"Я хочу написать чего-нибудь", - сказала девочка, и написала рукой, как если бы её у неё не было. С.Ч.

Недалеко от моего дома находится помойка. Даже три помойки, просто две других немного подальше. Так что мой дом находится как бы внутри треугольника, который образуют помойки. В общем, это неважно, вся эта каббала, главное, что одна из них расположена возле гаражей, а на крайнем гараже баллончиком сделана надпись Лена, я тебя люблю! . Она исполнена на редкость паршиво, буквы кривые и косые, а хуже всего восклицательный знак такая колбаса, а внутри неё каракули, и точка внизу такая же неопрятная.

Есть авторы, которые пишут книжки, которые потом люди читают в метро, невеста садиста или там вашингтонская роза, есть те, кто пишет для пяти человек. Это может быть и не в буквальном смысле, пять бывает и пять тысяч, и всё равно литература не для всех. Зайдите на рынок, мясной ряд, на каждом прилавке голубое сало. И всё равно.

Со словами на гараже другая история. Неважно, что скажут о них прохожие и автовладельцы. Важно только то, повелась ли на них Лена. И куда они пошли потом с автором, оставив в подъезде клинопись бычков и пустую бутылку.

Я стою перед зеркалом. Работа и досуг - это два главных компрачикоса. Ещё фактор моя природная трусость. Я не могу не то что на гараже написать, просто сказать ты мне нравишься . Даже ни с кем никогда не знакомилась первой, то есть было всего один раз. Довольно непринуждённо это у меня вышло. Я шла по улице и курила гашиш, мне было как-то всё равно, а на улице почти безлюдно. Погасила косяк о спину прохожего я нечаянно и ещё спросила, скока время. Знакомство было недолгим, минуты полторы- Я в общем просто так перед зеркалом стою. Не то чтобы крашусь. Ведь с этим как, сколько денег на косметику ни трать, найдётся, наверное, какая-нибудь язва, которая спросит, и куда только оно всё уходит. О.К. Собралась. Вышла из дома. До метро я поймала Ниву . Машина звучала как старый автобус, водитель тем не менее перекрикивал её, спрашивая, есть ли муж и сколько мне лет. Я сказала тридцать, он на это обиделся и пиздеть перестал. Играла песня Нас тогда Петя с Ваней перечтут как баранов и потом под прицелом чё-то там поведут .

Татьяна встретила меня неплохо, проводила в комнату, сама же отправилась на кухню и оставила меня минут на десять наедине с пердящими (чуть не сказала смердящими) Рахманиновым колонками и кучей семейных фото. Там были неизвестные люди, интерьеры и море с песком, во мне наросла потребность как-то связать эти фотографии, простенькой story типа порнофильма, чтобы кадр за кадром. Henriette loves the ocean but loves cum even more. Почти как я. Но с небольшим отличием. Я ни разу не была на берегу океана.

Татьяна вернулась и спросила меня, заметила ли я, что она похудела на два киллограма. Я не знаю, не могу так на глаз определить, тем более, что это, мягко говоря, не первое, о чём я думаю при встрече. Я сказала, да, всё заебись. Татьяна села и с удовольствием принялась вспоминать, какой я на первом курсе была наркоманкой и лесбиянкой. Враньё, но я веду себя как дохлый червяк, которого пихают спичкой, чтобы пел и плясал. Меня неинтересно подъёбывать. Интересно только сказать, что на фотографии в паспорте я похожа на Инну Чурикову. Это не так, но меня бесит почему-то, я и в морду могу за такие дела. Хотя, может быть, дело в том, что дырки моего носа слегка наружу, что создаёт обманчивое впечатление того, что я добрая и безобидная. Это мы с Татьяной так на юг собирались.

Остановились мы в посёлке городского типа Орджоникидзе в квартире у женщины по имени Маша. Вышло недорого, может, потому, что я, разнюнясь в первую же минуту, подарила ей запас кофе, которым предполагалось спекульнуть на рынке в случае банкротства, потом подбомбить на набережной, напоследок увести пару иномарок и вернуться домой в соболях.

Маша в детстве упала с крыльца и у неё был перелом позвоночника. Боли остались с ней на всю жизнь, но от тяжёлой работы это её не освобождало, нет горба значит, не больная, это так считали в деревне. И когда она переехала в Орджоникидзе, то было так: сначала строили для себя дом, а потом его заселяли. Маша иногда часть пути тащила ведро с цементом на коленях, потому что иначе было невозможно.

Пару раз мы видели её сына, моряка торгового флота, с красивой невестой. Она мечтала поехать и поступить на биофак, чтобы читать по телевизору прогнозы погоды, рассказала Маша. Тогда это не на биофак заметила Татьяна. Она очень домашняя девочка, отвечала Маша, её родители не отпустят, ни на биофак, никуда. Машин муж умер от алкоголя. Он любил Высоцкого, который такой же пропойца был, а чего хорошего, говорила Маша, хрипит-то как. Она вызывала у меня добрые чувства, хотелось ей что-то дарить и мыть за неё посуду, что я и делала, и такое бывает. Татьяну же напоить растворителем надо или там уши отрезать, чтобы она к кому-то этими самыми тёплыми чувствами прониклась.

С утра пошли к морю. Всё было хорошо, пока на пляжу к нам не присоседились три величественных старухи. Одна была в прошлом любовницей Мариенгофа, другая подругой Бурлюка, какого из них не сказала, а третья пиздела, что у неё был роман с Маяковским. И бывшая любовница Мариенгофа сказала, что у меня необыкновенная фигура, такое изящество большая редкость, и потянулась трогать заскорузлым пальцем. Татьяна встала на ноги и держала в руках оба наших пакета, глядя на меня вопросительно. Я вежливо попрощалась и сказала, что нам срочно надо в горы. Они отнеслись с пониманием. В горы нам на самом деле было не надо, мы уже побывали в море, так что завалили в кабак поесть.

За стойкой работала прекрасная татарка с лукавыми глазами, возле неё стоял знойный человек, он приближался к ней, заглядывал в глаза и нагибался к музыкальному центру, увеличивая громкость до предела, так, что в глазах у меня щипало и голова кружилась, как в общественной сральне. Он периодически отходил к друзьям, и тогда она убавляла звук, но ненадолго.

Я заказала плов, а Татьяна какие-то салатики. Посмотрела на меня серьёзно и сказала что у неё теперь есть духовный учитель. И ещё сказала многое, от чего вопрос он тебя ебёт? встал у меня поперёк горла. Тогда я стала смотреть внутрь себя и думать примерно на следующую тему. Интересно, ему, моему любимому, сейчас так же хуёво, как мне? Компьютор, излучающий губительные микрорентгены, убивающие потенцию. Монитор из бычьего пузыря, который, соответственно, портит зрение. Начальник с шокером скорпион . Я представила это и, подумав, добавила электроды в голове, подрубленные другим концом к системному блоку. Картина не понравилась своим идиотизмом, и вместо этого я просто представила как мы стоим у стенки, хватая друг друга за разные части тела. В этот момент Татьяна понесла какую-то совсем уже хуйню про дистанционный мини-аборт, якобы её гуру ей и с этим помог, весь мой домашний кинотеатр как рукой сняло. Этот её мини-аборт мощным поджопником вынес меня из транса обратно в натюрморты на стенах и верещание Анжелики Варум.

Ты знаешь, продолжала Татьяна (она уже завязала с очевидным-невероятным и перешла на бытовое), за мной ухаживает один мальчик. Ему 17 лет. Звонит каждый день.

Подумаешь. У меня тоже есть знакомый мальчик. Ему 16 лет, выглядит лет на 19, правда. Тоже звонит каждый день. После того, как мы с одним общим знакомым выпили водки и хорошо раскурились, ну и так далее. Год назад это было. Когда наступило фантомное отрезвление, мой мозг болтался между двумя противоположными оценками событий, как венок в проруби, это такой обычай был раньше, венки в прорубь бросать, если венок потонет всё хуёво, если выползет на лёд и откусит ноги паре рыболовов, значит, всё заебись.

Я не стала её спрашивать, не оттого ли ей звонят каждый день, что и мне. Кстати, я видела этого её кавалера. Такой задроченный задрот. Я его, помнится, встретила в магазине. Он был с какой-то, видимо, однокурсницей и выбирал себе штаны. Она ему советовала купить одни, а ему больше нравились другие, он говорил вельветовые брюки это признак думающего человека , а девушка была умница, она отвечала да, и причём единственный . Этот дохлый хуй определённо из числа тех, кто, когда все сидят, телеги из жизни толкают, и очередь до него дойдёт, обязательно возьмёт и перескажет рассказ Довлатова. Никогда мне не понять, почему классическая роскошная блондинка прётся от юношей типа пассивных пидорастов или от сорокалетних дядек метр песят с усами и в форме груши. Я стала вегитарианкой, объяснила Татьяна свои салатики. Спасибо хоть не сказала, что плов засоряет фрактальные протоки, или что там. Да, мы же купили ещё бутылку массандры. Татьяна взяла рюмку за ножку и наклонила голову набок, мило улыбаясь. Я свирепо глянула на неё в упор (всё-таки до чего невовремя она влезла со своим мини-...), но тут же подумала, что если выпить, получится думать гораздо лучше, мы с ним будем, как живые. Татьяна уже рассказывала какое-то блядство, как какие-то приличные люди пригласили нас сегодня вечером на прогулку, хуё-моё, прогулку! Один, оказывается, очень серьёзный человек, интересный собеседник (а второй, конечно, слюнявый даун, для меня в самый раз), с ним можно говорить на серьёзные темы (они будут говорить на серьёзные темы и сыпать цитатами из Шопенгауера, пока даун будет совать мне в жопу связки шампуров, надо думать). Я сказала, хорошо, погуляем. Мне всё равно, в какой компании дышать свежим воздухом и воображать непотребства.

Мы встретились в девять возле местной столовой. У одного признак думающего человека был костюмного плана, другому этот признак заменяли трусы до колен. Они были корректны, говорили о погоде и теннисе. Я закрылась изнутри и представила, что приеду домой и найду в себе смелость сказать ему всё, что надо, а не пиздеть об оргтехнике и об а как работает винзип (про а как это конечно шутка). При этом я ловко реагировала на внешние раздражители, что, мол, платье мне идёт. Татьяна шла под руку почему-то с условно слюнявым дебилом, то есть, тем, что в длинных трусах, и постоянно оборачивалась к нему всем корпусом, чтобы знал, какова у неё правая сиська. Я решила, что если буду делать то же самое, воображая при этом себе свой объект, то после этого мне будет уже можно всё сморкаться с разбегу по-мытищински, дрызгаться героином из грязного шприца и сосать в дристоранных вип-кабинетах вот таким вот серьёзным людям. То есть, сочла разумным попридержать нигилизм и просто шла с этим человеком бок о бок.

Я, конечно, пропустила тот момент, когда он начал мырчать про то, что внешне холодные натуры зачастую обладают необыкновенным темпераментом. Мой необыкновенный темперамент уже почти позволил мне кончить от моих мыслей, но не тут-то было. Татьяна с неожиданным смехом отшатнулась от своего кавалера в песочных штанах, крутнулась по воздуху и повисла у меня на шее, продолжая свой богомерзкий смех (опять меня обломала, богомерзкий, конечно). А теперь, мальчики, сказала Таня, нам пора, мы вам позвоним, до свидания! И поволокла меня прочь, оставив их охуевать. Он ей наверное что-нибудь неприличное сказал, подумала я, о правой сиське. Что, мол, мягкая... Или что там принято говорить у серьёзных людей. Или предложил ей подрочить ему хуй. Или, наоборот, сказал, только посмей, сука, тронуть мой хуй. Или сказал, извини, красавица, я должен как честный человек сообщить, что хуй у меня накладной, марки Сименс, а яйца целлулоидные, но я обещаю, что тебе понравится.

Оказалось, ничего подобного. Он пригласил нас на свадьбу своего товарища, в среду. Интересно, у них что, своих подружек нет? Мы вернулись домой, я достала ноутбук. Татьяна сказала коза, подумай о том, что в среду наденешь и получила свой иди-в-хуй . Мне было тепло, как бывает от горячей воды, а кончики пальцев оставались холодными и наэлектризованными. Я только сейчас поняла, как это сочинять, думая только об одном человеке.