П о д у т р о м н е п р и с н и л о с ь, ч т о я и г р а ю н а с а к с о ф о н е. Н е л е п о р а з д у в а ю щ ё к и и п ы т а ю с ь п о н я т ь , о т ч е г о з в у к т а к о й м е р з к и й и н е м е н я е т с я н и к а к. В с к о р е с к в е р н ы й э т о т б з д ё ж н а д о е д а е т н а с т о л ь к о, ч т о н а ч и н а е т ч т о – т о у ж е п о л у ч а т ь с я. О т б е з ы с х о д н о с т и. П р и л и ч н о д а ж е. В к о н ц е к о н ц о в в ы п л е т а е т с я и з у б о г и х м о и х п а с с а ж е й п р о с т о й, н о с и м п а т и ч н е н ь к и й р о к е н р о л ь с к и й м о т и в . П о т о м я - р а с т а м а н и л е н и в о й ш а р к а ю щ е й п о х о д к о й п ы т а ю с ь о б р а т и т ь н а с е б я в н и м а н и е т у р и с т о в в о з л е с о б о р а С в я т о г о П а в л а . З а п а х и в а ю с ь в ц в е т а с т ы й п о л о с а т ы й х а л а т и ч е м – т о н а б и в а ю т р у б к у и з к а о б ы . М н е к а ж е т с я , ч т о в с е э т и д в и ж е н и я д о л ж н ы п р о и з в е с т и в п е ч а т л е н и е н а г у л я ю щ у ю п у б л и к у . О д н а к о в п е ч а т л е н и е у п о р н о п р о и з в о д и т ь с я н е ж е л а е т , и с о н у х о д и т о т м е н я б е з ж а л о с т н о - п р а г м а т и ч н о й р у с с к о й д е в к о й . А проснулся я и с вовсе странной мыслью о том, что, пожалуй это не Олеся мне нравится, а я ей... И ещё бился в голове почему-то пугающий эпитет: «глиняная паперть, глиняная паперть, глиняная паперть, глиняная паперть, глиняная паперть, глиняная паперть, глиняная паперть, глиняная паперть, глиняная паперть, глиняная паперть, глиняная паперть, глиняная паперть…» Дрянь!

Мечты Один из моих знакомых, а именно Вульвец, признался нам с Гарфилдом, что мечтает раздеть всех девушек московского Ин.Яза, разоблачиться самому, лечь на эту кучу тел, ползать по ним и «дёргаться». Весть о мечтателе разлетелась по институту достаточно быстро. Кто-то хохотал до слёз, кто-то недоумённо пожимал плечами… И только я криво усмехался, радуясь в душе, что никто не знает о моих потаённых мыслях, в сравнении с которыми наш знакомый - в красочности фантазий своих – банальный и мерзкий лилипут.

Вот так Одна мексиканская девушка пять раз подряд излилась мне в рот. И если кому-то на прозе ру не нравится мой язык, то, поверьте, в Мексике у него нашлись почитатели.

Про сиськи Когда я ополоумевшими губами дегустировал оксанкины сиськи на грязной подъездной лестнице, она шептала мне такие слова: «Сашенька… Сашенька… Я хочу, я хочу спать с тобой в одной кровати… Хочу спать с тобой… В одной кровати…» И вот, верите ли, до сих пор гложет меня сомнение: то ли у девочки детские страхи, то ли её болтливая соседка, видевшая меня в бане, понарассказывала всяких небылиц.

Укусики Когда мне было пять лет, я потерялся в лесу и увидел женщину с голой грудью, загоравшую на лужайке. Я был бойкий мальчишка и, ничуть не растерявшись, подошёл к ней и спросил: «Тётенька, а это у вас комариные укусики?» – и показал пальцем на розовые соски. «Тётенька» расхохоталась, а затем внимательно посмотрела в мои чистые детские глаза. -Укусики, - прошептала она странным голосом и почему-то огляделась. –Укусики. Я слокнил голову, робко шагнул вперёд и очень осторожно провёл рукой по соскам: - А они не болят? Тётенька вздрогнула и посмотрела на меня с какой-то просящей нежностью. Если мой маленький очаровашка поцелует их много-много раз, они больше болеть не будут, - сказала тётенька. Я стал целовать «укусики», а странная тётенька стонала, гладила меня по голове и шептала: - Так, мой маленький, так, мой малышенька… Ещё… Уже совсем лучше… Лучше… А-а-а! Она закричала и, закусив губу, откинулась в траву. Затем поднялась, вытерла мне рот платком, поцеловала в макушку, оделась и отвела домой, взяв обещание никому не рассказывать про то, как я целовал комариные укусики. Спасибо вам, тётенька!

Повар Миша В пионерском лагере вожатые меня не любили. Я не увлекался спортом, не был активистом и целыми днями сидел в тени нашего корпуса, рассматривая кроны сосен, шумевших за ржавой оградой лагеря. И вот чем-то я провинился. В наказание меня, шестилетнего ребёнка, положили в кровать на весь день. Еду, правда, приносить не забывали. После полдника в палату зашёл повар Миша из столовой. Миша был взрослым, сильным парнем и, говорят, занимался штангой. – Скучаешь? – спросил Миша и подмигнул. Я вздохнул. Гляди, - тяжеловес расстегнул штаны и принялся подбрасывать на ладони мерзкую волосатую сосиску. – А? Как? – улыбался Миша и всё время подмигивал. Я покраснел и отвернулся к стене. Ну, ты даёшь! – удивился повар Миша. – Неужто не смешно? Я отрицательно мотнул головой. – Эх ты! – вздохнул Миша. – Как целка. Сокрушённо качая головой, повар Миша ушёл из палаты. А я лежал лицом к стене и смотрел, как жирная зелёная муха моет лапки. Спасибо вам, повар Миша!