Ох, и длинные же эти зимние ночи на крайнем севере. И ещё они там жутко холодные. Кто чем в это время на нем занимается... Кто спит без задних ног, кто любовь крутит напропалую, а кого вообще бессонница в плен навеки забрала. А кто-то просто бродит мыслями среди серых пушистых облаков…
  Вот и прапорщику Рэдбуллову в эту длинную ночь, не то, что бы не спалось, а скорее наоборот, ему очень даже хотелось спать. Хоть стоя. Но спать ему было никак нельзя, так как он сейчас был на службе, на службе во внутренних войсках. А внутренние войска тем и отличаются от всех остальных тем, что они всё время борются с внутренним врагом, всё время борются с ним и борются. Зачастую бесплодно.

  В этом мрачном, длинном при длинном коридоре, таком же длинном, как и зимняя серая ночь, вот уже почитай, как несколько десятков лет несёт он свою нелёгкую службу, работая охранником в тюрьме. За эти годы он истоптал этот длинный тюремный коридор вдоль и поперёк, тысячи раз отмерив его шагами в обоих направлениях, а за коим занятием немало и передумал…
  Вот и сейчас, что бы его черти взяли, не свалил тягучий сон, он медленно встал из-за стола и привычно побрёл себе вдоль коридора, одновременно прислушиваясь к разноголосым храпам зэков, которые гулкой и разнобойной трелью доносились из камер расположенных по обеим сторонам длинного коридора.
  В тюрьме строго режима «Бычий хвост» была глубокая ночь и его обитатели, в своём подавляющем большинстве крепко спали. Некоторые, правда, дрочили. Ведь зэк, как ни крути - человек, хоть и преступивший грань закона, а и ему тоже надо бы хорошенько выспаться. Или, хотя бы, удовлетвориться. Ведь завтра могут быть разные мероприятия, например, такие как: на допрос к «оперу» могут вызвать, а тот опять «крутить» начнёт, а если же заключенный, ниспавши, то и голова у него толком работать не будет, и кто его знает, как там потом карты лягут и как дальше дело обернётся. Что согласитесь, для зэка было серьёзно и немаловажно.  Так что зэки в тюрьме сейчас крепко спали, и видели три десятые сны… А прапорщик не спал, он мерил шагами коридор и думал:
- Да… почитай дежурство моё скоро к концу подойдёт, совсем немного осталось, а там домой, в чистую постельку. Мне это можно. Да и жена, наверное, давно уже заждалась, истосковалась вся и соскучилась… Да, и застолье меня ждет, не дождется…

  Рэдбуллов любил после дежурства нападать на жену и заниматься любовью, даже, несмотря на свой преклонный возраст. Но он ещё больше любил, в это самое время держать в руке пистолет, правда, заряженный холостыми патронами. И когда его начинало забирать, и всё должно было вот, вот кончиться, он нажимал на курок и палил в воздух
- Бах! Трах! Бабах! - громко раздавалось в их уютной двухкомнатной квартире, что, добавляло супругам много новых острых сексуальных ощущений… И прапорщику всё это так нравилось, а его жене особенно вставляло.
  Правда, как-то раз он перепутал холостые патроны с боевыми и попал прямо в люстру, та упала и разлетелась… И это было ещё круче! Жена кончила глубоким обмороком…
Но, это так, простое отвлечение мыслей.

  - А вот им… - возвратившись мыслями обратно в тюрьму и обведя быстрым взглядом камеры, что были по обе стороны коридора - Нельзя!!! – зло топнул ногой Рэдбулллов. - Им не положено. Вот, к примеру, заключенный Иванов из тридцать третьей камеры, что мне вчера сказал перед отбоем? Я ему черное, а он мне белое, я ему не положено, а он мне, на положено хрен наложено. Так и остался при своём мнении, вот поэтому он там, а я здесь! Видать, Иванов по своим законам живёт, и не совсем правильным – глубоко зевнул прапорщик.
  - Нужна, видать человеку тюрьма, нужна – вернулся он мыслями к действительности. - Что бы человек в ней посидел, о жизни своей непутёвой подумал, может быть - что и надумал. Ведь при любой власти в тюрьме всё равно, будет кому сидеть. Зэки сами по себе, сидеть, конечно, не будут, их охранять надо, вот и я, стало быть, без хлебушка никогда не останусь… - потянулся прапорщик до треска в позвоночнике.
Он добрёл до тридцать третьей камеры, ещё раз сладко зевнул, остановился и стал подозрительно прислушиваться…
Но из нее не было слышно никаких звуков, что показалось прапорщику очень странным и подозрительным...? Гробовое молчание его сильно насторожило. В прошлое дежурство зэк Иванов сопел, иногда переходя на тяжелый храп с переливом, а сейчас там стояла страшная могильная тишина…
  - Как так может быть? – подумал про себя прапорщик. - Может быть, там его давно уже нет, хотя по документам он должен быть - там… Ведь ему ещё долго «париться» - сопоставляя неоспоримые факты, тут же принялся размышлять Рэдбуллов, так как торопиться ему было совершенно некуда. А зэкам тем более, ведь зэк спит, а срок-то идёт.
  - А собственно, чего это я себе голову здесь ломаю, дай-ка лучше я постучу…- немного постояв, принял толковое решение прапор, и всё настойчивее и требовательнее стал стучать в дверь камеры.

  Иванов не храпел потому, что просто спал на боку, перевернулся он на бок во сне и храпеть перестал. И вообще он сюда попал, как сам считал, крайне глупо, нелепо, случайно и бестолково. Как последний лох.
  По жизни Иванов совсем не относился к тем людям, что зажигали звёзды, но он был весь из себя такой скользкий, прям, как угорь - его не за одно место не прихватишь, на него где сядешь , там и слезешь. А здесь вот нашла коса на камень.

  В этот раз Иванов с корешем «взяли» крутую тачку, и уже было «свинтили» на ней, как в моторе вдруг что-то сломалось, наверное, аккумулятор сел – не заводится, хоть тресни. А может «секретка» была на машине. Черт его разберет. Стали они тормозить попутку, что бы дотащить машину, но ночью никто не останавливался. А потом остановилась милиция – вот, подфартило! Елы-палы! Их взяли тепленькими, с поличным и «замели» подчистую. Но кореш успел шепнуть на ушко пару фраз и на допросах Иванов все взял на себя, а кореш пошел потерпевшим – якобы, Иванов взял его в заложники.  И вот Иванову  на горизонте замаячил вполне конкретный срок. Он и раньше бывал в местах не столь отдаленных, и от предположения, что с ним будет дальше, на душе у него дико заскреблись кошки. Он с лёгкостью бы сейчас поменял своё мрачное настоящее на «безоблачное» будущее. Но шансов выкрутиться у него почти не было, его везде, со всех сторон обложил следователь, как того серого волка, полностью перекрыв ему кислород красными флажками. И влепил Иванову советский суд пятнашку, а на зоне срок ему продляли и продляли за неподобающее поведение.  А пока Иванов высыпался, в надежде отвлечься и забыться мыслями от всего этого кошмара хотя бы во сне.

  - Иванов! – звеня ключами, стучал в дверь прапорщик. - Слышишь, Иванов?! Отвечай. Ты здесь или не здесь, сука рябая?! - Пинал ногой в дверь Рэдбуллов.
Но из камеры ничего не было слышно, было только одно гробовое молчание, которое повисло в душе прапора здоровенной занозой.
  - Иванов, сукин ты сын?! Так ты здесь, или не здесь?! А если ты здесь, то почему это ты - так страшно молчишь…?! А?! Иванов! Здесь ты, или не здесь…?! Так и раз так твою мать!!! - эхом разносилось по длинному коридору.
  - Да здесь я начальник, здесь… - с перепугу вскочил с нар Иванов. - Чо спать не даёшь начальник? В самый сон меня разбудил!
  - А я вот стою и думаю? Здесь ты, или же не здесь…? - начал было успокаиваться надзиратель.
- Да здесь я начальник, здесь, дай поспать-то? - уже молящим голосом запросил Иванов пощады.
Так прапорщик, убедившись, что заключенный на месте, опять не спеша, побрёл себе дальше по коридору. Потом он остановился, и, довольно потирая руки, улыбнулся себе в усы.
- А куда же ты ещё денешься? - сказал он самому себе, и именно эта мысль доставила ему огромное истинное удовольствие.
После, ещё побродив по коридору, он опять подошел к восемнадцатой камере, постучал и снова спросил.
- Иванов, ты ещё здесь…?!
- Да здесь я, здесь начальник, здесь, куда же я денусь?! Чо спать не даёшь? - уже начал закипать Иванов.
  - Да вот и я так думаю, куда же ты денешься-то, из подводной лодки…?
  - А раз ты здесь, то вот скажи-ка ты мне, пожалуйста, голубчик, чего это ты там делаешь? - опять улыбнулся себе в усы прапорщик. И тут Иванов взорвался и начал беситься:
  - Троллейбуса жду! Вот лежу на нарах и жду троллейбуса?! А то ты сам не знаешь и дуриком прикидываешься, что я тут делаю?! Срок мотаю! Делать мне больше нечего, как с тобой ночью лясы точить! Дай поспать!? - конкретно взбеленился Иванов.
- Иванов! - снова позвал его прапорщик.
- Ну, чо те… начальник!? Достал ты меня уже?!
- С Новым Годом тебя!
- Спасибо начальник! А подарок ты мне приготовил?! - терялся Иванов в догадках.
- Иванов! Держи женушку до утра… зашептал прапорщик, плотоядно хихикнув. Поманил жену и втолкнул ее в камеру. Сам побрёл себе дальше по коридору, навстречу новой жизни и новому дню, смутно надеясь на клевый подарок от жены, который ждет его под елкой после новогоднего дежурства.…

  После такого подарка остатки сна у Иванова как отрубило, их как рукой сняло. Было сейчас занятие и получше. Наяривая мясистую жену прапора, Иванов думал:
  - А все-таки, нет ничего крепче мужской дружбы…
А прапорщик Рэдбуллов тихо брёл и брёл себе дальше по длинному коридору. Приближалось утро, а утром его дежурство закончится. И домой гулять на всю катушку, за себя и за своего кореша. Встречать на этот раз год красного быка.
  И так вот эта история длилась почти уже тридцать лет и три года…