моей мамы, чудом покинувшего Советский Союз, и пользующегося авторитетом по всему миру... Он посодействовал – ради дочери своей сестры... Его родной сын умер в юности, и своих наследников у деда не осталось.
  Для друзей я придумал себе «влиятельного Дядю-кормильца» – попросту сочинил – вместо реального «не от мира сего» и вовсе не богатого двоюродного деда. Это понадобилось, чтобы соответствовать стилю и неписанным традициям данного учебного заведения. – Стыдно сказать, но мне свойственно было пользоваться такими вот не очень чистоплотными методами, чтобы проникать в высшие, что называется, слои общества. Я удачно скрывал своё истинное происхождение. После чего уже – удавалось поддерживать авторитет среди друзей благодаря своим личным амбициям, завидным успехам в учёбе и способностью мыслить нестандартно-творчески – эти качества приносили уважение, а иногда и зависть окружающих. А денег от деда ждать не приходилось. Дядя Сандро, как мы его звали – жил в эмиграции совершенно необычно, не озабоченно материальным достатком. В штате Коннектикут он читал лекции в Йельском университете, и паралельно работал над чем-то в науке, ведя обширную переписку с братьями по разуму со всего света. Его ничто не трогало в этой жизни, если не касалось научных занятий или исследований. Я любил деда, но гостить у него довелось всего трижды за жизнь. Бабушка – жена дяди Сандро, умерла через несколько лет после переезда в США – её я едва помню...
  Только из-за известности деда в определённых кругах – мне неизменно перепадало уважение от сограждан, когда узнавали о – (несколько преувеличиваемой, как ты понял) – родственной связи.
  Я получал стипендию, зарабатывал переводами, писал за деньги учебные работы, и часто выигрывал на скачках. Каким-то необъяснимым образом мне иногда удавалось почувстовать будущего победителя. Если бы это удавалось всегда – я непременно разбогател бы. Но это случалось эпизодически. Вот так – на «достойное поведение» в нашем сообществе, о котором сейчас пойдёт речь – средства зарабатывались самыми разными методами, прикрываясь, однако, несуществующей «помощью Дяди». Иначе мне не сойти было за своего.

  Нас, сблизившихся друзей, было семеро – все студенты колледжа.
  Кроме меня: – Грегори Савин – из семьи русских первой волны эмиграции. Высокий, волосы чёрные, застенчивый и романтичный, очень интеллигентный – был начитан по истории, литературе, образован в области «поиска Духа». И при всём – удивительно скромный. Мне Грегори был ближе остальных. Он ещё всегда казался как-то трогательно виноват что ли... Будто что-то внутри его мучило...
  Энтони Каро – выходец из итальянцев, родители – владельцы сети ресторанов – нажили деньги, благодаря родственным связям и, думаю – близости к мафиозным итальянским семьям.
  Том Бластер, переехавший семьёй (с сестрой) из Флориды – неоднозначная фигура... Даже внешность его описать довольно затруднительно: будто, «герой второго плана»... Том предпочитал объединяться с кем-то поавторитетней, чтобы: услужить, поднести, посплетничать... Не знаю... я всегда относился к Тому настороженно – безо всякий такой видимой причины. Ничего не мог с этим поделать. В Томе совсем отсутствовала привычная нам всем гордость и нескончаемое самовосхваление. Мне даже показалось однажды: «а не скрытый ли он гей?». Но – будущее развеет это заблуждение...
  Одним из заметных фигур был Дэвид Геллер – из богатой семьи банкиров. Красавец-брюнет с мужественным лицом, широким подбородком и изящными губами; длинные ресницы прикрывали глаза как бы «в смущении»... Атлетически сложённый Дэвид числился настоящим образцом для подражания – объектом для зависти сокурсников, и субьектом – для тайных воздыханий сокурсниц. Эдакий бравый герой нашего времени... Самовлюблённый, амбициозный, эгоистичный и избалованный. Учился хорошо, но за счёт заучивания и умения бравировать: подавал знания артистически эффектно. Глубоко не интересовался ничем. Питал страсть к дорогой обуви, часам и авто, писал паркером, курил особой марки сигары. Одевался с изяществом денди. И всякий раз пользовался возможностью блеснуть дорогой безделушкой – вроде брелка или зажигалки.
  Следующим в комании был Марк Богард – везунчик и философ: среднего роста обаятельный шатен, милашка; добродушный и немного наивный – увлекался искусством, верил в силу добрых намерений; с гибким характером и чудесной улыбкой... Марк играл на пиано, читал, обожал театр и оперу, уважал старину и традиции; любил девушку и чтил «верность отношений». Имел слабость к сладкому и тайно любил старые киноленты Чаплина.
  Был безразличен к маркам автомобилей. И, несмотря на состоятельность – одевался скромно и без пижонства.
  Ещё в группу входил Патрик О`Брайен – поздний и единственный ребёнок в семье. Не очень высокого роста, угловат и полноват, стыдливо опускал глаза, когда о чём-то говорил. Учился хорошо, ровно. Был скорее мягок, чем целеустремлён. Особенно дружил с Марком. Девушки в колледже не завёл. Стеснялся невинности и пытался её скрывать. Иногда привирал. Мечтательный – он много читал о звёздах, верил в инопланетян. Любил слушать музыку под стаканчик хорошего вина, собрал очень достойную коллекцию дисков классической музыки и джаза. Уважал родителей – во всём стремился походить на отца.
  Патрик часто читал матери вслух – была у них такая традиция что ли... Немного рассеянный. С девушками был робок и не мог себя преодолеть. Время от времени пытался подражать поведению очередного кумира, знал наизусть некоторые любимые стихи древних поэтов, причём читал их на оригинальном языке. Очень ответственно исполнял дела, за которые брался. Почему-то любил Эдгара По. Нуждался в признании обществом. Тайно боялся оказаться изгоем.
  Вот – краткое описание участников нашего «Общества» – студенческого братства.
 
  Дело в том, что мы реально создали нечто: вроде небольшой тайной организации, занимающейся некоторой, не совсем обычной, деятельностью.
  Всех нас, по случайному совпадению – интересовали вопросы «мистического влияния на мир». Кто-то, в частности Грегори Савин и Марк Богард – были более образованны, читали много разной эзотерической литературы. Некоторые вошли в группу по другим соображениям – например Патрик деятельность в Обществе воспринимал, как немного театральное – поддерживающее друзей соучастие. – Верил в искреннюю дружбу и был готов на жертвы ради неё. Хотя, конечно – тоже хотел повлиять на мир с целью улучшения. А Дэвид Геллер так играл свои роли, что определить его истинные намерения мало кому удавалось. Но он участвовал активно, и многие события инициировал именно Дэвид.
  Энтони предоставил квартиру, где «Общество» собиралось – без него ничего, возможно, попросту не сложилось бы...
  Итак...
  Мы были фанаты мистических розыгрышей и таинственных мистерий. Это походило на игру и одновременно смысл существования – так жизнь казалась особенной и необычной, по сравнению с обывательской скукой вокруг. Мы много читали и серьёзно интересовались всякими эзотерическими истинами и концепциями. И вскоре уже всерьёз называли себя «Тайным общестовом Мистического братства».
  Целью собраний нашего «братства», которые постепенно начали носить регулярный характер, было проведение очистительных сеансов. Вычитывая, где возможно, старинные или магические-религиозно-шаманские техники «влияний» – мы стали потихоньку перенимать из них разное – для использования, воображая себя «Вершителями судеб». Каждый мог вычитать что-то и принести для обсуждения – пусть это было техникой колдунов Вуду, или техникой шаманов Амазонии в Перу, Сибири, Якутии, Африки и Австралии, или – техникой Белой магии. В целом – нас интересовали всякие разные методологии, применяемые в очистительных действах или медитациях. Нам годилось всё! Я сам модернизировал некоторые из техник – подстроил, что называется – «под себя»... Импровизация и творчество! – вот девиз, взятый на вооружение новоиспечёнными адептами «Мистического братства» по делу «Помощи миру»...
  Постепенно выработался график: рабочие встречи-сеансы проходили каждую первую и третью пятницу месяца – у Энтони. Его родители имели обыкновение всенепременно уезжать из города на выходные, и квартира оставалась в нашем распоряжении на целых два с половиной дня... Домработницу он отпускал, и уже никто не мешал «высоким Мистериям»... – Между нами: это название наиболее полно отвечало отношению к свершаемым действам, происходящим «за закрытыми дверями».
  После сеансов мы почти всегда отправлялись на поиски приключений...

  Но не об этом сейчас пойдёт речь. Речь пойдёт о самих сеансах, как таковых.
  - Что же это были за сеансы? – спросишь ты?
  Тут я сделаю перерыв, чтобы набрать побольше воздуха в лёгкие...
  Потому что даже вспоминать, не то что рассказывать об этом – всё ещё болезненно. Да... Это всё ещё не изжито до конца. Сожаление всё ещё казнит меня, не давая желанного покоя...
  Итак... Продолжу...
  Мы, создав это «Общество» – желали изменить мир, желали сделать его чуточку чище. Мы не согласны были молча взирать на несправедливость, алчность, подлость – на всевозможные пороки человечества. Особенно – было принято общим решением – подлежат очищению те, кто ближе – до кого можно «дотянуться»... Хотя бы – «дотягиваться» предлагалось в воображении. На самом деле «жертву» просто воображали-представляли. Выбирали нечестивые качества характера и – создавали из них образ. После чего – рисовали придуманный образ... Понятно ли я изъясняюсь?
  Каждый из членов общества придумывал – подготавливал образ некоего человека, воплотившего негативные черты. И рисовал образ на бумаге. И дополнительно сопровождал рисунок описанием характера и жизни героя. Образ готовился индивидуально заранее, а на собрании представлялся в виде рисунка – карандашом или красками, сопровождаемом описанием негативных качеств характера – по краям листка. На каждое собрание по одному образу – в порядке очерёдности от каждого члена.

  Смысл же рисования образа был в очищении Земли (или человечества) путём принесения жертвы – избавления от неосознанных дурных человеческих черт. Мы воображали себя большими Чистильщиками Планеты. Такая игра... Она модернизировалась – опытным путём – усложнялась, набирала силу. Начавшись весьма безобидно – сначала мы выписывали негативные человеческие эмоции и установки – их и приносили в жертву, записывая на листах бумаги... Но постепенно поняли, что не бумага содержит качества, а непосредственно человек – вот тогда и стали создавать рисунки человека, описывая обстоятельства его жизни, в соответствии с качествами придуманного характера.

  Собираясь по пятницам, мы устраивали нечто вроде спектаклей:
  В темноте зажигались свечи, развешивались курильницы со «святым фимиамом» – специальные тлеющие палочки, такие всегда можно купить в эзотерических лавках. Там же закупались разные порошки, специи и всякая снадобь – вроде той, что используют колдуны или маги...
  Члены тайного общества садились на полу в Магический круг. И... «главный Шаман», роль которого исполнялась поочерёдно – читал «молитву», подготавливая сначала комнату и нас.
  Выглядело это так: «шаман» бормотал заклинания (вычитанные в соответствующих книгах), мотал головой, мычал и рычал, тряс руками, крутился юлой, входя в раж и транс, танцевал и призывал Духов – освятить «место казни». Всё это сопровождалось специальными музыкальными ритмами, нагнетающими нужную атмосферу, а так же – весьма ощущаемой поддержкой остальных братьев, которые издавали долгие протяжные звуки, высылали активизирующие потоки энергий, и всё в таком роде – с целью призвать нужных Духов покровителей и свидетелей жертвоприношения. Частично мы переняли движения из ритуалов магов, частично придумали сами, частично от шаманов южной Америки, и из всевозможных других источников... Мы были изобретательны и эксперементировали вовсю. Сеансы походили на собрание джазовых музыкантов: пока один играет соло – остальные «подпевают», выступают в группе поддержки – помогают, в целом нечто вроде коллективного свинга на свершение ритуала жертвоприношения.

  После вступительной подготовки атмосферы «главным шаманом» – в центр круга выходил автор со своим рисунком и начинал зачитывать или рассказывать о жизни приносимого в жертву героя, обрисовывая главные Осуждаемые Качества.
  По-сути главными жертвами должны были бы быть именно КАЧЕСТВА – в носителе-человеке.
  Мысленно мы групповыми усилиями визуализировали подаваемый образ, наделяя его предлагаемыми качествами, сколько можно более усиливая их.
  И когда уже наступал кульминационный момент и осуждение достигало апогея – наивысшего накала – «главный шаман» свершал заключительное ритуальное действие: брал лист с рисунком и поджигал его при помощи небольшого самодельного факела. (Предварительно от «Божественной свечи» зажигался факел, а от него уже – лист с рисунком). После чего – горящий лист с дружным улюлюканием мы отправляли в «свободное падение» – с балкона тридцать шестого этажа. Обычно листы ещё горели в воздухе, но потом плавно парили только чёрные лёгкие рассыпающиеся лоскутки пепла, похожие на оторвавшиеся крылышки чёрных мотыльков... Или – на останки сгоревшего ковчега – чьей-то несбывшейся мечты, парящей невесомой чёрной нотой над спящим городом.

  После завершения сеанса обычно чувствовалось опустошение и удовлетворение одновременно. Хотелось упасть в кресло и молчать...
  Как правило, мы всегда отдыхали, что-то выпивали и закусывали. А позже уже – болтали и обсуждали. Или даже шутили. Особым преоритетом тогда пользовался чёрный юмор... Постепенно отойдя от эйфории сеанса, мы отправлялись на машинах «кутить» или «охотиться за образами».
  Так, познакомившись с девчонками – частенько мы попросту использовали какие-то отдельные их обнаруженные черты в создании характера жертвы.

  Помню, как узнал одну «honey girl» из дискотеки в описываемой картинке... Настоящая глупышка... Том притащил её с подружкой к нам за столик на какой-то вечеринке. Одетая в оранжевое с зелёным платье от дизайнера – первое, что она сделала – стала демонстрировать отделку кожаным золотым кантом на уровне бёдер, поворачиваясь то так, то эдак... А ещё – этикетку с именем дизайнера-производителя платья, к тому же сообщив, сколько оно стоило – помню назвала точную цифру более 2 000 долларов, да ещё чуть было не начала копаться в сумочке, чтобы подтвердить это ценником. Том остановил... А после, закатывая глаза, успела поведать, как её младшая сестрёнка едва не порвала платишко, когда вертелась в нём перед зеркалом. И так далее – ещё почти на пол-часа – всё исключительно о платье и маникюре: во сколько обошёлся, в каком салоне и как трудно было подобрать дизайн маникюра к платью. К тому же девица постоянно принимала такие позы, что захотелось уже стащить то произведение дизайнера, облегчив, наконец, девице демонстрацию холёных сокровищ её молодого глупого тела – для получения похвалы – не закрывая их уже тем пресловутым дорогим платьем.
  В довершение впечатления девушка ещё раз состроив «милое лицо», а на самом деле – на редкость дурацкую маску «роковой соблазнительницы» – продекламировала: «мальчики – теперь я вся ваша, до самого утра!» – и с тем застыла в позе актрисы, ожидающей заслуженных апплодисментов... Мы все, внутренне потешаясь и радуясь окончанию спектакля – захлопали в ладоши... 
  Помнится, Энтони забрал её к себе на ночь. А подружку прихватил Том. Тогда-то я понял, что Том – не гей. У той девушки были жёлтого цвета волосы, из-за чего Энтони и прозвал её «honey girl»...

  Так вот – на одном сеансе кто-то из парней нарисовал жертву так, что узнавалась именно «honey girl». Все сделали вид, что ничего не видят, и «не имеет значения кто эта девушка». Главное, что описано её негативное содержание: глупость, тщеславие, пустота, неукротимая жажда притворяться, завистливость, лживость с целью придать себе ценности, трусость и алчность... Все эти качества были приговорены к казни.
  А однажды – помню – узнаваемой оказалась наша новенькая учительница физкультуры. Её звали Молли. Этакая накачанная Супер-леди! Она занималась бодибилдингом... Есть смысл рассказать о ней поподробнее:
  - Молодая, незамужняя мадемуазель – она, кажется, старалась понравиться всем-всем и одновременно как бы постоянно демонстрировала своим видом, что мы, студенты-малолетки – недостойны обращать на нас внимание, вроде, её «уникальную натуру» мало кому дано понять... А вот, вроде – есть «где-то там», (подразумевалось, может в высших сферах?) – есть настоящие «Учителя», которые её ценят и понимают, а она взамен – старается соответствовать и «не терпит малейшей фальши», тем более не терпит «выскочек, глупых баб, тупиц и обманщиков» всех мастей, мнящих себя выше других, и т.д.
  Собственно, она частенько выбирала кого-то из студентов и начинала как бы «гнобить» – гоняться за ним, приписывая ему всевозможные грехи. Вскоре уже все парни-студенты побывали у неё в «обвиняемых», обычно на каждого приходилось несколько недель. Про неё знали, что она живёт одна – снимает небольшую студию. Друзей у неё, кажется, не было – мало кому удавалось выдерживать долго, со всеми рассоривалась... Парня тоже у неё не было. Зато где-то на просторах интеренета – она вела бурную поучающую деятельность, общалась с всевозможными Гуру и Учителями, а попутно «раскрывала заговоры» и «разоблачала шарлатанов», мнящих себя Учителями, и всё в таком духе...
  Вот такая Молли. Появляясь в спортзале – она приветствовала всех словами:
  - Кто научился чему-то за прошедшие дни? Кто достиг большего, чем раскормил свою ленивую задницу? Никто? Ясно! Все ждём учителя... Сами ничего не умеем...
  С этими словами она проходила мимо нас гордо, словно победительница скачек на конюшне – мимо всех, кого обскакала. После могла, остановившись напротив класса, спросить – как правило, очередного разоблачаемого в тот период:
  - Вот Вы, мистер Савин – поведайте классу, чем Вы занимались все выходные? Чего сумели достичь? Неужели только того, что не умерли от лени? – Так Молли подцепила однажды Грегори. Почему он тогда повёлся? Никто сразу и не понял... Позже – после окончания колледжа, а вернее – после гибели Грегори – вскроется, что у него с Молли был роман. Наверно, он как раз начался с того самого утра, когда Грегори покраснел от её фразы... Если только не начался чуть раньше...

  Я дружил с Грегори, но о Молли он молчал. Только несколько месяцев спустя принёс портрет «Амазонки нашего времени». Я почувствовал, как большинство участников на сеансе сразу представили в подаваемом образе именно Молли. А Грегори выглядел каким-то удручённым, замкнутым. Рассказывал о героине тускло, старался изменить внешность. И... удивительно – Грегори приписал ей жестокость, кроме неуверенности в себе, кроме желания похвал, бахвальства и самовлюблённости, желания властвовать и исправлять чужие пороки, почему-то приписал едва ли не садизм души. Вообще, её серьёзно не воспринимали: болтает и зацепляет – пусть, лишь бы «не плакала»... А вот Грегори выставил портрет, в котором черты «Амазонки» оказались злые:
  - Это молодая женщина около тридцати двух лет. Одетая в обтягивающие кожанные джинсы и куртку, с рыжими длинными волосами (у Молли были чёрные вьющиеся), зелёными глазами (у Молли – карие), упрямыми чертами лица (это соответствовало), крашенными чёрными губами (Молли, вроде, так не красила...) На ней: красная майка и кожаные перчатки без пальцев. Широкие плечи режут глаз... В коротких изогнутых чёрных ресницах не просматривается и малейшей женственности – только воинстсвенность «Амазонки нашего времени». Женшина излучает злобность и агрессию. Ненависть управляет её натурой. Всякое доброе отношение она воспринимает, как слабость, достойную насмешек и унижений. Желает властвовать бездумно и подавлять. Человеческие черты чужды ей, как машине чуждо биение тёплого сердца. Вся её природа нацелена на истребление мужчин, вроде как – провинившихся в нереализованности женщин. В руках держит плакат: «Долой дискриминацию по половому признаку!» Ещё один у ног: «Всех мужиков, опорочивших себя – в резервацию!» На стене за её спиной – ещё: «На Земле не место всякой швали!». Она качает мышцы только затем, чтобы поучать мужчин, какими им следует быть – каждый просто обязан стать Шварценегером – иначе он «баба и тряпка». Кажется, она ставит себе единственной целью жизни: отомстить мужчинам-извергам за весь женский род. Воинственная и злая. Гордячка и фашистка.
  Вот такой портретик. Такую картинку представил Грегори. Назвали её «Амазонка-ненавистница». И мы её сожгли...

  Расскажу ещё о нескольких образах, некоторые запомнились особенно хорошо. До сих пор, закрывая глаза – я вижу те образы, которые представлял, когда мы совершали те жертвоприношения.
  Вот, был такой парень:
  Жизнь его не радовала. Жена пила, сыновья наркоманили: в итоге один из них сел в тюрьму, второй бездельничал и клянчил денег – он ненавидел обоих.
  Ещё он ненавидел женщин. Сам же вынуждал их спорить и бороться с собой, и после ненавидел «тупое блядское» сопротивление, (всё никак ему не удавалось победить их вполне). Причём бороться беднягам приходилось – словами. Потому что всякое обращение к женщине – заранее содержало или унижающее пренебрежение, или осуждение, или «прощение с барского плеча», что называется, их тупизны – будто бы свойственной всем «обладательницам женской логики», «блондинкам» или «бездумной материи», как он их называл... Так же постоянно в его голосе звучали покровительственные нотки «превосходящего разума» – другими словами, герой тот излучал нескончаемую сдерживаемую критику во всевозможных вариантах и проявлениях. А на самом деле: он попросту боялся женщин, потому что никогда их не понимал. С тех самых пор, как женился в двадцать один год, а молодая жена вскоре сбежала.
  Он так и не сумел ни простить, ни понять – чем же таким не угодил «шалаве», что она его презрела, сбежав – вроде, тем ему самоё сердце порезала ножом на мелкие кусочки. И теперь женщины – недостойны его чистоты и высокого интеллекта, развившегося от благородных страданий.
  Позже наш герой женился повторно и затравил беднягу так, что та стала бессовестно пить, чем ещё и усугубила его чувство превосходства над всей «блондинчатой» бестолковой породой.
  К такому описательному образу прилагался нарисованный портрет героя, приговорённого к жертвоприношению. Основными чертами были заявлены в портрете: неимоверная гордыня; зашифрованная скрываемая от окружающих слабость; неспособность к принятию прав человека на индивидуальный образ мыслей; ненависть к женщинам и детям, основанная на невозможности манипулировать ими так, как хотелось бы в мечтах. И над всем этим – бесконечное умствование, имеющее целью закомуфлировать свои несостоявшиеся амбиции «Непонятого Гения»...
  Этого героя мы тоже отправили с балкона, предварительно совершив процесс его осуждения всем составом присутствующих.
  Ещё была дама:
  Среднего возраста, но моложаво выглядевшая. Эта дама обожала объяснять всем и каждому о том, насколько собеседнику (или собеседнице) «не повезло»: и родители их не любили; и мужей – не досталось, потому маются бабской невостребованностью; и денег им заработать не удаётся, ибо «маловато ума»; и внешностью и стилем жизни являют «образчики дурновкусия» – всё из-за «недостатка воспитания» и «явное отсутствие интеллекта», и многое другое... – Всё это дамочка сообщала, как бы, «из сострадания».
  При этом – никоим образом не забывала рассказывать: в каком ресторане каких «заморских омаров» они изволили откушать; какие цветы выращивают в своём личном чудесном домике, за который уже полностью выплатили заём; что «если икра на обед каждый день, то зачем об этом говорить – это обычное явление», и так далее, и тому подобное... Не забывала дамочка и похваливать каждого, кто выражал поддержку её «современных и разумных в своей нормальности» взглядов, и поругивать тех, «кто пыжится показать свою избранность, а сам... – а судьи кто?, – не ленилась повторять продвинутая на почве рассудительности дама, – доктор, исцелися сам!»
  Эту даму мы назвали «Мисс перфект» и судили за несдерживаемое чувство превосходства; глупость в общении и неспособность слышать собеседника; бесконечное агрессивное нападение с целью защитить свой крошечный мещанский мирок с его примитивными интересами; желание принизить всякого, кто заметил её невежество и глупость; за маску «профессорши»-«примера для подражания»; желания возвыситься за счёт критикуемых; нечистоплотность в выборе средств, чтобы выделиться среди других, добиваясь одобрения своей «особенности».

  Вот такие образы мы рисовали и предавали огню... Иногда в рисунке было видно сходство с кем-то из ранее встреченных людей, иногда нет. Порой рисунок был вообще почти схематичен, но дополнительное описание словами выражало многое о данном человеке.
  На самом деле, конечно – сами того не ведая – мы рисовали образы людей, с которыми пересекались когда-то в жизни, и остался след. В памяти оставалось несогласие или личная обида, но разве тогда мы придавали этому какое-то важное значение? Разумеется, нет... Мы исполняли миссию, заполняли пустоту сытой жизни, играли в своего рода Богов, тем придавая пустоте существования собственно придуманные смыслы. Все участники «Тайного общества», за исключением меня – были детьми состоятельных родителей. Будущее их практически было заранее расписано на много лет вперёд. Это вызывало скуку. А часто – я думаю это одна из основных причин нашей активности – так проявлялась скрытая форма юношеского протеста против бессилия изменить что-то в своих собственных жизнях. Постоянно: то один, то другой из мальчиков – жаловались, что с предками невозможно договориться ни о какой мелочи, если она не входит в список общественных ценностей, принятых среди уважаемых кругов, в которых вращались родители или планировали видеть своих отпрысков. Всё это казалось не только печально, но и совершенно неисправимо. Они зависели от родительских денег, жили под строгим контролем предков и вынуждены были скрывать любое действие, которое могло бы повлечь не только осуждение, но хотя бы и даже просто обсуждение. Мальчики прекрасно понимали, к чему – к каким ограничениям вело любое, с виду безобидное, обсуждение собственных желаний или неудовлетворённостей. Таков был порядок вещей в дни нашей юности – в среде студентов из состоятельных семей.

  Возвращаясь к «тайному обществу»...
  Теперь меня удивляет то, что раньше воспринималось само собой разумеющимся. Дело в том, что окружающая реальность как бы помогала нам, как бы потворствовала... Странно, но случайности оказывались в конечном итоге удачными, неурядицы разрешались быстро – без особых усилий. Получалось, что Существование принимало наши «дары», принимало усилия по очищению человеческих пороков... И поэтому «тайные опыты» – расценивалось нами, как Благое дело. Много месяцев мы собирались на свои ритуальные встречи – регулярно, и с ощущением важности доверенной миссии. Даже и успехи в учёбе на то время повысились – мы напоминали примерную группу лучших учеников.
  Иногда, правда, случались всё же непредвиденные опасности. Например, однажды Том Бластер попал в весьма затруднительное положение: младшая сестрёнка едва не начала его шантажировать. Она вдруг заявила, что расскажет о Тайном обществе родителям, если Том не возьмёт и её на один из сеансов. Сестрёнке вдруг захотелось увидеть наше таинство! Это очень серьёзно напугало Тома. Каким таким невероятным образом она прочитала дневниковые записи, которые позабытыми оказались на письменном столе? Всего лишь на пол-часа Том выходил из комнаты, и любопытная девчёнка измудрилась прочитать слишком многое. Тому пришлось пообещать, одновременно серьёзно задумавшись...   
  Сестрёнку никак нельзя было приводить на собрание. Совершенно невозможно! Но и позволить ей рассказать родителям равно – «смерти подобно»... Положение оказалось более чем просто неприятным... Но... Вскорости Тому повезло, и сестру в срочном порядке перевели в колледж, находящийся в другом штате. Случилось так, что девушка внезапно повела себя не совсем стандартно: какая-то там образовалась заварушка или спор, и девчёнка разделась и нырнула в фонтан посреди площади перед административным зданием колледжа. А когда её вызвали «на ковёр» – нарушительница вдруг фыркнула и с победоносным видом удалилась, так и не признав своей вины. А самое главное – не извинившись даже за такое нарушение правил поведения. Вызвали отца и поставили перед выбором: или он переведёт девочку в другой колледж добровольно, или её попросту отчислят за вызывающее поведение. Пришлось избегать худшего и согласиться. 
  Том был на седьмом небе – ведь само провидение охраняло Тайное общество от «посторонних глаз». И глупую любопытствующую девчёнку просто сослали в соседний штат. Провинившаяся так серьёзно, она уже не представляла более опасности для Тома.
  Спустя уже более шести лет – во время случайной встречи – Том расскажет о случившемся... Подробнее. – Расскажет, стыдливо опуская глаза... О том, как провёл сеанс – на... вычищение собственной сестрёнки.
  Он сделал всё экспромтом: приготовил картинку, наколдовал примерно так, как это делалось в группе – пел шаманом, танцевал, шипел и бормотал; всё это ночью на безлюдном пляже... У импровизированного костёрчика, даже новшество ввёл – специальный бубен, который нарочно прикупил в лавке. Он проделал таинство призывания Духов, заказал им «отвести сестрёнку с пути шантажа – образумить, что называется – очистить от дурных помыслов». В заключение – портретик он всё-таки не сжёг, но пустил листок с рисунком по воде.
  После сеанса он спал, как убитый, и проснулся только к следующему вечеру. А через пару-тройку дней случилась та история в колледже. И Том освободился от свидетельницы-сестрёнки. Вот такая история.
  Но ничего этого Том рассказывать тогда на собраниях не стал. Просто сказал, что по счастливой случайности сеструху перевели в другой колледж, приписав это работе нашего «коллективного Духа, хранителя и помощника в Божественном деле». Это было летом 1985 года.
  А вскоре после Нового года случился ещё один очень тяжёлый случай.
  Погиб Грегори Савин. Угорел в машине. Недалеко от города – есть у реки местечко такое скрытое, иногда парочки там уединялись: вид на реку и город в огнях, отсутствие прогуливающихся, и всё такое... Мы все знали это местечко. Там и случилось. Они заснули в машине. Он и... Молли.
  Вот тогда все узнали, что у Молли и Грегори был роман. Получилось так, что он не сумел бросить Молли после того сеанса, когда мы вычищали её «негативные и злые качества». Не сумел...
  Вот как оно поворачивалось... Это прозвучало первым звонком.
  От следователя кто-то сумел вызнать, что в машине нашли специальный кожаный ошейник на цепочке. А на ошейнике – клетки кожи Грегори... И на теле его – множество синяков, в том числе в области паха... Такое дело... Я любил Грегори. После его смерти впал в транс. И что-то во мне впервые засомневалось. Тогда ещё никто ничего не понимал. Мы все были шокированы. Кто же мог предположить такое? Не стану описывать всех разговоров, чувств и сомнений, скажу только, что «первая трещина» в фундаменте нашей дружбы пошла именно тогда – со смертью Грегори и Молли.
  Делу, однако,  широкой огласки не придали. Вероятно, помогли чьи-то связи...

  С того времени наша сплочённость понемногу стала терять свою силу. Сначала сеансы стали не регулярными. И появилось чувство, будто между нами что-то не договаривается. Какая-то общая тревога стала сочиться фоном во время наших уже довольно поредевших встреч. Последней жертвой предстал странноватый портрет от Энтони. Его мы даже не сожгли, порвали на кусочки и всё...
  На портрете оказалась изображена горбатая девушка со злым лицом. Описание характера показалось каким-то вялым, неярким, просто перечислялись негативные черты, и... пришлось сильно дорисовывать воображением – усиливать чёрные краски в собственной фантазии – иначе не возникало нужных эмоций «праведного гнева», которые являлись необходимым условием для удачно выполненого сеанса.

  После этого ещё несколько раз мы переносили сеансы, и вскоре, скрывая собственный страх – приняли решение «повременить», сославшись, что пора готовиться к защите. У нас так и не хватило духу поговорить начистоту, чтобы каждый высказал, что знает – рассказал откровенно... Нет, на это мы оказались не способны. Мы замалчивали главное: каждый вдруг внезапно почувствовал, что «что-то не так» – сеансы, возможно, не так безобидны... И что самое ужасное – мы НЕ ЗНАЕМ чем они могут отозваться.
  А весной 1986 погибли родители Энтони – разбились на частном самолёте. Всего пару-тройку месяцев спустя после ухода Грегори.
  После похорон мы с Энтони ужасно напились. И он рассказал, что его семья дружила в Калифорнии с другой парой – много лет дружили, со школы: вместе растили детей, отдыхали, и всё такое... Это на их самолёте родители возвращались домой – они часто летали в Калифорнию с тех пор, как переехали жить в Нью-Йорк.
  Так вот... Когда Энтони было что-то около семи лет, – дочка этих друзей, Аннет... Она рассматривала себя в зеркале – голышом. Принимала позы и рассматривала. Девочка была на пару лет старше Энтони. Он постоянно думал о ней и искал встречи. И вдруг, случайно – оказался свидетелем... Что можно сказать? Кто на его месте не стал бы подглядывать, если обнаружил ТАКОЕ? Уж наверно – никто! А Аннет почувствовала или ещё что, но... – подкралась, резко открыла дверь и... ударила Энтони – сильно, металлической скульптуркой по спине.
  Он убежал, сгорая со стыда. И очень испугался. Больно было ужасно! Так вот: ночью ему приснилось, что на спине у него вырос горб. Сон оказался настоящим кошмаром. Но от влечения к девушке тот сон Энтони всё же не освободил. После того случая, встречая её, Энтони всегда смущался, глядя на девочку, но вожделел ещё сильнее, чем прежде. Так вот... Все эти годы он ждал. Не отдавая себе отчёта – Энтони страстно любил Аннет... А недавно – вдруг узнал, что она помолвлена – с другим.
  Вот тогда Энтони и нарисовал портрет «со злым лицом»...

  После смерти родителей за Энтони приехала его тётка, сестра матери – оформила опекунство и собиралась забрать племянника в Калифорнию. До отъезда оставалось всего несколько дней...
  Кстати – тётка «оживила» Энтони, сообщив, что отношения Аннет с её избранником вовсе не очень радужные и... «если Энтони постарается – всё ещё может измениться». Эта новость, вселившая надежду, мгновенно окрылила Энтони. Со всей страстью он поклялся «начать всё сначала» и... добиться Аннет. В мгновение ока Энтони стал мужчиной! При этом глаза его вспыхнули не самым добрым огнём. Наверно, в них отразилось чувство к калифорнийскому сопернику... Сопернику – оставалось только посочувствовать.
  Так понемногу открывались тайные стороны жизни мальчиков из нашей компании.
  Когда Энтони уехал, на сеансы мы больше не собирались. Осенью он написал Марку Богарду, что всё же женился на Аннет, и уже – ждут ребёнка.
  А спустя год женился и я – на твоей маме. Но... вернусь немного назад.

  Проводив Энтони, мы принялись усиленно учиться и летом 1986 получили дипломы. Дела «Тайного общества» с тех пор уже не обсуждались. Внешне казалось: все почти позабыли о проводимых более года мистических сеансах. Однако, это было не так. Мы тщательно избегали анализа своего творчества, избегали даже упоминаний. Шок от смерти Грегори продолжал висеть над всеми – покрывалом, под которым ощущалась духота. Никто открыто не высказал мысль о пособничестве уходу Грегори, когда вычищали его подругу, но, уж наверно – каждый успел подумать... Другое дело, что во время чистки мы и не знали никто о начавшемся романе. Ну да ладно, поздно теперь ворошить...

  Защитив дипломы – все занялись поиском работы, встречи практически прекратились, во всяком случае – оставшимся составом группы.
  Среди забот, однако, мы теснее сошлись с Патриком О`Брайеном. И частенько вместе проводили уикенды, а так же: с подачи Марка Богарда – он как-то подарил нам возможность в течение двух недель ходить на любые спектакли Метрополитэн Опера, пока сам улетал из страны – стали часто посещать театр. Неожиданно оперные постановки стали доставлять мне истинное наслаждение. Если бы не Марк – вероятно, я никогда не открыл бы для себя этот вид искусства. Частенько, слушая пение – приходилось тщательно скрывать слёзы...
  Судьба благоволила нам. Патрик по протекции отца нашёл место помощника лидера политической партии. А мне удалось устроиться в одно из крупных издательств. Трудовые будни приносили деньги, уважение и возможности карьерного роста. Но где-то в глубинах души – всё же мы оставались неисправимыми романтиками.

  Помню один чудесный уикенд... Мы провели его втроём: с Патриком и Катериной – твоей мамой. В таком составе наша компания могла бы не только незабываемо провести один уикенд, но – кажется – целый отпуск!
  Вспоминать его – счастье... С раннего утра мы отправились за город, на озеро –замечательно прекрасное место! Устроили пикник на траве, катались на лодке, охотились с подводным ружьём. Катерина сама поймала рыбину – восторгу не было предела! Я обожал её всеми фибрами души! Мне тоже удалось измудриться и подстрелить рыбу, но основной улов всё же принадлежал Патрику. Не удивительно – он занимался подводной охотой с отцом ещё с детства. А мы с Катериной – впервые. Рыбу мы тут же приготовили на углях... Кажется, за всю жизнь я не ел чего-либо вкуснее!
  Да уж... Дивное было время!
  Мы лежали на покрывале в траве, Патрик читал стихи своих любимых поэтов... Не знаю, но ему удивительно удавалось донести музыкальность древнего стиха. По прочтению – он переводил на современный язык, но при переводе ритмика терялась. Не зря Патрик любил стихи именно в оригинале. Такое дело... Катерина щекотала травиной мои губы, и счастье струилось в груди – натурально широкой рекой... Патрик лежал, раскинув руки и слушал неумолчный щебет птиц. И в душе, как он позже скажет – у него звучала музыка: целый струнный оркестр. Поляна была полна всевозможных божьих птах и бабочек; над водой, похожие на эскадрилии вертолётчиков – зависали стрекозы...
  Какая нелепость, что за всю жизнь таких дней выпадает... – можно пересчитать по пальцам!
  Может быть, Патрик был тайно влюблён в Катерину?.. Более чем вероятно... Но не родился на свете больший джентельмен, чем Патрик! С таким тончайшим чувством такта... Уверен, что даже будучи влюблённым – он никаким намёком не оскорбил бы наших чувств – хотя бы и за все сокровища мира.
  А вечером мы наблюдали звёзды с корабля. Ночной круиз... Сначала прошли по Гудзону, вокруг Манхеттена, потом вышли в море. – Трое затерявшихся в межзвёздном пространстве... Породнившихся через восприятие ночного ветра – через восприятие Музыки ветра и звёзд...
  Удивительно, но на палубе откуда-то взялся сверчок... Мы следили за его медленно передвигающимся в темноте, вспыхивающим тельцем, и Катерина всё пыталась найти объяснение, как он попал на корабль? Ведь светляки живут среди деревьев и травы, а никак не на воде... Как светлячок оказался в море? Загадка? Я пошутил, что специально для неё принёс его в кармане...
  Величайшая тайна – это любовь... Никто не знает, откуда она приходит. Но когда приходит – одним светлячком она освещает день и ночь так, как никогда более не освещают и тысячи фонарей.
  Патрик следил за звёздами и думал о инопланетных цивилизациях. Катерина высказала мысль, что с удовольствием пришла бы на бракосочетание: его и премиленькой инопланетяночки. Патрик добродушно улыбался...

  Но... вернёмся к нашей истории. Осенью 1987 года мы с Катериной поженились. В 1988 году родился ты – наш сын. Жизнь закружилась вокруг малыша. Работа, дом – мы были счастливы... С бывшими друзьями встречаться почти не удавалось. Да, если честно – не очень-то и хотелось: ни с Томом, ни с Девидом... Тягостное ощущение опять наваливалось... Только Патрик и оставался, да Марк. Но Патрику вскоре пришлось уехать в другой штат – поближе к избирателям, поближе к карьере... А Марк был к тому времени женат, растил дочку и предпочитал без жены никуда не выезжать. Семьями дружить у нас как-то не сложилось.
  Вот так прошло около трёх лет. А в конце сентября 1991 года мы с твоей мамой отправились на круизном лайнере в отпуск – на Карибские острова.
  Тебя оставила присматривать бабушка – мама Катерины. Передай ей мой неизбывный низкий поклон! Не знаю, что я делал бы без её помощи... Замечательный человек – твоя бабушка Нина! Хотела, чтобы мы отдохнули от быта... Ты был ещё слишком мал для более чем недельного путешествия на корабле. Так вот...
  Тогда в круизе мы встретили одну даму; с дочкой-подростком...
  О ней следует рассказать отдельно. Дело в том, что эта встреча имела некое особое значение. Но сам послушай...
  Она оказалась нашей соседкой за столом в ресторане. И сразу стала называть маму «милочкой» – едва ли не «пупсиком». Сначала мы никак не обратили на это внимания, но позже... Эта дама постоянно упоминала о дурновкусии у многих, «приехавших с Востока», которых «понаехало так много, что нормальному человеку уже и пообедать негде, чтобы не натолкнуться на их ищущие иммигрантские лица, не утруждающих себя даже изучением норм поведения, культуры, наконец – языка страны, в которую прибежали в поисках дармовых денег». Представь, каково нам было соседствовать с такой леди? Часто после обеда мама жаловалась на головную боль. Дама измудрялась без какой бы то ни было причины, на ровном месте, противопоставить своё якобы изящество (на самом деле засушенную худобу мумии) – «неумелости простолюдинки» выглядеть достойно – намекала на «простолюдинку» в мамином лице... Как ей удавалось? Но она так поворачивала любое слово, что выглядело, будто она знает что-то такое, чего другие по недоумию и бедности просто не в состоянии понять.
  Дама путешестововала без сопровождения, хотя постоянно и неустанно поминала своего мужа – достойнейшего из мужчин, подобных которому ей больше не пришлось встречать за всю её жизнь. При этом: она как-то исподтишка, что ли – по-детски поглядывала на меня, страясь угадать – достигли ли её слова цели: услышал ли я; и как это восприняла моя жена.
  За столом ещё сидела дочка дамы, лет четырнадцати затравленное существо. Не помню, чтобы мы слышали хоть один раз, когда бы девочка засмеялась. Она была так озабочена правильно держать за столом вилку и нож, что ни на что другое бедняжку просто не хватало. Промучившись три дня, мы с мамой сменили время ужина, и уже больше, наконец, не соприкасались за столом с той дамой и её дочкой.
  Так вот... Где-то на восьмой день после посещения небольшого городка на одном из островов – наша дама на корабль не вернулась. Лайнер задержался с отплытием почти на три часа. За это время выяснилось: дама заказала такси, чтобы посетить какой-то водопад в глубине острова. И там на неё напал грабитель и попросту застрелил. Таксист уверял, что ничего не видел, потому что отошёл в туалет. Девочка впала в транс и ничего вразумительно ответить не смогла. Сообщили мужу дамы. Из каюты в срочном порядке вынесли на берег её багаж, и лайнер отправился дальше уже без дамы. Публика ещё долго обсуждала случившееся, но на следующий день дело было забыто. А ночью я внезапно припомнил, кого же именно напоминала мне та женщина – она напомнила мне одну из портретируемых в бывшем жертвоприношении. Ту, что мы назвали Мисс Перфект.
  Такое дело...
  Вскоре в нью-йоркских газетах была статья, где говорилось о подозреваемом в заказном преступлении – муже несчастной дамы. Но одно дело подозревать, и совсем другое – доказать. Чем кончилось дело я так никогда и не узнал. Думаю, что ничем.
  Дальше всё покатилось быстро, как снежный ком с горы...
 
  В конце ноября я встретил в Централ парке Тома. Том был пьян, небрит и очень несчастен. Мы зашли в бар неподалёку – в знакомый уже Dead Poet на Амстердам авеню, ист сайда. Взяли кувшин пива и просидели до ночи...
  Тогда-то Том и рассказал, как «чистил» свою сестрёнку на ночном пляже. И ещё много всего рассказал... Но всё же – об одном известном ему событии, повлиявшем на всю мою дальнейшую жизнь – Том в тот вечер так и не рассказал.
......................................................................
......................................................................
...

  Горько вспоминать... Стёклышки мозаики соединялись, проясняя невидимые доселе детали и обнаруживая рисунок, слагавшийся задолго до того...
  Да, так оно и было...

  А через год умерла твоя мама. В октябре 1992 года. И мы остались вдвоём. Как мы тогда жили, я почти не помню. Я продолжал двигаться, исполнять роли, но... ничего не знаю. Похоже на кому... Где себя не помнишь. И не знаешь, жив ли.

  Из почти годового шока меня вывела следующая встреча: в конце лета 1993 мне удалось увидеть Марка. Правду говорят – из шока можно выйти при помощи ещё сильнейшего шока. Именно это и случилось...

  Но... продолжу по порядку.
  Марк приехал на встречу, и я поразился перемене в нём. Это был уже совершенно не тот милашка и красавчик, которого я помнил. В свои 32 года Марк выглядел постаревшим и напуганным. Я не видел его чуть больше двух лет, но показалось, что прошло не менее десяти, а вернее – даже более десяти. Для беседы мы выбрали тихую набережную в даун тауне, вечером здесь бывало немноголюдно. Следуя чувствам, я заранее прихватил с собой бутылку Рэми Мартин, пару шоколадок и пластиковые стаканчики. Впереди широкой лентой расстилался Гудзон, позади шумел город: мы сидели, привалившись друг к другу, как два обожжённые, чудом оставшиеся в живых солдата, судьбой заброшенные в одну воронку – пили коньяк и... говорили, говорили...

  Марк рассказал, как однажды – для сеанса очищения – нарисовал портрет одной женщины, маминой сослуживицы. Женщина эта зачем-то строила козни на работе его матери. Только на самом деле Марк её лично не знал, а нарисовал похожую – видел на групповом фото: всем составом фирмы там праздновали Рождество. Мать показала фотографию и пожаловалась, как ужасно страдает из-за той женщины, якобы, отвратительной, создающей своим влиянием матери плохой иммидж. И как это всё угнетает... А поскольку – нужно же было кого-то нарисовать для жертвы? – Марк и нарисовал, припоминая ту тётку с фотографии, и наделил её всеми чертами, на которые жаловалась мать, только раздул их до гигантских размеров.
  Он даже не придерживался правды – зачем? – Просто записал негативные качества и всё. Позже он подозревал, что мать не так уж объективно оценивала сослуживицу. Но... что было – то было! Марк сожалел о случившемся.
  Только рассказал он не совсем потому, что сожалел. А потому, что недавно той женщине был установлен диагноз – рак. И у него странным образом остался дурацкий неприятный осадок, что он каким-то образом поучаствовал, может – способствовал этому. Несмотря, что характер был просто выдуман, сильно преувеличен – рисовал он как раз ту женщину. И во время сеанса – сам не знает почему, но... думал – тоже о ней. Всё это выглядело так неправдоподобно, глупо и... непоправимо.

  А ещё он видел сон – вскоре после того, как узнал про диагноз – во сне над ним кто-то насмехался. И не видно, кто. Будто от потолка отражался чей-то дикий хохот. Он проснулся весь в поту, и проснувшись – первое, что подумал: сон вещий, из-за той женщины – ему открылось, как ликует над ним сам Дьявол. И появилось напряжённое чувство ожидания. С тех пор Марк сильно похудел и осунулся, и постоянно находил себя ожидающим «часа расплаты». А самое страшное, чего боялся Марк – откуда-то он вынес из своего сна: что его дочка, родившаяся всего четыре года назад – тоже будет нести ответственность за его «чёрные дела».
  Теперь Марк не сомневался, что те сеансы были на службе не у Добра, а как раз – на службе у самого Дьявола. Якобы, это Дьявол охранял их и помогал, а не «Существование», как тогда принято было наивно думать. Всё это Марк рассказывал, нисколько не шутя. Вскоре мне предстояло услышать и ещё дополнительные свидетельства. И впоследствии – осмысливать услышанное...

  На самом деле Марк серьёзно подумывал о поездке к какому-то старцу в российской Сибири. Там, вроде, живёт какой-то просветлённый старец, который может отчитать Марка, как бы... снять грех души. Марк всерьёз планировал поехать к старцу в самом скором будущем – собирался только закончить важный проект на работе...
    А про старца Марку рассказал Патрик. Потому рассказал, что сам летел к тому старцу...

  Они встретились на борту самолёта в мае 1993 года. Примерно за три месяца до нашего с Марком разговора. Патрик летел в Россию, куда-то в Красноярский край, а Марк в Европу – на встречу с партнёром. Пересадка в Стокгольме... Всю дорогу они вспоминали общее прошлое и делились тем, что знали о судьбах друзей.
  История Патрика оказалась не менее, а возможно – много более трагичной, чем остальные.

  За последние два года Патрик встретил, наконец, девушку, которую полюбил. И они уже назначили даже и день свадьбы, но... внезапно девушка погибла – сгорела в автомобильной аварии. Её госпитализировали ещё живую, но в госпитале девушка умерла.
  И подкосила Патрика во всей этой истории одна деталь... Подкосила так, что он едва не лишился рассудка. Зная Патрика – я бы даже не отважился представить себя на его месте.
  Вобщем дело было так: после смерти девушки Патрику передали из госпиталя некоторые её вещи... У меня всё ещё мурашки по телу... В частности – несгоревшей оказалась металлическая заколка для волос... Очень какой-то знакомой формы. Патрик стал припоминать, где её видел, и... внезапно – его просто пронзило воспоминание. Ведь именно такую – ЭТУ заколку нафантазировал он, когда рисовал портрет одной из ритуальных жертв. Задачей было рисовать как можно более детальней, для достоверности. Потому он тщательно прорисовывал детали, а теперь вот – всплыло... В эту самую секунду он припомнил, что и волосы и фигура невесты в целом были очень даже похожи на ту – нарисованную на листе бумаги. На листе, который позже сожгли под дружное улюлюкание, как будто она носительница «чёрных качеств души».
  Когда следующей ночью Патрик лежал без сна и пытался осмыслить немыслимое озарение – он припомнил и те негативные качества, которые подлежали вычищению в нарисованной жертве. В ту ночь Патрик осознал, что такие качества ЕСТЬ В КАЖДОМ ЧЕЛОВЕКЕ. В том числе – были в его невесте, и они равно – ЕСТЬ в нём самом. – Это оказалось жутким откровением. Настолько жутким, что продолжать жить так, как раньше – Патрик просто не смог.
  Откровение перевернуло всё, что Патрик знал о себе и людях. Он потерял всякую основу, на которой зиждилась его в сущности устроенная и обеспеченная жизнь. Его сознание с головокружительной скоростью летело в бездну. Патрик едва не сошёл с ума...   
  Он увидел, как создаются мнения о себе – картинки, и люди, движимые выдуманными, иллюзорно-воображаемыми мнениями – ведут себя к пропасти. И нет у них шанса спастись. Как ради надуманного, а вовсе не реального – ради рисунка, в сущности: тени на стене – совершают жестокие преступления, подвергают страданиям себя и близких.

  После похорон невесты Патрик отказался от карьеры, от поддержки родственников – и в 33 года прибился к какому-то монастырю – где-то в штате Мичиган. Только его мать смогла принять выбор сына; отец ни простить, ни понять этого не смог, и больше с сыном не общался.
  Я припомнил, что однажды летом, на каникулах, Патрик с Грегори посещали тот самый монастырь – небольшой армянский православный монастырь... Выходит, русский Грегори оставил своему другу что-то, чего мы не сумели заметить.

  Встреча с Патриком произвела на Марка неизгладимое впечатление. И совершенно так же – неизгладимо и однозначно повлиял на меня наш разговор с Марком.
  Вернувшись домой, я как будто вышел из-под какого-то мутного стеклянного колпака, под которым прожил почти год. Я вдруг обнаружил, что с того дня, когда погиб Грегори – ни разу больше не открывал какие бы то ни было тексты, касающиеся наших экспериментов. Вообще больше не читал ничего мистического или эзотерического. Вставал вопрос «почему»? Неужели организм так защищался, не желая случайно узнать, что ошибся? И почему я ничего не попытался изменить или хоть объяснить себе после смерти жены? Ведь прошёл уже почти год? О чём я думал весь этот год?
  Ответом пришло: ни о чём – я БОЯЛСЯ смотреть туда... И потому – просто выключился, и всё.
  А сейчас меня снова включило, на этот раз – уже серьёзно. Теперь я не собирался засовывать голову в песок, точно страус. Из ниоткуда – вдруг поднялась энергия: я захотел БОРОТЬСЯ.
  Бояться – осознание этого пришло внезапно и неожиданно – уже поздно! Всё страшное, если оно будет – уже в пути... Так: энергия страха трансформировалась в намерение выжить.

  Из разговора с Марком я вынес вот что:
Первое: он болен – душой, если пока не болен телом.
Второе: это самое ждёт меня, в том числе – страх за сына (у Марка была дочка, именно из-за страха гибели девочки он так изводился).
Третье: мне необходимо узнать что-то ещё. И последним остался Том, который знает о прошлом куда больше, чем рассказал.
  Выходило, что встретиться с Томом нужно немедленно.

  Я занялся поиском Тома. Телефон его не отвечал, нового адреса я не знал. Том никогда не жил долго в одном месте – такая особенность человека. Нашёл я его где-то через месяц, ещё месяц заняло ожидание возможности встретиться.
  Он лежал в лечебнице для наркоманов и алкоголиков. В дорогой, но всё же – больнице. Получить к нему доступ оказалось весьма не просто. Всё это время я постоянно искал в интеренете – какой-нибудь указатель для дальнейших действий, хоть какой-то кончик ниточки, которая бы привела к избавлению. На самом деле вопрос стоял о элементарном выживании. Правда, тогда я этого ещё толком не понимал – только интуитивно ощущал... Прямо «кожей чувствовал», что где-то что-то есть ещё, и оно угрожает...

  На этот раз Том был куда как более откровенен. Наверно, оставленный друзьями и осуждённый родственниками, потому что «не соответствовал нормам общества» – может, он что-то понял? Трудно сказать... Только в больнице, по-сути за решёткой – Том вдруг, в противовес логике – стал свободен. Он даже как-то распрямился что ли... Последний раз, когда мы виделись, он был весь будто согбенный...
  А на этот раз Том выглядел совсем иначе. Взгляд его был свободный, прямой и... ПРОСТОЙ. Это удивило. Выходило, что обнаружив перед всем миром свою слабость – открыто признав себя алкоголиком, он будто перестал бояться разоблачения? Будто, признав себя изгоем из «уважаемого общества», он перестал бояться этого самого общества? Такое чудесное превращение!
  Мне больше не было за Тома стыдно. Я едва не возликовал... Кстати, только тогда – в лечебнице, я обнаружил, что всегда подспудно-неосознанно почему-то стыдился, общаясь с Томом. Вроде видел, что он «врёт», а стеснялся сказать. Смешно... – что я мог видеть? Ну да ладно...
  И показалось: он впервые в самом деле обрадовался, увидев меня.
  Так вот, возвращаясь к тому, зачем мы встретились...
  Беседа длилась более двух часов. Говорил в основном Том.

  Здесь следует сделать отступление и рассказать кое что о причине события, о котором я вскоре узнаю от Тома. Вернёмся ко времени студенчества, в частности – к тому, каким образом и при каких обстоятельствах я познакомился с Катериной.
 
  Дело в том, что с Катериной мы познакомились одновременно с Дэвидом Геллером, членом нашего «Тайного общества», в клубе – за стойкой бара мы оказались по соседству с двумя девушками; Дэвид, по-обыкновению, заговорил – девушки оказались из колледжа по соседству, на год младше нас. Обе милые, симпатичные и смешливые. Одна русская Катерина. Если ты помнишь – Девид был красивым, богатым и очень амбициозным. Разумеется, он сразу выбрал девушку более красивую. О способности Дэвида покорять женские сердца – не знали разве только совсем новички. В этом деле он был Мастер. Разумеется, мне даже в голову не пришло оспаривать право Дэвида ухаживать за той девушкой, с которой он сам же и познакомился. К тому же Дэвид привык к поклонению ещё с пелёнок, это делало его лёгким, игривым и свободным в общении с девушками. А театральности его манер приходилось вообще только завидовать – обольщая, он устраивал едва ли не шоу, от которого невозможно было отвести глаз. Всякое движение – элегантно до наслаждения! Поворот головы – изящество и истома! Движение ресниц – сама невинность! Дэвид был – настоящий Демон-покоритель. Соперничать с Дэвидом? – Кто бы на такое отважился?..
  Так вот, он стал ухаживать за Катериной. Приглашал на дискотеку, в кино, театр. Последней оказалась их встреча на частной вечеринке, устроенной одним модным в то время художником в честь открытия персональной выставки в музее Современного Искусства в Манхеттене. Тот давал банкет в частных апартаментах на Лексингтон авеню. Побывать на подобном мероприятии считалось очень престижно, не всякому выпадала такая честь.
  Похоже, что Дэвид стал домогаться Катерины прямо там, затащив её в какую-то чужую спальню. Я сильно не вдавался в подробности, но... после того «банкета» Катерина начала сторониться Дэвида.
  И однажды, поскольку мы все обменялись телефонами ещё во время первого знакомства – Катерина вдруг позвонила мне сама. Она сослалась на то, что «давно не говорила на русском», что ей просто охота с кем-то поболтать, а вокруг никого нет. А сама она «сидит в крошечном баре, недалеко от Тайм сквер, потому что там иногда играет пианист, которого сегодня почему-то нет». Получалось так, что отказать девушке в такой невинной просьбе – едва ли не хамство. Разумеется, я и не отказал, а велел ждать, пока мигом поймаю такси и приеду.

  Но ведь – не оправдываться же было потом перед всем светом, не объяснять же, что «она сама ко мне пришла»? В чужих глазах выглядело так, будто я увёл девушку у едва ли не самого удачливого и завидного жениха на всём факультете.
  Мы стали встречаться. А мальчишки подтрунивать над Дэвидом – говорили, что все красивые девчонки обожают русских парней, потому что у тех «сибирская закалка» и они «умеют пить много водки», а это вызывает восхищение у девчонок больше, чем «папин мерседес Дэвида». Конечно, все понимали: это всего лишь шутка – на самом деле «всё зависит от девушки, а русские всегда славились своей безрассудностью и непредсказуемостью». Потому Дэвида утешали, предлагая никогда больше не заводить русскую девчонку, а лучше итальянку... Или даже японку – из тех, мол, вырастают самые послушные жёны, как раз то, что нужно для такого богатого парня, как наш Дэвид. А для души – у Дэвида всегда хватит денег купить целый гарем красивых и стильных дурочек.
  Дэвид ещё пару раз пытался реабилитироваться и вернуть «уведённую добычу», но Катерина так и не дала ему шанс «поправить дело», фактически она оказалась куда более мудрой, чем обычно девочки в её возрасте. Она просто раскусила театр Дэвида, чего он ей так и не смог простить. Дэвид никого не умел любить. Он добивался женщин для того, чтобы потом наслаждаться победой, и всяческим замаскированным или открытым унижением побеждённой жертвы. Такова была его натура, тщательно скрываемая множественными масками. Внутри он был скорее несчастен или даже мёртв, чем богат и великодушен...
  Ну, в общем – у меня была мысль, что Дэвид попробует в чём-то отыграться, но я даже не предполагал, какой путь он для этого выберет. Я не боялся мести. Но...
  О ТОЙ Мести – я не узнал...

  И вот теперь, почти восемь лет спустя, сидя напротив Тома в лечебнице для алкоголиков – я слушал рассказ о мести Дэвида, какой она была...
  Да... слушал.
  Дэвид меня вычистил – на одном из сеансов... Он нарисовал МОЙ портрет. То есть рисованная внешность не соответствовала, но это было и не важно – важно, что Дэвид ЗНАЛ, кого именно мы отправляли с балкона. Что сказать?..

  Разумеется, никто и представить не мог... Такое даже в голову никому не могло прийти. Чтобы в нашем братстве приносили в жертву одного из нас? Нет – никто не догадывался.

  Ты спросишь, как же так вышло, и всё всплыло?
  Очень просто: Том тогда дружил с Дэвидом, и когда случилось такое совпадение-удача с вычищением сестрёнки – ему же необходимо было с кем-то поделиться? Его переполняли эмоции, нужно было кому-то рассказать... Том и рассказал все детали дела – Дэвиду, в виде особого «доверия и дружбы» (он всегда был подхалимом, и доставляя Дэвиду мелкие услуги, сам пользовался помощью в ответ – обычное дело среди «друзей» в нашем обществе). А Дэвид смекнул, что «может ведь и он попробовать?» Только самому ему было не-под силу провести весь сеанс, и он придумал – сделать это НАШИМИ ОБЩИМИ РУКАМИ, в том числе и моими. Для этого он нарисовал на фигуре детали моей одежды, наделил героя моими чертами, которые, разумеется – раздул, и... – во время сеанса ЗНАЛ, кого мы чистим... Вот так! Простенько, что называется... меня приговорили.

  Дэвиду тоже оказалось необходимо кому-то рассказать (видимо – проделать такие вещи не так уж и легко, если они не могут нести это в одиночку, а появляется необходимость разделить ношу знания с кем-то)... Так вот – Дэвид напился с проституткой – девушкой-студенткой, тогда только ещё начавшей промышлять этим делом. (Все её знали – по ночной клубной жизни, но другие не спали с ней). И в подпитии рассказал, как «научился изводить конкурентов». Услышал, мол, от одного парня, как тот путём магических действий отправил к чёрту на рога собственную сестру, и повторил опыт, немного модернизировав. И теперь «стоит ему только захотеть – может отомстить любому». Особенно его потешало, что жертва сама, ничего не подозревая – старательно участвовала в своей казни.
  Девчонке было всё равно, она запомнила это всего лишь, как занимательную историю. И несколько лет спустя пересказала эту историю очередному дружку, который купил ей выпивку. Дружком этим оказался Том. Так к нему вернулась «тайна», когда-то рассказанная «другу из Братства». Да ещё обогащённая развитием сюжета. Такие дела...

  Всё это я узнал от Тома. Больше он, казалось, ничего не опасался и рассказывал всё в подробностях. Рассказал ещё много деталей о самом Дэвиде. Но, поскольку, к нашему делу это не относится, а только лишь характеризует моего «благодетеля» – не буду тратить времени на пересказ. В ответ я поведал о своём горе. И о Максе, и Патрике. Похоже, его это не удивило. Том признался, что перестал удивляться с тех пор, как его родная сестра залезла в бассейн с водой спустя всего пару дней после спуска её портрета в море.
  Не знаю, что пережил Том, но передо мной оказался, что называется, другой человек.
  Спрашивать у Тома, знает ли он что-то о том, была ли среди жертв и Катерина – я не стал. Зачем? Одной из жертв Дэвид резал по груди небольшим кинжальчиком...
  Теперь ты понимаешь, почему я рассказываю всё это, прежде чем смогу обнять тебя? После всех этих лет скитаний, после всего, что пришлось вынести, мечтая искупить грех, я больше не имею права скрывать от тебя правду. Я любил твою маму. И никогда не переставал любить – после её ухода. Она навсегда осталась моей девочкой, которая когда-то «слишком долго не говорила по-русски»... Если ты откажешься меня видеть – я пойму.

  Мне очень горько сознавать, как глупые по-сути поступки ничего не сведущих в тонких мирах подростков повлияли на нашу жизнь так, как никто не мог и предположить – даже в страшном сне.
  Как могло получиться, что мы целый год даже не подозревали, будто делаем нечто предосудительное – до сих пор остаётся для меня загадкой. Не иначе – некий Злой Рок и вправду руководил нашими руками и сердцами.

  Ну вот, теперь ты знаешь основное.
  Примерно через месяц я покинул страну. И поклялся, что не вернусь, пока не изыщу способ очиститься или погибну. Судьба была милостива ко мне в том, что наша милая бабушка Нина взяла на себя все заботы по уходу за тобой. А так же в том, что я доверял ей более чем самому себе.

  Сначала я отправился в Сибирь – к тому самому старцу, который уже слышал нашу историю от Патрика. Прошёл множественные отчитки. После чего он дал мне наречение – так называется «мысль ясновидящего», когда не советуют, но рассказывают о возможном пути к избавлению. Мне следовало бродить по Земле, пока не почувствую знак, что прощён. Разумеется, никто не описывал, как будет выглядеть этот «знак». Но разве тогда мог быть выбор? Я не осмелился рисковать и отправился в Индию. Там тепло и дешевле, и множество ашрамов и ясновидящих старцев, считается – есть много просветлённых. Марк писал, что жена Энтони упала на лыжном курорте и лежит практически недвижима с травмой позвоночника. Я не мог вернуться. Как ты помнишь, пришлось побывать и в Непале и множестве других мест. Вот уже двенадцатый год я отмаливаю грехи, которые совершались в течение всего одного года. Может мне всё же удастся вернуться.   
  Примерно год назад сразу несколько старцев предсказали мне «последний год скитаний». И вот – через неделю мне предстоит последняя встреча, на этот раз я чувствую, что дождался знака – мне указано посетить человека, проживающего в штате Пенджаб. Возможно, скоро конец моих скитаний.
  Не буду описывать смысл настоящих встреч со старцами и ясновидящими – это не легко описать обычными словами. Здесь происходят вещи, лежащие за пределами объяснений. Все мы живём в мире, о котором очень мало знаем, и так же мало мы знаем о себе. За эти годы мне удалось осознать такое множество неведомого, о каком нельзя было и помыслить. И всё же я чувствую, что всё так же неисчислимо далёк от познания человека – в его истоках. Мы были так глупы, когда воображали, будто «достойны помогать Вселенной» – любая подобная мысль греховна сама по себе. И затевая поправить кого-то – человеку следует ждать, что только лишь подобное желание – уже привлекает к нему другие существа, которые, очень вероятно – поправят его самого. Следует ещё помнить, что мы ничего не знаем о тех существах, и значит – никак не сумеем помешать им управлять нами.
  Всё это вызывает множество печальных мыслей, но... совершенно ничему не помогает. Даже не знаю, как после всего этого, осознанного, я смогу жить на западе, чем смогу зарабатывать на жизнь. Внутри у меня опустошение. Единственное, чего я желаю по-настоящему, чтобы ты меня простил. Думаю, ты поймёшь...»



  На этом письмо отца прерывалось, вероятно – незаконченное...
  Вторым в конверте находилось письмо женщины – русской журналистки, которая, как я понял – путешествовала по Индии и была какое-то время вместе с отцом. Она писала, что нашла данное письмо в его документах, что он действительно отправился, как и собирался к «последнему старцу в своих скитаниях». На пороге дома этого старца – у отца остановилось сердце.
  Вот и всё.
  Он полностью отбыл свой срок. Думаю, он отмолил свой «грех». Кто знает, как это бывает?..
  Женщина сообщила, что незадолго до последнего путешествия – отец просил: если что-то случится – не утруждать его родных, а похоронить по индийскому обычаю, – там сжигают трупы на костре и развеивают прах на Гангом. 
  Оказывается, там в Индии многие знали отца – у него были друзья – он был похоронен со всеми полагающимися почестями, со всем уважением, которое по их мнению – отец заслуживал. Прах, как и было завещано – был развеян над Гангом.
 
  После прочтения письма отца бабушка сначала долго молилась в русской церкви, а вскоре мы уже сидели в самолёте, летевшим в ту Сибирь. Теперь к старцу летели мы с бабушкой. Благо в пересланных журналисткой документах отца, нашлись личные записи, по которым оказалось можно отыскать этого старца. Совпадением оказалось то, что бабушка была родом из этех мест. Несколько десятилетий назад – она могла бы навестить старца, проехав всего лишь на поезде.

  Когда тот человек – его звали старец Серафим – отчитывал меня, в деревне это называлось «изгнание бесов» – со мной что-то произошло... Было похоже, что я стал не я, а кто-то во мне... Он зашевелился.  Только не долго, потом я уже совсем вообще ничего не помню... А когда очнулся, то мне рассказывали, что я страшно ругался на чистейшем русском языке – «грязным матом», так там это называют, на самом деле я совсем не знаю «русского мата», только слышал, что это особенный сленг, который многие русские используют, когда злятся и их захлёстывают эмоции. И ещё я очень долго спал после той отчитки, так долго, что бабушка захотела искать врача, но местные её успокоили, сказав, что такое бывает часто – «мальчик приходит в себя, это хороший признак».

  Сейчас прошло уже три с лишним года, а я всё ещё остаюсь какой-то изменённый. Я больше не могу много говорить, мне всё кажется – это лишнее. Стал сторониться бывших друзей, и всерьёз подумываю найти папиного друга Патрика О`Брайена – в том его монастыре, куда он уехал... Только сначала хочу увидеть Ганг.
  Немного жаль оставлять бабушку. Она уже старенькая, а со мной поехать не сможет...
  И всё время видится мне перед глазами:
  После погребального костра, на котором сожгли отца – летят по воздуху «как обугленные крылья мотыльков – останки сгоревшего ковчега – чьей-то несбывшейся мечты»...


  Июнь 2009.

Tweet