Глава I. Жызнь хараша!

В адном ахуенном царстве, приахуенном гасударстве жыли-были три парасёнка: Пых-Пых, Бух-Бух и Нах-Нах. Парасята Пых-Пых и Бух-Бух были настоящими падонками: Пых-Пых предпочитал шышки любой другой еде, а Бух-Бух никогда не расставался с бутылкой пифчанского. Они были закадычными друзьями, после завтрака ани сабирались вместе и шли клеить телок, но телки им не давали даже за деньги и тагда, измученные долгим паходом, ани садились на скамейку, адин раскумаривался, другой аткрвал бутылку пифчанского. Сидя на скамейке, ани рассказвали как ктото из них аднажды ибал Бритни Спирс, ктото – Юлю Меньшову (ани, бля, так пахожы, просто адно лицо) или Навадворскую или ищо нах кавото. От этих воспоминаний хуи у них становилисть пахожы на батон калбасы, и друзья расбигались по сваим местам абитания штобы пиридёрнуть затвор.
А Нах-Нах был не таким. Его и прозвали Нах-Нахом за то, что куда бы иво ни звали друзья Пых-Пых и Бух-Бух , он фсёвремя отвечал им «Нах». Он щитал сибя ахуенно умным и за это наверна иму тёлки иногда давали подержаться за сиську. После чиво он, естествинна, тоже шол дамой пиридёргивать затвор. Но инокда этот мудозвон апщался с падонками и рассказывал им пра сваи любовные пахаждения. При этом он аперировал такими мудрыми терминами, как каитус, фастлав, кунилингус, минет и прочей хуйней* ( прим. афтора). Падонки этих слоф не знали, но показать сваё нивежыство было как-то не салидна, паэтаму ани токо кивали в знак сагласия.
Ниибальтельки важной частью ахуенности царства была наипесдатейшая пагода летом. Фсё время светио сонце, лиш инакда лёхкий парыв ветра нарушал спакойствие в акруге и птицы всё время пели сваими ублюдочными галасами. Это положение вищей фпалне устраивало Пых-Пыха и Бух-Буха, каторые никагда ничем ни запаривались, а токо курили шышки, пили пиво и драчили на брудершафт. Но мудрый Нах-Нах, аналитик йобаный, в самом разгаре лета начал придастиригать падонкоф, что эта идилия скоро закончица и начнёца песдетс. Он имел ввиду наступление зимы, каторая неизбежна принесйот снега-холода и фсё такое. Падонки дружно посылали иво нахуй, смиялись иму в лицо и дули иму в рожу дымком от косяка и кидались в ниво пустыми бутылками от пива саатвецтвинна. После чиво падонки уходили клеить тёлок а потом драчить на брудершафт.
Нах-Нах же, сцука, нашол сибе падхадящее мистечко, написдил со фсех близлижащих строек кирпичей, цымента и черепицы, а также финцкой сантехники и принялся за страительство сопственново дома. Падонки с завиднай ригулярнастью захадили иво проведать, причом при каждом посищении Нах-Нах не уставал придуприждать их а наступлении глабальнава калапса, а падонки – посылать иво нахуй и стибаться. «У миня стоко пустых пачек от Казбека заныкано,- гаварил Пых-Пых,- что если их сложыть,то получица ахуенный нибоскрёп, ибать иво ф капыто!». «А если слажыть фсе маи бутылки от пифчансаво, то палучица стенка прямо как на банке китайской тушонки!» После чиво ищо рас митадична апускали Нах-Наха и, довольные, уёбывали по свом делам. Нах-Нах, достроифшый свой катэдж, принился за сбор запасоф провизии и туалетной бумаги, а также дрофф для тапления печки.

Глава II. Хуюс паткрался низаметна, хоть видин был издалика.

Но патихоньку прагнозы ибучиво Нах-Наха стали сбываться, тёлки поминяли мини юпки на уёбищные джынсы, что указывало на наступление осини. Пых-Пых и Бух-Бух решыли фсётаки пастроить сибе по домику, рас уш сбылись прогнозы ибучиво Нах-Наха. Пых-Пых пастроил дом из пачек от Казбека, скрипляя их между сабой по ачирёдности то слюнями, то гавном для должной устойчивасти канструкцыи. Бух-Бух атхуячил сибе бунгало из пивных бутылок. Кстати палучилось ахуеннае бунгало. Потратив на это дело по часу, падонки фстретились и, не сгавариваясь, пашли к домику Нах-Наха. …Нах-Нах был занят тем, что настраивал музыкальный центр, каторый он не то прикупил гдето, не то списдил. Скарее фсиво паследнее, патамучта кроме музыкальнаво центра у ниво павились халадильник, стиральная машина (свинья, бля), видеодвойка, мотоблок и мабила. Падонки ищо издалека начали арать, пирибивая друк друга, какой же фсётаки лох Нах-Нах, каторый угандошыл на пастройку сваиво сранаво дома фсё лето и нихуя палезнаво для арганизма не предпринял! Нах-Нах же нивазмутима прадалжал крутить какиета ручки и нажымать на какиета кнопки, как бутто чтото панимал в этом. Падонки не унималисть и прадалжали гы-гы-гыкать на буржуя.
Но тут праизашла нипанятная хуйня. Нах-Нах крутанул ручку на музыкальном центре и паймал радиостанцыю «Эхо беспязды». Динамик разразился знакомым сексуальными голосом тёти Вали: «Ахтунг,бля! Падонки! В лесу завёлся ахуенна здаровый серый волк, активный гамасек! Ибёт фсех звирушек в жопу бес разбору.» После чиво зачитала внушытельный список пастрадавшых, уже заявившых аб этом апщественнасти и лиц, по слухам также пастрадавшых, но не желающих аб этом распрастраняться. Далее парекамендавала фсем затыкать жопу пропкой от шампанскава и прибегать к пиримищениям по лесу только ф случае крайней ниапхадимасти и со фсеми мерами предастарожнасти. Пару дней спустя в лесу пашол снек. Падонкам пришлось астаться дома. Пых-Пых дабивал пятый косяк, как к нему в домик акуратна пастучали:
«Я злой,бля,пидор серый волк
Я ф парасятах знаю толк!
Пых-Пых! Аткрывай щажже, и такда я абищаю тибя небольно выебать, c вазелином!» Недолго паразмыслив, так сказать взвесив фсе за и против, Пых-Пых решыл чта фсйотаки перспектива быть выебанным в жопу, даже с вазелинам, иму не прельщаит, и решыл пайти вабанк. Но, закрывая дверь пакрепче, он дапустил апрамечивую ашыпку, а иминна, паслал волка нахуй. Нельзя сказать чтобы сильна панравилась волку, и он без абъявления дальнейшей вайны, дунул что есть силы на домик Пых-Пыха, атчиво паследний разлителся в разные стороны. Парыф ветра был ниибатильски сильный, падобный тарнаде, каторыми славица другое ахуеннае царство, приахуеннае гасударство. Пых-Пыха эта нескалька напугало, атчиво он пригнулся и абнял голову лапами, как бы защищяясь ат стихии. Эта была фтарая ашыпка юнава наркамана! Волчара-пидарюга тутжы с разбега засадил иму на полшышки, и Пых-Пых, взвыв ат дикай боли, вырвалси и принялси бижать. Естествинна, к дому Бух-Буха. Па дароги валчара не атставал, и время ат времини присовывал Пых-Пыху, придавая иму дапалнительную скорость. …Бух-Бух токо дапивал свой завтрак и услышал данасящиеся крики, каторые ни магли иму быть низнакомы. Залиф винтом астатки бутылки пифчанскава, он пашол аткрыть дверь, чтобы разабраться ф чом дело и, может быть навесить каму пиздюлей, как в дом к ниму влител Пых-Пых с ахуефшыми глазами. «Ты кде такую дурь дастал!?»-паинтирисавался Бух-Бух, -«Дай папробовать, падонок бля!» Но закончить он ни успел, патамучто Бух-Бух тутжы принялся спешно закрывать дверь атчиво Бух-Бух пачуял ниладнае. Ишо сикунду патребовалась иму, чтобы дагнать ситуацыю до канца, кагда он услышал истощный вой волка и увидел разорванный анус друга.
Валчара схватил дубину и са фсей силы йобнул па бунгале Бух-Буха. Стекло не выдержало таково удара, дом рассыпался на мелкии кусочки. Ф следующюю сикунду уже Бух-Бух сумел аценить талщину хуя валчары и силу иво натиска. Друзья-падонки принялись бижать прочь, тачнее к дому Нах-Наха.А валчара ни атставал, время ат времини даганяя то аднаво, то другова, падтвирждая сваё сущиство пидара. Ахуефшые фканец падонки ничиво не магли притпринять, так как скорость агрессара была пачти как у Шума-Хера, да и мозг пацанов за лето паизнасился, стаф нипригодным для скорополительных ришений. Дарога к дому Нах-Наха была неблисской, и волк успел паразвлечься.
…Нах-Нах долго ни мок панять ф чом дело, кто это так арёт. Нетарапливо этат гандон припаднялся с пастели, нащюпал капытами тапачки около пастели, адел халат (как быстро свинья может стать аристакратом) и нитараплива (сцука) вышел на балкончик пасматреть ф чом же фсётаки дело. Увидев, он сначала придпачол протиреть глаза и фсглянуть ищо рас. Картина праисхядящива ат этава ни пастрадала, фсё так же мучились падонки, и кричали волку что поразвлёкся – и будет, а сранаму Нах-Наху, чтобы аткрыл дверь и фпустил их внутрь.
Нах-Нах не тарапился фпускать падонкоф внутрь, так как падазривал, что волк можыт тоже туда праскачить. Он ришыл попросить помащи извне, сделала пару званкоф па мабиле (вироятно спижженной ) и стал думать что же делать, пока помощь не пришла. Но крики падонкоф становились фсё ужасней, и он ришыл что если он падапрёт дверь капытам, аткрыф её нешыроко, то падонки смогут праскачить, а волк просто не пралезит в образававшыйся прасвет. Так он и сделал, а нашы читатели уже навирняка догадались, ф чом была принцыпиальная ашыпка Нах-Наха. Нисматря на то что умник фсё лето въйобывал на стройке, падкачал мускулатуру, мать-природа фсё же саздала волка жывотным сильным, лофким и нинасытным…
Волк, ёбнуф па двери, лофко забижал фслет за падонками в домик Нах-Наха и замир на месте. Он увидил то, что ниажыдал увидеть. Растерянный, вспотефшый и взъирошенный Нах-Нах стаял падпирал стену атлитеф фсторону ат удара волка по двири. Полы шолкавава халата от Чирутти струились па агалёоннай ухожыннай лапке. Щочки были толстенькими и румянинькими. Ф глазах читались страх, ужас, ненависть, но аднаврименна с этим и жылание. Волк медленна стал падхадить к Нах-Наху. Он не двигался, лиш паплатнее прикрыл халатик в области груди, да дыхание его учистилась. Ат ниво пахло дарагим партфюмам ат Хьюго Боса, что свило валчару с ума. Нах-Нах ждал. Иво глаза фпивались то ф бальшой, глаткий и влажный хуй волка, то ф иво бальшые глаза, то на мускулистую грудь. Волк фстал нипасредствинна перед Нах-Нахом и, (АХТУНГ!!!) паследний нилофко и ропко палажыл иму руку на талию а фторой лапкой стал трогать груть. После чиво дыхание уже абоих участилась, и ани слились ф долгам страстнам пацелуе. Нах-Нах присел нимного и стал сасать волчий хуй, причмокивая как паследняя шлюха с площади трёх вакзалоф. Дальнейшее действо происхадило бес свидетелей – Бух-Буха и Пых-Пыха, каторые беспяздыниибацца, никак не магли ажыдать такова паварота сабытьий и стаяли фканец ахуефшые.Тачнее сказать, то састаяние, ф катором ани прибывали, аписать трудно. Но никто из них не стал ривнавать волка к Нах-Наху или наабарот. Из спальнай данасились громогласные крики, чмоканье, фсдохи и так далее – читателю эта врядли будет интересно знать.
Паскольку хозяин долго не приходил, да и ждать его уже заибались, падонки парылись ф халадильнике, атрыли там кое палезное для сибя, а иминна три бутылки запатефшей водки и закусь. Решыли начать бес хазяина, тем более что он к ним не тарапился.
Дапиф третью бутылку, ани услышали шум. Это была абычная хуйня после третей бутылки вотки, но щум не только не прахадил, но и стал усиливаться. Первае придпалажение падонкоф, каторые к канцу третей бутылки забыли фсё плахое что праизашло с НИМИ, а на языке только и было что два пидара нашли друк друга, это то, что как раз ани ф спальне Нах-Наха стали использовать не то пылесос, не то матаблок. Многа версий и проста гы-гы-гыканий было апробаванна палонками, прежди чем фсё стала панятно. Аднаврименна в дверь и окна ворвались люди ф чорных масках, с афтаматами и гранатами и прочей хуйней и вежлива, наставив аружее на падонкаф, папрасили не двигаться, паабищаф, как фсигда бываит ф таких случаях, «пристрилить на месте как сабаку, йоптваюмать!» Другая группа уще штурмавала спальню Нах-Наха , аткуда крики палучились пастрашнее. Па мнению падонкоф, там ни абашлось без рукаприкладства, тачнее сказать, «прикладоприкладства». Кагда фсё было гатова, то есть Нах-Наха атарвали ат валчары, валчара был атпижжен, падонки уже заибалисть не двигаться, так как это, ва-первых, тижыло сделать после трёх бутылак вотки на дваих, а ва фтарых, оба хатели пассать, ф дом с таржествинной улыпкой вашол не кто иной, как министр па чиризвычайеым ситуацыям, сам Шойгу, каторый прилител ф галубом вирталёте. Закавав истикающиво кровью валчару в наручники, падонкам наканецто разришыли падвигаться и ани тутже съебалитсь пассать. А Нах-Нах сидел на диване и нервна курил. Из глас у ниво лились слёзы.

Глава III. «Награды нашли гироив».

Падонкам ничиво не асталось делать, как свыкнутья с мыслью, что у них в доме завёлся настаящий пидор! ( ну не выгонять же хазяина из дома в лютую стужу). Хотя он и был палезен тем, что фсикда убирал за падонками, мыл пасуду, гатовил и метался в магазин за воткой и хафчиком. А также стирал, гладил и всё такое. Но ф случае какойнибудь славесной пирипалки тутже начинал плакать. Падонки же для сибя ришыли, что адин рас-не пидарас, типа просто был сильный запор, ну и как бутто пасрали нитуда. Проехали. Весть а том, что валчару-пидара паймали бвыстра разнислась па фсиму раёну. Тёлки ламились пасматреть на гироеф-падонкоф (настаящей картины проишествия не знал никто). Зато эта история принисла сваи плады. Тёлки стали инакда им давать, ани были гироями. Нах-Наху тоже хатела дать адна блядища, толстожопая сучка, каторая работала в библятеке, но Нах-Нах атказался,сказав что устал и хочет спать. Ваапще эта история налажыла на Нах-Наха гаразда более глубокий атпичаток, чем на падонкоф. Кроме таво, что он взял на сибя фсе хлопаты по дому, он начил вязать и шыть, читать журналы типа «Бурда мода» ,«Я сама» и «Кул Гёл». Запиревшысь в ванне, падолгу тешыл сибя здаравеннай дилдою, но это не памагало. Каждый день хадил в Бутырку – насил передачи валчаре, но даже прикаснуться к нему Нах-Наху не давали. На свиданиях через перегородку ачко у Нах-Наха патело и чесалось, а у валчары вставал. Ф канце канцоф Нах-Нах не выдиржал, нажрался, угнал машыну и прямо на ней въехал в здание Бутырки. После этого Нах-Наху наконец-то разрешыли нармальное свидание с валчарой. Причом сразу на семь лет в опщей камере.
Кагда у падонкоф кончилась жрачки и чистое бельё, к которому ани привыкли за паследнее время, ани поняли что Нах-Нах кудато делся. Ани пазванили па 02, и там им сказали что Нах-Нах уже месяц сидит. «Не нести же передачу пидару!»-решыли падонки и забыли про Нах-Наха. Это в ачиридной рас показало их как настаящих падонкоф, и даже то, как волк с ними абашолся, не изминило в них ничиво. В доме стало пасвабоднее, и там стали часто проходить вичиринки. Вхадным билетом для падонкоф были шышки, а для тёлок – обизательство давать Пых-Пых и Бух-Буху. Аднажды даже пришла Анька Курникова, и друганы устроили с ней групповуху. А вот Максима Галкина на тусу не пустили даже с мешком шышек, западозрив в нём пидарастические наклонности, после чиво дали пиздюлей и атабрали на фсякий случай шышки. А кагда на тусы никто не прихпадил – сматрели парнуху и драчили па очириди. Сбылись самые несбытачные мичты падонкаф, чиво и тибе, читатель, жылаю.

Примечания афтора.

Каитус – от мед. «коитус» – половой акт ( абычно могут упатриблять батаны, каторые начмтались энцыклопедий и всякой такой хуйни).
Фастлав – от англ fast love – быстро паибацца – это кагда кончил и пашол па сваим делам, а не нада лижать в пастели и абнимаца как мудак. Асобнна щирокое приминение имеит при ебле в падъезде, лифте, машыне и других, в перваво взгляда не придусмотренных мистах.