В которой начинается совместный путь.

    Когда все в Поднебесной узнают, что прекрасное является прекрасным, появляется и безобразное.  Когда все узнают, что доброе является добром, возникает и зло.  Поэтому бытие и небытие порождают друг друга.

    Долго или коротко, добрели до городишки малого, даже местечком правильней назвать. Местечко насквозь жидовское. А прибрели аккурат в субботу. Ну, и первый же аптекарь говорит радостно: «Смотрите-таки, Гои! Удружите мне, водички принесите с колодца, дровишек там, и свечи зажгите, а также портрет моего любимого певца Розембаума к стенке прибейте,  а я вам денюжку дам. Вона, у мальца обувь-то каши просит». И то, правда. Поработали солдат и Филиппок в местечке, разжились денюжкой (Жидовичи в честь праздничка не обманывали и кровь христианских младенцев не пили, а, напротив, говорили ласково, угощали чем-то национальным и питательным и на денюжку не скупились). Прощаясь, Филиппок поклонился и молвил: «Спасибо, дядьки Жидовичи, за науку и ласку. Я теперича не буду верить, что Вы в сионистском сговоре с князем тьмы , хотите повергнуть мир в огненную геенну. И девки у вас обычные, человеческие. Простите, что, будучи учеником гимназии, я с ребятами издевался над учителем пения - Кацем. И подсыпал ему в компот слабительного порошку, а, когда оказался он в надворном сортире, лично подсунул петарду в выгребную яму… Вы ему уж отпишите, а то он до сих пор, поди, терзается, что это он так дерзко бзднул и развалил и сортир и избушку истопника нашего, дяди Гоги (дядя Гога добрый, он Даун, он один с Кацем у нас в гимназии дружит)». Дошли дружно до постоялого двора, разместились, баньку протопить послали . Пошли присмотреть нормальной одежды Филиппку, без кружав и бантов. После шопинга,  в радость была банька: Расселись на лавках, поскребли спины мочалом со щелоком, состирнули исподнее и залезли на тесный полок. Не нарочно рядом оказались. Стал любопытный Филиппок солдатика разглядывать да расспрашивать про шрамы, да про разное. Ходил, ходил вокруг да около, да и говорит:

    - Ну, учитель, у Вас и прибор! Вас, наверное, из-за него в артиллерию призвали?

    - Да, -  грит солдат, - с таким в бане всегда есть о чем поговорить. А так вообще, отрок,  не в приборе ж дело, а правильной дороге…

    - Ну, дядька, это Вам, конечно, такому бывалому, уже не в приборе дело. А мне, не целованному, все мысли тока об одном: когда ж я дудку запарю? А еще пацаны токо об этом и говорят. И все уже пробовали, все рассказывают о разных там манерах и способах. Один я недомеренный что ли? Будто монаший сан храню...

    Задумался солдат. Потом покраснел. Потом молвил просто:

    - Когда в первый раз дудку запаришь, знать нам не дано, - (очень ему словесный оборот понравился, много в нем значимости и недоговоренности), - А пока души змея обеими руками - и в путь. Хватит тут агрегаты разглядывать!

    Не все понял отрок, но в путь собрался послушно. И пошли они дальше, правильную дорогу искать. Ну, а тем временем, Филиппка его дворянские родители начали искать… Глашатые на ярмарках, криком кричат: «Рупь тому, кто видал отпрыска! А кто приведет треху!» Вот встречают по дороге  Филиппок и старый солдат конпанию. Все как один бездельники и пьяницы, а мысль одна: «Где б чего выкрутить, чтоб, значит, добавить алкоголю в кровь?». Один из хануриков и говорит солдату:

    - Мил человек, позволь нам, мальца непослушного домой доставить?

    А солдат ему в ответ:

    - Не суждено, мол, знать нам, где дом, а где дорога наша!

    Ушлый мужичонка с другой стороны к нему:

    - Вижу, не прост ты, дядька! А я тебе денег дам – много, целый полтинник!

    - Да иди ты… к туркам в мортиру, - говорит ему старый солдат, - Не купец я, а Филиппок не конь, чтоб его торговать, и полтина не деньги, вона за свет на 40 процентов, царь-батюшка оплату поднял! Так что иди куда послали!

    - Смотри, - говорит ханурик, - будет как с тем пуделем, как у Льва Алексеича Толстого…

    И разошлись недовольные. Филиппок встревожился, говорит:

    - Не выдавай меня, дяденька, сам ты мне говорил, что не за деньгами мы путь держим, ой, боюсь я: сильно уж у алкашей глаза мутные были!

      Солдат же ему:

    - Бояться не стоит, надо опасаться. Подобные доходяги не одного Геракла в страну вечной охоты отправили,  так что ввожу режим «Ч».

    И пошагали дорогу укорачивать. Солдатик чаще обычного трубочку раскуривал: к чутью внутреннему дымок ему помогал прислушиваться. Решил проверку устроить супостатам. Свернул в лесок, попетлял слегка, и, увидев большущий выворотень, вместе с Филиппком  спрятался… Долго ли, коротко ждали, да показались из лесу бродяги. Крадучись двигались, вытягивая шеи, как гусаки, озираясь, принюхиваясь. Тихо разговаривали, да кое-что услышали наши путешественники. Собирались враги нагнать их да проследить. Солдату исподтишка кистенем привет передать, а Филиппка связать.  Солдат и говорит: «Как бы нашему волку да самому телятей не оказаться. Пойдем школу молодого диверсанта проходить». Стал солдат учить Филиппка потайному шагу да маскировке. Кружили они рядышком с преследователями вплоть до привала, поняли, что привал будет большим.  Костер стали бродяги разжигать, да остановились-то, аккурат возле ручья, знать, готовить надумали. Молча смотрел на бродяг солдат и вдруг сказал: «Мелкие людишки, лошаристые, совсем осторожности не празднуют. Чай, от вино-водки на версту не отходили. Ну, ладно». Рядом, на пнище старом, росла семейка грибов поганых. Набрал их солдатик в картуз и говорит Филиппку: «Счас мы Вам покажем погоню! Ты только, Филя, игру мне не сломай. Пока тихо сиди, а после шумнешь, как я покажу. Отвлечь надо пассажиров, от котелка увести». Ну, Филиппок, по отмашке, как скакнет зайцем по кустам, как заверещит девичьим голосом: «Памагите, дядьки!». Голытьба наша, на перегонки, девку искать. Да только пятки сверкающие и увидели - не догнали. Еще бы, был у Филиппка для респекту выписанный камердинер. Родом не то из Сенегала, а может,- из Кении. Цветом был как баклажан, а нраву веселейшего. И научил Филиппка он двум важнейшим вещам в жизни: ничему не расстраиваться и ничего сильно не хотеть – это первая вещь. И вторая - быстро и долго бежать. Так научил бежать, что и лошадь рядом побеги - задохнется. А тут не лошадь, а алкашня. Вернулись бродяги к костру, разлили мутного пойла по чаркам, вокруг варева  в кружок собрались, ложку по очереди передают, швыркают, а солдатик с Филиппком уж встретились и тихонько так смотрют и слушают. Один бродяжник  говорит:

    - Братки, однако, мавка нас поманила. Мне на челябинском централе старый босяк про это рассказывал, так я, дурак, его высмеял…

    Другой, самый молодой ватажник спрашивает:

    - Что за мавки?

    - Так это чудищи, девками прикидываются, кричат там, зовут, задницами мельтешат, а заманят нашего брата в чащу, поглумятся и съедят, во! Так что, вовремя мы спохватились и вернулись.

    Не долго трапезничали - потянуло вдруг по кустам. За один момент вся погоня сидит без портков и местную нечистую силу пугает звуками и вонью. «Вот, - говорит солдатик, - Помни Филя, ничего зря не растет в божьем мире. И чирей зря не соскакивает, а тем более, грибочки поганые.  Счас, ежели я видовую принадлежность не перепутал, еще и судороги начаться должны. Пусть они тут вспомнят, для чего людям жопа дана, а мы пойдем тропу тропить. Заждалась она нас уж». Ну и пошли. Долго  шли. Петли петляли… Вброд реки переходили, от людей хоронились, вроде и оторвались. 

продолжение следует.