Группа из десяти человек просочилась в Тиходонск для того, чтобы совершить убийство. Точнее, убийства. Пять, восемь, двенадцать - сколько получится. Чем больше, тем лучше, но не меньше пяти. В целях конспирации все были гладко выбриты, хотя адаты требуют не осквернять бритвой лица, пока не свершился святой обычай мести. Но когда складывались адаты, патрули транспортной милиции не шерстили идущие с юга поезда, а на трассах не дежурили усиленные ОМОНом наряды ГАИ, перерывающие салоны и багажники транзитных автомобилей.

Чтобы свести риск к минимуму, десятка ехала поездом Кисловодск - Москва, в разных вагонах и на разных местах, растворившись среди не слишком многочисленных пассажиров. Они не везли ничего запрещенного, вели себя смирно, невзначай показывали попутчикам талоны использованных санаторных путевок и имели российские паспорта с тиходонской пропиской и не вызывающей подозрений национальностью. Пятеро числились армянами, четверо - осетинами, а рыжий Ужах Исмаилов и вовсе русским - Иваном Петровым. Он был командиром хорошо подготовленной диверсионно-террористической группы, раскрыть которую валуховатые сержанты милицейского сопровождения или подвыпивший Бабочкин не имели ни малейших шансов. Для этого требовались заслоны из изощренно-бдительных «волкодавов» контрразведки СМЕРШ, действующих по законам военного времени и правилам прифронтовой полосы. Но те заслоны остались в далеких сороковых, а военное время и прифронтовые зоны хотя и возродились в наши дни, но официально не признавались. Поэтому расколоть диверсантов было некому.

Вспыхнувшая в одном из вагонов стрельба встревожила группу, а узколицый Али по прозвищу Кинжал поймал даже случайную пулю. Но все обошлось. Ранение оказалось сквозным, и в туалете соседнего вагона Исмаилов привычно обработал и перевязал рану, напоил пострадавшего нужными лекарствами и уложил на свое место. Самому командиру поспать не пришлось, он толкался среди взбудораженных пассажиров, слушал разговоры и окончательно убедился, что происшедшее группе ничем не угрожает.

Через два часа после прихода поезда, тщательно проверившись, боевая десятка прибыла на конспиративную квартиру. Внешне это выглядело вполне обыденно: к богатому особняку с небольшим интервалом подъехали три такси, и демонстративно оживленные молодые люди с цветами и пакетами вошли в охраняемую молчаливыми кавказцами калитку. Обычно так приезжают гости на семейное торжество. В данном случае так завершилась переброска бандгруппы, ставящей своей целью уничтожение офицеров Тиходонского СОБРа.

- Нам нужно железо, самое простое, пусть будет «макар», или «ТТ», или «наган» - все равно, - говорил Ужах, и его тонкие, жирно лоснящиеся губы дергались, как туловище раздавленной машиной змеи. Гостям приготовили тушеную баранину, и это был выраженный знак уважения в краю, где не разбирают чистых и нечистых животных, жест понимания, подчеркивающий общие корни приезжих и хозяина. Али Кинжал сидел за столом и ел вместе со всеми, демонстрируя полное презрение к полученной ране. Это тоже был жест - демонстрация силы и несокрушимой воли, характерной для настоящего горского мужчины.

- Три-четыре «акаэма», пару «лимонок», - гость жадно выпил стакан минералки. Спиртного на столе не было вообще. - И желательно познакомиться с кем-нибудь из милиции. Чтобы был своим и…

В наступившей тишине слышалась только работа мощных челюстей, но хозяину стало ясно, к чему клонит командир группы.

- И не очень полезным, - довел свою мысль до конца Ужах.

Над столом снова сгустилась тишина. По кавказским обычаям к деловым разговорам приступают после еды, потому Гуссейн Гуссейнов молчал, подчеркивая недопустимость проявленной рыжим чеченцем поспешности. Они не были ни родственниками, ни даже соплеменниками, их объединял ислам да общие интересы в торговле оружием, что позволяло называть друг друга братьями, однако каждый из них понимал, что это не больше, чем красочная кавказская метафора.

Криминальная азербайджанская группировка переживала не лучшие времена. Несколько месяцев назад убили их вожака - Эльхана Тахирова, потом последовали обычные в таких случаях разборки, в которых погибло еще несколько человек, но власть в конце концов перешла к Гуссейну. Он занял дом Эльхана, оставил его прислугу, охрану и жену, тем более что свою семью пришлось отослать на родину - там безопасней. Очень влиятельным конкурентом был Кондрат, но того застрелили менты, когда они всей кодлой нарвались на засаду в чебуречной. Правда, опера не пользуются «ТТ» и не делают контрольный выстрел в голову, но братва в подобные тонкости вдаваться не стала. Только сам Гуссейн помнит ту морозную ночь и выхваченное желтой вспышкой из тьмы изумленное лицо Кондрата. Он все равно был чужаком. По крови, вере, обычаям. Жалеть о нем не стали - как вышло, так и лучше. В группировке все улеглось. Теперь следовало добиться прежней стабильности в городе, но приезд группы Ужаха сулил новую волну кровавых разборок. Пистолеты и автоматы нужны не для азартных игр и не для охоты на оленей…

Гуссейном владели противоречивые чувства. С одной стороны, он должен был по-братски принять единоверцев и оказать им максимальную помощь. С другой - ничего, кроме вреда, это ему не принесет. Лучше всего, если бы беспокойные и кровожадные «братья» не приезжали вообще. Но они здесь, они заканчивают трапезу, и через несколько минут он должен будет сказать свое слово. Не обязательно то, которое хочет сказать. Его связывали тысячи условностей и совершенно реальные опасения: за отказ вполне можно заплатить жизнью. От братской дружбы до смертной вражды расстояние бывает короче пистолетного ствола…

Ужах отодвинул тарелку и вытер ладонью губы. Кто привык к войне, тот отвык от правил приличия. Он был голоден и имел дело к Гуссейну. Он поел и изложил суть вопроса. Теперь он хотел получить ответ. Узко посаженные черные глаза напоминали дуло двустволки. Его спутники, как по команде, тоже подняли головы. Казалось, от них пахнет землей, потом и пороховой гарью.

- Железки найдем, - кивнул Гуссейн. - А человека… Был один подходящий, но его убили вместе с Тахиром. Слышали про это?

Ужах отрицательно цыкнул.

- Совсем не слышали? - удивился хозяин. - Такая бойня была… Одних наших четверых убили…

- А наших знаешь, сколько поубивали? - недобро прищурился рыжий. - Вот мы, сидящие за столом, пять близких родственников похоронили!

Дуло двустволки пальнуло таким зарядом злобы и ненависти, что в душе Гуссейна сдетонировали аналогичные чувства.

- Разве я в этом виноват?! Или мои люди? - привстал он. В конце концов, это его дом, это его территория, он здесь хозяин, и одного кивка, головы достаточно, чтобы дерзкие пришельцы навсегда исчезли с лица земли. - Тот, кто помнит только о своем горе и забывает о беде друга, может потерять дружбу навсегда!

- Извини, брат. - Ужах прикрыл глаза и сложил ладони перед грудью. - Твоя беда - наша беда. Просто мы слишком ожесточили сердца…

Показное смирение не могло обмануть никого в этой комнате. На Кавказе знают: смиренный жест, примиряющая улыбка, кивок согласия - это тоже оружие. Такое же, как кинжал в спрятанной за спину руке.

- Ничего, брат, - кивнул Гуссейн в ответ и через силу улыбнулся. Он лучше многих знал лукавые обычаи гор.

Когда все отправились отдыхать, а руководители за чаем продолжали обсуждать свои дела, в комнату зашел один из помощников хозяина и что-то пошептал в привычно подставленное ухо.

- Пусть зайдет, - скомандовал Гуссейн и многозначительно взглянул на Исмаилова.

- Присмотрись, может, тебе подойдет…

Тот покосился на высоченную резную дверь.

- Здорово, Гуссейн, - в комнату зашел человек в форме капитана милиции, с одутловатым лицом прохиндея и пьяницы. Мундир и лицо в принципе не сочетались, но на подобные мелочи в этой стране уже давно не обращали внимания.

- Слушай, друг, выручи, завтра у братана свадьба, одолжи свой «мере», чтоб красиво все было…

Подобная фамильярность всегда коробила Гуссейна: он был на короткой ноге с большим городским и милицейским начальством, а этот жалкий участковый вел себя так, будто они с ним ровня. Но для пользы дела эмоции нужно скрывать.

- Возьми, друг, какой разговор.

Капитан приободрился, видно, в глубине души он опасался отказа: отказ сразу бы обозначил разницу в их положении, которую он прекрасно понимал, хотя незаурядным нахальством скрывал это понимание.

Не спрашивая разрешения, он присел к столу, достал из раздутого кармана сигареты, закурил.

- Слышишь, Гуссейн, там наши ребята обижаются на Эльяса. Патрульным машинам недоплачивает, за новый киоск ничего не выставил. Ты бы ему сказал…

Участковый вел себя так, будто они были компаньонами, ведущими одно дело, и разговаривали наедине. Присутствие незнакомца его совершенно не смущало. Очевидно, потому, что он понимал: здесь все свои. И себя он считал своим для собравшихся в этой комнате.

- Скажу, - хозяин посмотрел на Ужаха. Тот прикрыл глаза.

- Познакомьтесь, друзья, - это наш участковый Петр Владимирович, а это мой друг…

- Иван, - дружески улыбнулся Исмаилов.

- Петр Владимирович - человек со связями, почти всех в городе знает, - продолжил Гуссейн и незаметно подмигнул.

- Я выйду во двор по делам, а вы тут посидите. Петя, тебе водочки прислать?

- Стаканчик. Да закусить чего, а то я не позавтракал.

Когда Гуссейн вышел. Ужах придвинулся поближе:

- Слушай, друг, чего ты машину одалживаешь, не можешь свою купить?

- У меня есть девяносто девятая, - самодовольно ответил участковый. - Я же сказал - красивая нужна, на свадьбу.

- Так купи себе красивую!

Петр Владимирович обиделся.

- Купи, купи… На какие шиши?

- А я тебе денег дам.

На плутовской физиономии проявилось выражение живейшего интереса.

- Сколько?

Он даже не спросил «за что? «, и это окончательно решило его судьбу.

- Да сколько надо будет! Или знаешь как - я позвоню в Москву, и тебе пригонят хорошую тачку!

- Это еще лучше… Только чтоб не числилась в угоне…

- Обижаешь, друг! Как можно! Ты из СОБРа кого-нибудь знаешь?

- Из СОБРа?

Принесли водку и закуску. Петр Владимирович со вкусом выпил и теперь с удовольствием закусывал.

- Они с нами не дружат… И бабки не берут. Злые, как собаки. Вам чего надо-то? Может, без них порешаем?

- Адреса надо. С десяток адресов, лучше офицеров.

Выражение лица капитана не изменилось.

- Адреса… Надо подумать.

Не выказывая презрения. Ужах смотрел на утоляющего голод человека в форме. Если бы эту свинью подстрелили несколько часов назад, она бы визжала и плакала. А если бы Али угрожали неминуемой смертью, он бы никогда не предал никого из своих. Не говоря уже о предательстве за деньги. В этом и состоит разница между настоящим мужчиной и вонючим свиным салом.

- Есть у меня один ход. Сделаем, - пробурчал Петр Владимирович, пережевывая бесплатное угощение.


* * *


Криминальный Тиходонск готовился к большой сходке. Он уже не был столь однородным, как в прошлые годы, когда единая воровская община делилась на «малины» или «кодланы», и собрать сходняк можно было за два часа, потому что каждый вор, жулик, козырный или честный фраер, сявка и даже пацан из пристяжи строго соблюдал «закон» и воровскую дисциплину. Главным для любого из них были дела общины и «воровское благо» - общая касса, своевременный взнос в которую считался святым делом. Даже доходящий от туберкулеза некогда знаменитый щипач Жора Шлеп-нога в конце каждого месяца нес Хранителю четвертачок из шестидесятирублевой пенсии электрика, которым он был в своей официальной жизни. Его пытались освободить от оброка, но он обижался и в следующий раз вновь приходил с зажатой в кулаке купюрой.

Теперь все не так. Наряду с традиционными уголовниками преступным ремеслом занялись вроде бы благополучные молодые люди, которые не имеют опыта совершения разбоев и краж, не топтали зону, не завоевали авторитета у паханов и бывалых арестантов, не знают «законов», «фени», не разбираются в «росписи». Единственное, что у них есть - физическая сила, наглость и желание получить все и сразу. Они обзавелись оружием и первыми начали использовать взрывчатку, потому что среди воров нет специалистов - взрывников и бывших спецназовцев. Они придумали свой набор обязательных правил, который назвали «понятиями», они практикуют широкий подкуп нужных людей во властных структурах, они без всяких приговоров сходок расстреливают тех, кто встал поперек дороги. В отличие от воров, их стали называть «спортсменами» или предельно откровенно - бандитами.

«Спортсмены» расчистили себе место под солнцем и несколько потеснили воров, потому что были здоровей, многочисленней, имели чистые биографии и лучше умели обращаться с оружием, а главное - не останавливались ни перед чем…

Теперь в Тиходонске сосуществовали изрядно изменившаяся под влиянием времени воровская община и многочисленные организованные преступные группировки, проходящие в милицейских» документах под сокращенным наименованием ОПГ. Сосуществование в отличие от многих других регионов проистекало мирно, но довольно прохладно: обе стороны соблюдали дистанцию. И все же в серьезных делах обойтись друг без друга стороны не могли: так ненавидящие друг друга и годами не разговаривающие между собой жильцы ветхой коммуналки собираются на опостылевшей общей кухне и решают, как заменить прогнивший канализационный стояк.

Поэтому старый лагерник и авторитетный «законник» по прозвищу Крест послал гонцов не только к воровским авторитетам, но и к руководителям ОПГ.

- Сейчас много смуты и много непоняток, - гулко вещал он, восседая во главе длинного полированного стола в офисе акционерного общества закрытого типа с динамичным названием «Движение».

Уместнее было бы назвать его «Стоянка», потому что основным занятием фирмы являлось взимание платы за парковку автомобилей в местах массового посещения населением: у кинотеатров, ресторанов, рынков, стадионов, торговых центров. За день через все эти места проходили тысячи машин, шустрые мальчишки сноровисто, без всяких кассовых аппаратов, квитанций и тому подобных бюрократических извращений собирали деньги… В переводе на твердую валюту в среднем выходило пятьдесятшестьдесят тысяч долларов в месяц, контролеры получали по пятьсот тысяч рублей, никаких капитальных вложений и дополнительных затрат не требовалось.

Работа строилась на полном доверии: мальчикам и в голову не приходило присвоить хоть один рубль, потому что они отлично знали: и за копейку оторвут яйца. Налоговая инспекция не требовала корешков квитанций и кассовых лент, ибо была убеждена в кристальной репутации учредителей «Движения» - граждан Калашникова Олега Васильевича и Старова Ивана Ивановича, в параллельной жизни - Креста и Севера. И отделы борьбы с экономическими преступлениями всех уровней не докучали своим вниманием, и участковые, и районные администрации…

Пятнадцать тысяч ежемесячно забирал на «оперативные расходы» Север, который придумал и организовал этот бизнес, остальное оставалось чистой прибылью. За свою пятидесятивосьмилетнюю, включающую двадцать лет отсидки криминальную жизнь Крест никогда не занимался столь прибыльным и безопасным делом. Его партнер постоянно расширял территорию платных парковок, для этого приходилось контактировать с руководством районных администраций, принимавшим окончательное решение, несколько раз Север брал с собой Креста.

Тому вначале приходилось преодолевать некоторую робость перед властью. За последние несколько лет под влиянием Севера Крест здорово изменился: свел татуировки на видимых частях тела, заменил стальные «фиксы» на тщательно подобранную по цвету металлокерамику, стал носить дорогие костюмы с крахмальными сорочками и галстуками, элитную обувь, подаренные партнером швейцарские часы и паркеровскую ручку с золотым пером, но все это были внешние изменения, глубоко внутри жил гонимый всю жизнь властями уголовник, опасающийся, что дорогую маскировочную шелуху в любой момент обдерут и поставят голого для шмона в положение раком, чтобы обысчик мог засунуть палец в задницу и найти свернутые трубочкой общаковые деньги, «палочку» - опий в целлофановом пакете, «малевку» или «постановочное письмо».

Внутреннее изменение произошло, когда хозяйка очередного солидного кабинета, выслушав предложение Севера, моментально превратилась из ответственного должностного лица в обычную, слегка напуганную бабу, и, спрятав глаза, пробормотала:

- Я-то не против, я вас поддержу… Только знаете, как такие дела делаются… Вы вначале с Калашниковым переговорите, он эту территорию держит… Если договоритесь - приходите, решение в три дня оформим…

Крест решил, что Калашников - это однофамилец из какого-то более высокого учреждения, но Север добродушно рассмеялся и показал на своего партнера.

- Так вон он, Калашников Олег Васильевич, собственной персоной. Мы с ним вместе работаем!

- Да… Вот как… Ну тогда все в порядке…

Женщина стала суетливо перекладывать на столе бумаги.

- Тогда мы все быстро проведем… Позвоните в конце недели или подошлите кого-нибудь…

Привыкший за свою жизнь безошибочно различать запах страха, Крест почувствовал, что она боится его куда больше, чем он опасается властей. Внутри что-то щелкнуло, и гонимый уголовник исчез. Респектабельный предприниматель дружески попрощался с хозяйкой кабинета и вместе с партнером вышел на улицу. С этого момента он ощущал себя совсем другим человеком и не раз похвалил себя за то, что пересмотрел свои прошлые взгляды, заскорузлые, как портянка камерного «чушка». К этому его подтолкнуло неудавшееся покушение и слова Севера, сказанные наедине и вполне искренне:

- «Законы» наши да-а-авно составлялись, а времена-то теперь другие. Жить так, как двадцать лет назад, никто не хочет, и воры тоже не хотят. Если их заставлять - плохо получится. Дремучего пахана терпеть никто не станет, даже на сходку не позовут и предъяву не сделают - замочат, и дело с концом…

Хранитель старых воровских традиций понял, что так оно и будет. Сначала он переехал в новый дом, потом вывел электротоком рисунок восходящего солнца на правой кисти, потом согласился переодеться в пристойный костюм…

Сейчас он сидел в кожаном вертящемся кресле, как будто провел в нем всю жизнь.

- Очень много смуты, - повторил Крест и обвел тяжелым взглядом тех, кто его слушал.

Справа сидел Север - правая рука пахана, ему исполнилось тридцать пять, но он давно был в авторитете, имел две «ходки» - за разбой и грабеж, отмотал шестерик. Недавно его короновали вором в законе. Сходку собрал Крест, он же выступал основным поручителем. Нечасто бывает, чтобы «законник» готовил под себя другого, так сказать, растил смену… Обычно в городе один вор, он и является полновластным хозяином общины. А если есть достойные кандидаты на смену - пусть ждут, пока пахан уйдет в мир иной… Но чаще терпения не хватает и кандидат пытается поторопить засидевшегося в своем кресле старика. Иногда это удается, иногда нет - тогда идет оборотка: гремят выстрелы, сверкают ножи, льется кровь… Так что Крест поступил мудро, и они с Севером живут душа в душу…

Чуть дальше откинулся на спинку кресла Лакировщик - круглолицый, с редкими бесцветными волосами, белесыми веками и ресницами. Человек без возраста, броских признаков, особых примет. На самом деле ему было сорок два года и всего две судимости за кражи с общим сроком пять лет. Невыразительное лицо, непрезентабельная одежда… Он руководил угонами автомобилей. В его империи перекрашивали машину, перебивали номера на агрегатах и выписывали новые документы за полдня. Отдельная группа работала под заказ: марка, год выпуска, цвет… Две бригады гоняли «тачки» из Германии и Польши, причем, угнаны они или куплены на распродажах, не мог сказать никто. Сам Лакировщик получил прозвище еще в молодые годы за то, что мастерски подбирал краску и умел наводить «заводской» блеск. И сейчас, став «королем угонов», не гнушался надевать комбинезон и лезть в покрасочную камеру, со стороны казалось, что это доставляло ему удовольствие. Так оно и было.

За Лакировщиком, отставив стул, чтобы можно было вытянуть покалеченную ногу, сидел Хромой. Он оттянул за колючей проволокой четырнадцать лет за кражи, грабежи и разбои и выглядел гораздо старше своих сорока семи. У него был нездоровый вид усталого и больного человека. Все присутствующие знали, что он сильно маялся легкими и постоянно пил какую-нибудь гадость: то собачий, то барсучий жир, однажды кореша с Севера прислали даже жир тюленя. «Ну и вещь! - рассказывал потом Хромой. - Примешь столовую ложку, аж в жар бросает, как от ханки». Выношенный костюм мешком обвисал на высохших плечах, нервные пальцы карманника постоянно находились в движении: то барабанили по столу, то терли друг друга, то складывали какие-то фигуры. Сам-то он уже давно не работал, но все тиходонские щипачи и фармазоны находились под его командованием.

По левую сторону стола располагались Серый, Крот и Зевака. Эти были молодыми, из другого поколения - Серому и Кроту по двадцать четыре, Зеваке - двадцать шесть. И выглядели они иначе - спортивные костюмы, кроссовки, короткие стрижки, цепи и печатки, жвачка в постоянно движущихся мощных челюстях. «Бакланы!» - сплевывал Лакировщик. Да и Хромой осуждающе цыкал:

- Вы что, в натуре, со «спортсменов» пример берете? Вор скромным должен быть!

Заслуг у молодых было немного: по одной судимости с короткими сроками. Крот и вовсе отделался условным приговором. А Зевака отбывал по позорной для вора хулиганской статье… Шансов подняться по ступеням воровской иерархии все трое почти не имели, но принцип поощрения «не за заслуги, а за услуги» не обошел и криминальный мир.

Несколько лет назад, во время противостояния Креста и бывшего пахана Тиходонска Черномора, Хромой первым открыто перешел на его сторону, Серый руководил охраной и распознал поджидающего пахана киллера. Крот и Зевака были личными «гладиаторами»… Крест не забывал добра.

- Кто обменный пункт на Садовой взял, людей пострелял средь бела дня? Кто машины на трассе молотит? Кто Ваську и Земелю завалил? - сурово вопрошал он, как будто подозревал в этих грехах своих ближайших сподвижников. Те виновато пожимали плечами или просто отводили глаза в сторону.

- Это какие-то дикие, - сказал Север. - Слышал я краем уха, что завелись несколько отмороженных бригад… Их никто не знает, и они ни с кем не кентуются.

Зевака громко сглотнул:

- Какие-то парни оружие искали, вроде из местных. Но темные вглухую: застремились ни с каких дел и свалили с концами.

Лакировщик пригладил ладонями редкие белесые волосы:

- Мне пригоняли новенькую «шестерку», похоже, с трассы. Какой-то лох, видать, подставной. Я ему сказал: кого не знаю, с тем дел не делаю. Пусть хозяин приходит, с ним говорить буду. Он развернулся и уехал…

- Я ничего не слыхал, - покачал головой Крот, и Серый повторил его Жест.

- Я тоже ничего.

Не высказался один Хромой, он будто вспоминал что-то под ожидающими взглядами сотоварищей.

- Объявилась какая-то крутая группа… - медленно, будто подбирая слова, проговорил наконец он. - Некоторые пацаны про нее слышали, но никто ничего толком не знает. Вроде у главаря кликуха Колдун, больше ничего не известно… Только то, что очень отвязанные, замочить могут запросто. Как эти, помните… Амбал со своими бритоголовыми…

У присутствующих мгновенно испортилось настроение. Несколько лет назад молодой «отморозок» собрал кодлу беспредельщиков и «наехал» на воровскую общину, да так, что у всех мороз пошел по коже. Первым расстреляли авторитетного вора по прозвищу Король с двумя телохранителями и шофером. Крест послал на разбор «гладиаторов», чьи прозвища наводили ужас на любого блатаря в городе и его окрестностях: Гангрену, Черта и Фому. Но через несколько часов ему под дом подбросили мешок с головами всех троих!

А вскоре Амбал сам заявился к пахану на разборку: обставил дом тачками с бритоголовыми уродами - рыл пятьдесят с собой привез, сам зашел в дом, стал рядышком и сорвал кольцо с гранаты:

- Хочешь жить - живи, не хочешь - умирай!

Крест дал слабину и выбрал жизнь, потому это воспоминание было ему особенно неприятно. Если следовать старым правилам и традициям, следовало сказать наглецу так:

- Ты мне, форшмак козлиный, загадки не загадывай! Если гром достал, дуру не гони! Делай, что можешь! А я посмотрю…

И посмотреть, что будет. Хватит у того характера, разожмет пальцы - и оба поднимутся на воздух. Не хватит - подожмет хвост, потеряет лицо, тут ему и конец… Но Крест дал слабину, и Амбал ушел победителем…

- Что же выходит? - зловеще сказал Крест. - Ничейная мокрушная группа появилась, вы ничего не знаете и ждете, пока нас опять мочить начнут? Как Короля и Гангрену?

- Такого уже не будет, - высказался Серый. - Все помнят, чем этот Амбал закончил!

Конец «отморозка» действительно оказался ужасным: его и его ближайших приятелей порезали в куски, остальные разбежались, загремели в зону или не без помощи воров бесследно исчезли. Но это не было торжеством воровского «закона». Все знали, хотя и не говорили об этом вслух: Амбалу отомстили за убитого милиционера, друга Лиса, у которого в криминальном мире была пугающая репутация.

- Надеешься, что и этих Лис уберет? - холодно спросил Крест. - Он у тебя не в обязаловке! У него свои расклады, у тебя - свои! После Джафара надо нам этими хренами заняться!

- Давай вначале с Джафаром разберемся, - напомнил Север.

Крест, соглашаясь, кивнул:

- Хромой пойдет, лично позовет Валета, он обидчивый, надо уважение показать. Серый Битку передаст…

Подготовка предстоящей сходки продолжалась.

Tweet