В одном белом-белом офисе
В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация».
– Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора.
Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся.
– Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение.
Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал:
– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все.
– Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов.
– Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить.
Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера.
– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!».
– На колесиках? – уточнили сотрудники.
– На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается.
От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был.
– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают…
По белому-белому офису раздалось дружное «фух».
– Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость!
Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.

Как?
История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина.
Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста.
Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей.
А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.

Травма
Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение.
Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно?
Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом…
Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы.
Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…

Tweet