Было дело мы зависали у аднаво кекса в художыствиннай мастирской. Как у любова художника у ниво фсигда валялась масса пустой тары хлама и разнай другой паиботины - карочи полный бидлам. Аднака при полнам биспридели было адно место куда непасвищщённыи нидапускались - иво ванная, ну дажы ни ванная а проста угал де была ракавина (мы ф тихаря там сцали правда изритка - да параши пилять была дет метраф 150) и сопствина ванна. Так вот над этай ракавинай у Серава была полка на каторую он свазил са фсей Ивроппы ,куда ездиил ниаднакратна на какиита сваи художыствинныи движения) папиздукции для мытья-бритья. Это была ни полка а проста алтарь чистаты. Серава ни раздражало ничево: ни пьяныи дибошы, ни базланье да утра, ни левые апсалютна низнакомыи миньечицы. Но стоила камута папытацца нагадить в иво ваннай как палучалась вайна. К Сераму патом можна было ни патхадить месиц - начинал пиздеть нудеть и абижацца.
Новый гот мы панятна справляли у ниво. Выстраили ряд портяги, кот. успешно употрибляли да полнай усрачки. Праисхадящий биспридел Серава очинь забавлял. Дажы када один кекс папытался прилеч на стекляный журнальный столик и раскалол иво сваей затрещщинай Серый пачти ни пиздел. Када на бой пашла тара испат партяги - тож пох. Патом ктота стругал ф кастрюлю испат супа - тупа паралельно иму было.
Праснулся я с ахуитительной галавной болью патаму как упатрибил накануни изрядна. Первым делам - панятна - пиздануть вадички. Я в ванную. Увидиннае нафсигда запичитлелась в маём апухшем мазгу. Над ракавиной стаит Серый и, паскоку пиздеть ненекава, молча, стоически выгрибаит акуратна, двумя пальцами из ниё все сваи пасты, щётки, бритвы мазилки. Приэтам ракавина забилась бливотинай (кстати патом так и невыиснили чиих рук ета дело) и струганина стаит па самые края. С видам експерта Серый ацениваит насколько павриждён тот или иной придмет, ниспиша прамываит иво пат кранам и ставит на сваё места. Я затрудняюсь сказать ва скока иму абашолся ушчерп вызваный бливотай, патаму шта Серый мок ыканомить на чьом угодна но мазилки пакупал фсигда самыи дарагии. Ни знаю падумывал ли он тада об убийстви или хатябы а самаубийстви, но с тех пор в мастирской бухать была заприщщино тока курить план. Када фсе рассупонились он пасматрел каждаму в глаза, но ничиво нисказал - такаво было иво раздражение. Но все сразу понили бис слоф - что все мы настаящщие падонки.