Здравствуй, дорогой Удав! Здравствуйте, мои любимые модераторы! Здравствуйте, все мои друзья (тут пытался захуярить список всех своих друзей, но одумался,  ибо кого-нить  забуду, и они  обидяцо, а потом захуярят меня на тусе). Спешу поделиться радостью! Со мной заключили многомилионноевровый контракт. Ыыыыыы

нажми на картинки, и они магичезким образом увеличуцца::



А ведь всего буквально год назад я пришёл на этот сайт забитым уёбышем, будучи добропорядочным, культурным, и, что уж там скрывать, высокодуховным человеком тонкой душевной организации. Но! Под  чутким руководством обитателей этого сайта, всего за один год, я превратился в настоящего непробиваемого узколобого падонка и мудака.

Сегодня московские редакторы буквально разрывают меня на части. Звонят, пиздят, вафлят и умоляют:  «Дели, напиши что-нибудь для нас, в рубрику такую-то». В ответ…. я скромно молчу, готично потупив взор.

Ребята, мы прорвались! Меня напечатал порножурнал «Ещё», конечно это не Госдума и не «буккер» и даже не государственная премия, но, блять, -  это признание! Ибо я не рассылал свои рассказы всем и «абы как», я просто всегда был с вами, а вы были со мной!

Что бы я хотел сказать напоследок, дорогие друзья! Я попался на глаза издательству только благодаря тому, что этот омерзительный сайт поместил мой омерзительный креатив в рубрику «нетленка». Так вот, сцукобляди, почему в «нетленке» до сих пор нет таких авторов как: Дядё Джанки, vpr, Буш, Сквер, Осквернитель воздуха? (простите, кого забыл). Вам, мудаки и мокрощёлки, сложно написать письмо в нетленку?

Ведь именно мы с вами и делаем историю этой страны!

Спасибо Удаву и всем, кто верил в меня! Буагагагагаа!


Генитальная правда

СМЕРДИЛИЩЕ

ДМИТРИЙ ЗУБОВ

В 1981 году я, практически не испытав трудностей, окончил ПТУ. Впереди меня ожидало большое светлое будущее: получу трудовую закалку, женюсь на грудастой телке, буду строить дома благодарным советским людям, нажираться по выходным до потери сознания. Но главное, наконец-то кончилось остопиздевшее детство и началась взрослая жизнь.
После четырехлетнего перерыва я опять приехал к деду Антону в деревню на Волге. Впереди целое лето. Как же пиздато все-таки жить!
В соседнем доме живет председатель местного колхоза «Красный тракторист» Павел Егорович. У него дочери-двойняшки — Маша и Нюра. Не знаю, как так изъебнулась природа, но у одной из них болезнь Дауна. Маша учится в Куйбышеве в медицинском институте, а Нюра каждое утро приходит к нам во двор. Мы подолгу разглядываем друг друга. У нее очень смешная грушеобразная голова и маленькие поросячьи глазки, которые смотрят в разные стороны. Комплекцией она напоминает низкорослого борца сумо, и у нее совсем нет сисек, хотя она старше меня года на три. Стрижка короткая, рваная, задорными пушистыми клочками. Она ковыряется в носу и то и дело выпускает небольшую струйку слюны, и слюни пузырятся, когда Нюра смеется.
Я стараюсь общаться с ней как с нормальным человеком:
— Привет, как жизнь молодая?
Нюра улыбается:
— Гыыыыыы.
— Хорошая погода сегодня?
— Гыгыггыыгыгы.
— На речку-то пойдем?
— Аыаааааыыыааааы, — радостно верещит Нюрка и, раскрасневшись, начинает ссать.
Темно-желтые струи мочи текут по ногам, пенятся и образуют забавную лужицу на земле. Меня распирает от смеха, и, чтобы сдержаться, я убегаю в дом. Такие вот небольшие деревенские радости.
В последних числах июня приехала она… Маша. Машенька. Маруся.
Словами «красивая стала сука што пиздец» этого не передать. Это вообще никакими словами не передать. Главное, конечно, грудь, ближе ко второму номеру, однако ж груди эти торчат, нарушая закон всемирного тяготения, хоть и видно, что она без лифчика, а при удачном ракурсе через майку отчетливо видны маленькие острые соски. Кожа с легким загаром. Попка точеная, упругая — орехи можно колоть, глаза блядские-преблядские, волосы длинные, блондинистые, короче, дрочить не передрочить. Чем я сразу и занялся, спрятавшись в сортире. А она, как нарочно, на заднем дворе прополкой занялась. Стоит, согнувшись, юбка задралась, трусы в жопу врезались, все как на ладони, даже часть половой губы видна, во всяком случае, мне так показалось. Потом в другую сторону развернется, груди туда-сюда, туда-сюда. Это просто праздник какой-то.
Чего я с ней только не вытворял, мое воспаленное воображение рисовало головокружительные мизансцены, но особо быстро спускалось, когда представлял, как сую между сисек.
В общем, ебу ее по-черному раз в шестой уже, дело-то молодое, и тут она распрямляется этак, смотрит в сторону сортира и говорит с улыбкой монолизы:
— Сереж, ты купаться-то пойдешь?
Я кричу ей: «Да, да, конечно», — а сам додрачиваю второпях. Она опять улыбается и уходит в дом, видимо, за купальником.
Идем через лес на речку. Маша такая умная стала. Рассказывает всякие вещи, которые ни на одну голову не налезут. Говорит, мол, есть такой ученый, теорию придумал, что каждый мальчик хочет убить своего отца, чтобы потом выебать свою мать, при этом каждая девочка хочет уебошить свою маму и переспать с отцом. Вот такая хуйня, не знаю, правда или нет.
Или теории эксгибициониста Сартра, тоже без полбанки не разберешься. Больше всего, конечно, заебала мне мозг Достоевским (извечные вопросы, тварь ты злоебучая или право имеешь), а я чего-то поддакиваю, а сам на сиськи украдкой пялюсь, и хуй опять вставать начинает.
— А ты где учишься? — спрашивает вдруг.
Ну, я не растерялся:
— Да вот в физическое училище поступил, физиком буду, ядерщиком, теория относительности там, электроны, ядра, в общем, физика, ну, ты понимаешь!
Лицо поумнее сделал, вроде прокатило, смотрю, в глазах у нее уважение ко мне заиграло.
Отдалась она мне точно как по часам, на третьем свидании. Нам потом преподаватель по облицовочным материалам на уроках рассказывал, что правильная женщина дает на третьем свидании, а на первом дает только блядь, вот. Правда, не знаю, кто кому отдался, если уж быть до конца честным.
Бегали мы под вечер по полю с подсолнухами, вроде как в салочки играли. И я вроде как упал, а она оказалась на мне, тоже вроде бы случайно. И говорит: «Попался?» А сама хвать меня за хуй, из треников вынула и ловко так в себя запихнула. Я потом долгими вечерами не раз анализировал этот момент и понял, что в тот вечер она пришла на свидание без трусов.
Скачет на мне и приговаривает с придыханием:
— А, хых, знаешь ты, хых, Сережка, хых, что от онанизма, хых, можно ослепнуть, хи-хи, хыхых?
А мне уже пофиг все стало, слышу плохо, мало чего соображаю, сказать ничего не могу, но ебу, не останавливаюсь, благо догадался подрочить перед рандеву. Ох и славно же ей сарафан обвафлил в тот вечер! Вот он где, бля, космос, вот она, тайна мироздания, ебитская сила!
Этот праздник плоти и души продолжался около недели. Где мы тока не еблись: в сарае, в лесу, в поле, в реке, даже на дереве, причем Маша оказалась жутко ненасытной девчонкой, Она же научила меня позе 69 и много чему еще... И вот однажды говорит она мне грустно так и не совсем понятно, сбиваясь через каждое слово:
— А вот мог бы ты ради любимого человека на все пойти? Знаешь, как у Достоевского: тварь или не тварь? Вот ты мою сестру видел? Знаешь, как она страдает. Тебе это сложно понять… Она до пяти лет была нормальной, как я, а потом с ней чего-то случилось. Это же не жизнь, а мучение сплошное. Вот мог бы ты ее… это… таво… ради меня?
Ну, думаю, пиздец, ебанулась, что ли? То есть не думаю, а так прямо и говорю, хотя до этого случая матом перед Машей не ругался:
— Ну вас всех на хуй с вашим Достоевским, я, может, и тварь, но убивать никого не стану.
Она повеселела и говорит:
— Ты совсем придурок, я не об этом тебя прошу. Можешь ее трахнуть?
Ну, думаю, точно ебнулась, а она не унимается:
— Вот ты представь себе двадцатилетнюю девку, которая ни разу в жизни не трахалась, а ведь она такой же человек, она ведь все чувствует, все понимает. Женские причиндалы у всех одинаковые, я тебе как врач говорю. А на лицо можно полотенце набросить. Чего ты как маленький? Нюрка каждый день себе яблоки туда засовывает, мать тока вынимать успевает. Вот представь себе!
Я представил Нюру, запихивающую в себя яблоки, и глупо засмеялся. Маша обиделась, ужасно разозлилась и выпалила:
— Ну и пошел ты на хуй, скотина бесчеловечная, дрочи себе в своем сраном туалете, а меня забудь ваще!
Выпалила и ушла.
На третий день беспробудного дрочилова я понял, что нахожусь в тяжелейшей зависимости от Машиного запаха, от ее блядских глаз и пухлых губ, от ее постоянных незлобных подъебок. А самое страшное, что мой кулак абсолютно непохож на ее горячую, мокрую пизду…
Она загорала на раскладушке, я окликнул ее и, сделав очень серьезное лицо, тихо сказал: «Идущий на смерть приветствует тебя», — вспомнилось что-то из уроков истории. Маша оценила шутку. Во время быстрой ебли в свинарнике мы и разработали план действий. Это историческое событие должно было произойти в ее доме через пару дней, когда все уедут на свадьбу в соседнее село.
Я неплохо подготовился, ни разу не подрочив в то утро, и в нужное время перешагнул порог ее дома.
Нюра лежала на большой (видимо, родительской) кровати у стены, абсолютно голая, она улыбалась и пускала слюни. В воздухе стоял тошнотворный запах мочи. Маша села на кровать, достала мой хуй и принялась его сосать. Я закрывал глаза, стараясь не думать о пердящем неподалеку существе, но едва я взбирался на Нюру, стояк пропадал.
Через двадцать минут Машу осенило:
— Давай сначала меня, а ей положим на лицо подушку.
Так мы и сделали, минут через пять, когда я уже был готов кончить, я закрыл глаза, резко выскочил из Маши и на ощупь засадил ее сестре.
«Гыаыыгыгагыаыгы», — глухо донеслось в ответ.
Я чувствовал себя пионером-героем в момент ахуической пытки раскаленным металлом, я скрипел зубами, я пытался представить что-нибудь прекрасное и не мог, но мужественно продолжал ебать. Вдруг Нюру охватила дрожь, ее заколбасило, и она стала орать что-то нечленораздельное.
В испуге я открыл глаза — подушка сползла, и на меня смотрело довольное мычащее лицо с булькающими пузырями на губах и соплей, торчащей из ноздри. Меня вырвало. И вот тут это чудовище обдало меня мощной струей мочи, а когда я попытался с нее слезть, она намертво схватила меня за плечи.
Я никогда не подозревал, что дауны обладают такой физической силой, я просто не мог ничего сделать, хотя со второго класса занимался классической борьбой.
Проссавшись, Нюра начала срать, а в сенях послышались какие-то звуки. Маша выбежала «быстренько посмотреть, кто там еще приперся». «Это пиздец», — подумал я и уебал лбом по ненавистному рылу, но это ничуть не ослабило хватку, Нюра вцепилась в меня еще сильнее и заверещала, как резаная свинья, при этом продолжая срать.
В горницу неторопливо вошли родители Нюры, ее бабушка, дядя (местный участковый милиционер) и еще какой-то хуй с балалайкой. Последней зашла Маша с полностью безучастным лицом.
— Ох ты, девочка моя ясноглазая, ох ты, горе-то какое! — заголосила мать. — Что же ты, Сиреженька, ирод ты окаянный, че ж ты с девочкой-о нашей сделал? Мы же к тебе как к родному!
«Ясноглазая девочка» с кровоточащей ссадиной на лице перестала плакать и уебала мне с локтя так, что я улетел с кровати.
— Преступное деяние налицо, паренек, пиздец тебе, 117-я, клянусь честью мундира, сучонок, — сообщил дядя-милиционер. — А знаешь, чего на зоне делают с насильниками? Ууууу. Тут тебе и свидетели, и улики!
Он указал рукой на кучу говна. Так, во всяком случае, мне показалось.
Папаша, он же председатель колхоза Егорыч, все это время стоял с такой рожей, будто был готов в любую минуту оставить меня без яиц. Я посмотрел на Машу, и мне захотелось плакать — она улыбалась, нет, она не просто улыбалась, она уссывалась, но «про себя», и мы оба это понимали.
Я схватил хозяйское одеяло и принялся стирать с себя дерьмо.
Неожиданно Егорыч протянул мне свою натруженную трактористскую ладонь и хрипло произнес:
— Добро пожаловать в нашу семью, Сергей! Решай, конечно, сам, тебе жить! Мы тебе всегда будем рады, парень ты вроде неплохой, руки-ноги на месте.
— Два дня у тебя, Серый, на раздумья… — ехидно добавил участковый.
Я выскочил из этого смердилища и побежал домой.
Дед Антон покуривал, сидя на крыльце. Увидев меня, он спросил:
— Че, внучок, хороша Маша, да не наша?!
Старый хуй, у меня вся жизнь под откос, а он шуткует, блядь. Мы зашли в избу, присели на скамью, и я рассказал ему все от начала и до конца. Он внимательно слушал, пожевывая губами, постоянно вставляя фразу «Ишь оно как».
— Че заладил-то? Чего мне делать-то теперь? — Меня трясло не по-детски.
Дед ухмыльнулся:
— Всяку тварь на хуй пяль, бог увидит, хорошенькую пошлет… О, глянь, коров, кажись, гонят.
Встал, покряхтел и вышел из избы. Придурок старый.
Заснул я только под утро, и, надо сказать, с нехорошими мыслями.
На следующий день, когда Нюра по традиции пришла к нам во двор, дед Антон достал с чердака двустволку, подошел почти вплотную к моей нареченной невесте и выстрелил в ее добродушное улыбающееся лицо. Перезарядив ружье, он, тихо насвистывая, направился к дому председателя.

Tweet