На следующий день за завтраком я включил телевизор на холодильнике и пока разогревались макароны с мясом, прокачал утренние информационные передачи. На первом и четвертом в студиях парились какие-то мерзкие твари с лицемерными улыбками; на московском ведущие нудно обсуждали городские дела, а вот на «России» очень симпатичная девица в коротком платье лезла с вопросами к какому-то пожилому актеру. Судя по ее репликам, актер был мегазвездой, но мне его рыло было абсолютно неизвестно. А вот личико дознавательницы напомнило кого-то очень и очень знакомую. А когда ведущие сообщили, что в гостях у Дарьи Спиридоновой был такой-то, я сразу вспомнил, как Вован говорил про Оксанку с ресепшна, похожую как две капли воды на Дарью из телевизора и что-то еще про блядскую улыбку… Да уж… какая-то, бляха-муха, атака клонов… Надо будет зайти сегодня на ресепшн и приглядеться к Оксанке.


***

На работе на меня свалилась нештатная загрузка, и я уж было совсем отвлекся от этой запутанной истории, как вдруг, забежав к секретарям закинуть документы для отправки курьером, столкнулся взглядом с Оксанкой. Она смотрела на меня из-за оборонительных  укреплений -  стойки и монитора – и улыбалась. Я отдал девчонкам бумаги, заполнил заявку на курьера и, облокотившись на стойку, спросил:
- Оксан! А тебе Вован не говорил, что ты похожа на Дарью Спиридонову с российских «Вестей»?
Оксанка перевела глаза на монитор и заелозила мышкой по столу. Потом пару раз клацнула кнопкой и насколько можно повернула ко мне дисплей с фоткой наитухлейшего качества.  Но без сомнения -  лицо девахи с фотки и Оксанкино  были тождественны.
- Калымишь на телевидении?
Оксанка засмеялась, сверкая зубами:
- Ага. На полставки. В утреннем эфире. Как раз успеваю приехать из Останкина к 9-00 в офис.
- Уф. – я смахнул со лба бутафорский пот. – хорошо, что вы с ней – один и тот же человек, а то меня уже высаживает тема, что вокруг одни клоны…
Оксанка притворно нахмурилась и с преувеличенной обидой спросила:
- Значит, ты думал, что я – клон Дарьи Спиридоновой? И вот кто ты после этого?
Неожиданный поворот событий. Никак не могу привыкнуть к тому, что девки из всего могут устроить скандал. Хорошо, что это шутка, а то не избежать бы мне участия в истерике-лайт.
- Ну, наверное, после этого я - параноик-шизофреник. Но ты сама прикинь – позавчера на концерте встречаю девицу, то-сё, разговорились. И она мне заявляет, что она – клон какой-то французской кинозвезды. Нормально, нет?
- Сумасшедшая. – Оксанка прищурила правый глаз, прикидывая, видимо, насколько можно считать крутым знакомство с безумной девицей-клоном. – Хотя есть тысячи людей-двойников знаменитостей. Каждый сходит с ума по-своему.
- Ну да. Только тут история сложнее. Это тебе не плюшевые Элвисы. Она не сама хочет быть похожей на знаменитость. Это ее крюк заставляет…
Тут на столе секретарей зазвонил телефон, и Оксанка протянула руку к аппарату.
- Слушай, Миш, у меня к тебе есть дело одно. Я как освобожусь немного – тебе позвоню – поговорим. Ок? – Она взяла трубку. – Добрый день. Оксана.
Я кивнул. Ответом было дерганье губами, имитирующее поцелуй. Вот так всегда бывает – то нет-нет, а то вдруг охапками… Девки повалили неожиданно как июльский снег. Впрочем, где-нибудь в Аргентине снег в июле – совершенно нормальная фигня.  Раздумывая – что у Оксанки ко мне может быть за дело – и надеясь, что это дело носит несгибаемо сексуальный характер, я двинул к себе на этаж.

***

Ближе к вечеру, когда нетерпение и любопытство только-только меня отпустили, позвонила Оксанка и предложила после работы пройтись пешком до Боровицкой и обсудить тот самый вопрос. Мы забили стрелку на углу Толмачевского и Старомонетного, который во всем нашем офисном центре назывался Староминетным, в районе половины седьмого.

Неловко, конечно, получилось, но на точку я пришел позже Оксанки. Она с увлечением жала на кнопки телефона и, вроде бы, совсем не скучала.
- Привет!
- Привет. – она запихнула телефункен в сумку. – К Боровицкой?
- Ага.
По Старомонетному то и дело проезжали машины. Мы дождались зазора побольше и зашагали в сторону Москва-реки.
Оксанка как-то мялась и  не знала с чего начать разговор. Молчать было тоже не ахти как удобно, и я для затравки спросил ее об отпуске. Оказалось, что в отпуск она идет через пару недель и уже написала заявление. Я в свою очередь рассказал, что собираюсь в выходные на «Роллинг Стоунз» в Питер. И беседа наладилась – Оксанка поделилась прошлогодними осенними впечатлениями от Северной Пальмиры, в которую ездила с подругой. Тут уже было совершенно органично спросить – а что собственно за дело вывело нас из замоскворецких переулков на водоотводный канал, Лужков мост, памятник Репину и еще к какому-то новому монументу, похожему на парад уродов:
- А ты говорила, что у тебя есть дельце какое-то вроде.
Оксанка взглянула на фонтан, мимо которого мы шли к Каменному мосту, и  начала объяснять, смущаясь:
- Ну, у брата моего… старшего… у него, короче, два ресторана. На Покровке и на Спиридоновке.
  Вот нет бы прямо сказать – «Миша! Давай займемся сексом», если уж воспитанным девушкам претит слово «ебаться», так ведь нет же – придумала какую-то фигню про брата, про рестораны… Ну, ладно. Сейчас было не самое подходящее время для борьбы с женской застенчивостью. А она все глубже влезала в рассказ о брательниковом бизнесе:
- …А ему клиенты начали жаловаться: ресторан круглосуточный, а ночью отношение к клиенту нездоровое – на второй этаж не пускают, администратор на жалобы не приходит. В-общем, надо придти в ресторан ночью, часа в два и проинспектировать – как у них идет обслуживание поздних клиентов.
Оксанка выговорилась, и почувствовалось, что ей стало легче. Вроде как пучит-пучит, да так, что пополам складывает, а потом продрищешься хорошенько - и  мир снова сверкает изумрудами. Чтобы помочь ей, я изобразил полное понимание ситуации:
- Он тебя попросил позырить как там и что, а тебе пойти не с кем? – может быть, я и не был безукоризненно деликатен в выражениях, но надо же было прояснить ситуацию вплоть до мелочей. – И ты зовешь меня?
Мы уже почти прошли Большой Каменный мост и остановились на площадке с видом на Водовзводную башню.
- Если ты не можешь – так и скажи. – Оксанка, само собой, понимала, что никто отказываться не будет - просто брала на понт. Но мне-то нужно было от нее признание, что она выбрала мою скромную персону для ночных посиделок в ресторане не просто так - с бухты-барахты, а осознанно и целенаправленно. Но, понимая всю нелепость таких притязаний, я забубнил, виновато пожимая плечами:
- Не… Могу, конечно, без проблем. Даже интересно – типа мы с тобой шпионы и работаем под прикрытием – разоблачаем шайку террористов… В ресторане, кстати, какая кухня?
Оксанка вмиг повеселела:
- Восточная. Значит, так. – Мы пошли дальше к метро.- Андрей (ну, брат) выделяет нам 10 000 рублей. Мы должны придти в 2 часа ночи и заказать какие-нибудь сложные блюда, но в пределах бюджета. Потом докопаться до какого-нибудь косяка и вызвать администратора. Потом история повторяется в следующем заведении. Встречаемся сегодня…
- Сегодня?... – такая шустрость меня несколько обескуражила. Не сказать, что я тяжел на подъем, но вот так, сразу, кавалерийской атакой, не люблю дела делать.
- Извини, не знала, что у тебя сегодня планы на ночь. – Оксанка надула опять губы. Понятно, что этот кукольный театр -  прессинг и блеф, но я по-прежнему вёлся как дебил. Эти девки - такие хитрые твари – облапошат в три секунды. Но быковать не хотелось - мне пришла в голову мысль, что ночь можно завершить при удачном стечении обстоятельств хорошим трахом (ведь не зря же затеяна эта катавасия с рестораном), и быстро включил заднюю:
- Сегодня как раз отличный день. Давай я за тобой заеду где-нибудь полвторого. Диктуй адрес.
Она жила на Полежаевке, проспект маршала Жукова. Я забил адрес и телефон в контакты. Потом мы решили прогуляться до Пушки, чтоб технично разъехаться по домам без пересадок. Где-то в 8 вечера мы разошлись: она - на «Пушкинскую», я – на «Чеховскую». Оксанка помахала  рукой и сказала, что от ужина лучше воздержаться – поберечь аппетит на ночь. Сожрать придется много.

****

Меня разбудил будильник. Вставать в час ночи было западло, и хотелось поваляться чуток, потому что глаза слипались и из койки  не вылезалось. За окном по жестяному козырьку  барабанил дождь, и энтузиазма он, как говорится, не прибавлял. Я позвонил напарнице по шпионским страстям и сказал, что выхожу. Она то ли не спала, то ли спросонья всегда свежаком, но бодро и совсем не сонно ответила, что начинает собираться.
Я оделся, прополоскал пасть и выдавив немного зубной пасты стал чистить язык. Когда щетка долезла до самого корня, блевотный спазм чуть не вывернул меня наизнанку, но я его удержал в брюхе. А потом вдруг зачем-то вспомнил лужу блевни у подъезда, и тут уж желудочный сок подскочил к самому горлу. Еле перехватив харч-десант, я выругался, снова прополоскал рот и, сплюнув, пошел на выход.

Выйдя из подъезда под дождь и открывая зонт, я не сразу понял, что происходит на тротуаре. Потом догнал – под пестрым зонтом какая-то девица огромной малярной кистью подправляла надпись про Иришку, любовь и огромное пламенное сердце. Художница была  вся в своей работе,  да и дождь молотил громко –  ее не потревожили  открывание-закрывание двери,  щелканье зонта и шлепанье моих шагов по мокрым ступенькам. Я подошел почти вплотную. Девица сидела на корточках задницей ко мне. Краска плохо ложилась на мокрый асфальт, и девчонке приходилось буквально тереть надпись кистью.
- Бог в помощь! – сиплым голосом мультипликационного волка пожелал я успехов в труде.
Девчонка обернулась и выпрямилась. Вот те раз. Соседка с верхних этажей. Мы с ней часто встречались в лифте. Мне сразу пришел в голову каламбур «соседка-отсосетка».  Как ее родители ночью из дома выпускают, маляршу-лесбиянку? Куда катится наша сраная планета… Розовая пантера, блин. Парней им, что ли не хватает? Такая маленькая а уже однополой любовью занимается. Шальные мысли-скакуны метались по непроспавшемуся мозгу в лихорадочном броуновском движении и всячески старались избегать конструктивной деятельности.
- Спасибо, - капли дождя разлетались в мелкие брызги на ее зонтике, сверкая в желтом фонарном свете. С кисти потянулась сопля белой краски. – А вы куда на ночь глядя?
- Нельзя спрашивать «куда». Дороги не будет. Надо говорить «далеко ли?» - назидательно вертя пальцем, ловко уклонился я от прямого ответа. – А ты чего тут наскальной живописью балуешься?  А я все думал – кто такая эта Ирочка, что ей на асфальте  в любви признаются… А тут такая подъездная Санта-Барбара… - и мысленно добавил: «лесбийская, блядь».
- Ирочка – это я. А вы – Миша из 142-й.
От удивления опустил зонт на плечо. По голове тут же побежали дождевые ручьи, и резко зачесалась голова. Одна красавица в зеркале собственного еблета не различает, другая по ресторанам в ночь-полночь водит малознакомых сослуживцев, третья – ваще отмороженная как трупик мамонтенка –  кентервильским привидением каждую ночь подправляет пятно на полу.
- Ты, чё ж, сама себе пишешь признания? А на вид вроде на сумасшедшую не тянешь…
Ирочка обошла меня и начала подниматься на крыльцо. От нее разило маляршей-молдаванкой. Кто-то, может быть, и любит запах краски, но лично я его не перевариваю. Мои родители постоянно делали в квартире ремонт и это, как говорится, «многое объясняет».
Девица сложила зонтик, поднесла ключ-таблетку к клавиатуре домофона и потянула ручку двери с видом избалованной, пресыщенной владелицы нефтяной империи.
- Вы, Миша, ничего не понимаете в мужской психологии. Спокойной ночи. – и вошла в подъезд.  Доводчик медленно закрыл за ней ворота замка.
- Спокойной. – пробормотал я, поднял зонт над головой и пошел в сторону Каховки ловить тачку. Интересно, знали ли консьержки про ночные забавы подъездной золотой молодежи или дрыхли, вообще не обращая внимания на бурный водоворот событий? Впрочем, я бы на их месте тоже бы спал. Ну не все ли равно – кто там чего выписывает на асфальте? В конце концов  - у нас свободная страна.

***

    На Каховке движение было вялое. Полторы машины в час, не больше. Моя торчащая рука ни у кого не вызывала приступа жадности. Хотя в это время все нормальные люди уже спят, а по улицам рассекают только бомбилы. Не успел я и подумать все эти мысли, как возле меня уже остановилась девятка с запотевшим стеклом. В ответ на победное  «Маршала Жукова» и купеческое «не обижу»  водила молча кивнул, я упал на шклявое сиденье и мы,  развернувшись, помчались в сторону Севастопольского проспекта.
    От нечего делать я разглядывал салон автомобиля – дребезжащая пыльная торпеда, какие-то проводки из магнитольского гнезда, рваный кожзам под ручкой КПП. Настроение, и так не бог весть какое, окончательно скуксилось от такого антуража. Ночные улицы я не мог разобрать сквозь мутное стекло – то ли водитель жалел бензина на печку, то ли она у него не работала. Как он различал дорогу сквозь туман и бешено прыгающие дворники – я, хоть убей, не понимал. Правда, бомбила  иногда, на светофорах, просовывал левую руку куда-то под сиденье, доставал тряпку и протирал небольшой участок стекла у себя перед носом.
    Когда мы съезжали с третьего кольца, мимо  шанхаистого Москва-Сити, я засек время  –  26 минут второго. В принципе, в графике. Наша поездка и дождь прекратились одновременно. Подъехав к оксанкиному подъезду, мы молча расстались с ночным извозчиком, обменяв 500  рублей на  всё тот же беззвучный кивок. Предлагать водителю девятки новый вояж было неосмотрительно - уж больно опасные приключения. А мне и без этих закавык достаточно переживаний на ночь. Вся эта затея с шпионской ресторанной инспекцией уже казалась мне ужасно глупой. Ведь не дурачье  же там работает – сразу просекут фишак – ведь такие ревизии, наверное, в ресторанном деле обычная рутина.
    Пока я размышлял и разглядывал двор оксанкиного дома, засаженный тополями и заставленный машинами как лефортовский тоннель в час пик, она сама уже собралась и вышла ко мне. Оглянулась и спросила:
    - А где машина?
    - Машину я отпустил. Хотя это не машина, а жуткий аттракцион. – Я аж поёжился. -Второй раз за ночь я его не переживу.
    - Тогда пойдем на проспект.
    На Оксанке были  туфли из полутора ремешков. По  лужам в таких топать –  промокнешь – к гадалке не ходи. Вот она дилемма – девчачьи мокрые ноги или риск погибнуть в убитом жигуле. Хотя я думаю, что многие девки выбрали бы второе. Лишь бы не простудиться  - от сырости у половины из них на губах вылезает мерзкая короста. Без вариантов.
    Взявшись  под руки,  мы, технично огибая лужи, вышли к проезжей части. Мгновенно рядом остановился старый пассат.
    - В центр, командир. Двести псят до Спиридоновки.
    - Идёт.
    Мы сидели на заднем. В фольксе было удобно и тепло. Не напрягали даже шняжные песни Авторадио. Оксанка елозила по велюру, пытаясь натянуть юбку пониже, но у ней ничего не получалось – колени и бедра белели в полутьме и прямо таки звали погладить их тщательно эпилированную поверхность.
    Водитель на светофорах оборачивался  и подмигивал мне, дескать «Ну ты чё, баклан, давай хватай ее за трандень! Не тушуйся! Дело молодое. Отсосет тебе прямо в пассате! Как леди Ди своему Додику!». Но чем шире ухмылялся этот весельчак, тем больше я стремался погладить девичий окорочок. Вся надежда была на ресторан – выпить, закусить… вобщем – ввязаться в бой, а там посмотрим…

    Машина остановилась возле кабака. В витринах были наставлены всякие восточные штуки – резные шкатулки, персидские ковры, бронзовые канделябры. Над дверями светилось неоном название «Исфахан». Я не успел как следует рассмотреть всю эту арабскую экзотику, как Оксанка выдала шоферу две сотни c полтосом и выпихнула меня из салона на пустую улицу.  Только где-то вдалеке, ближе к Садовому, бригада таджиков и бульдозер укладывали асфальт. В прожекторном свете их силуэты то ныряли, то выныривали из пара. Дорожники  как будто спецом выжидают  осадков, чтобы заняться ремонтом московских дорог.
    Я обошел машину и галантно помог даме покинуть лимузин и подвел ее ко входу, где охранник осмотрел наш внешний вид. Тут же от стойки бара отклеилась официантка и проводила нас за столик в углу.
    - Мы хотели бы сесть на втором этаже. – Оксанка принялась выполнять миссию прямо с порога заведения.
    - Извините, но ночью второй этаж не обслуживается. – Официантка терпеливо смотрела на нас – «какие еще будут  невыполнимые пожелания?».
    В принципе, ничего страшного. Мандраж перед неизвестностью понемногу ослаблял хватку. Сейчас сядем, поедим. Обслуживание будет великолепным, еда фантастической и никого не надо будет напрягать. Я посмотрел на Оксанку. Она улыбалась совсем не так благодушно – видно, собралась по честнухе отработать десятку косарей.
    Приземлившись за стол, я, очень кстати вспомнив правила бонтона, вежливо протянул меню своей напарнице. И тут же милая официантка принесла мне другое. Я быстро заказал стейк, салат и пиво. Потом огляделся – кроме нас  в зале была еще парочка – парень с девкой  Они тусовались в темном закутке под резным золоченым навесом. А рядом с нами компания из четырех персонажей накуривалась кальянами, но, судя по небольшой суете  видно было - скоро они снимутся с якоря. Я, признаться, был удивлен – не думал, что по ночам в будний день людишки любят пожрать. Но, видно, не зря кабаки работают «эраунд дэ клок» - хватает в Москве голодных лунатиков.
    Чтобы скоротать время, я сходил    помыть руки. Компания кальянщиков потянулась к выходу, а моя спутница так и не определилась – что она будет заказывать на ужин. Мне уже принесли вилки-ножи, пиво и салат, а она все водила пальцем по строчкам меню. Такими темпами трудно будет прошерстить два кабакевича.
    - Оксан, - я похлопал ее по коленке, - заказывай быстрее. А то скоро уж рассвет.
    Она откинула волосы со лба и заговорщицки склонилась ко мне:
    - Рассвет-не рассвет, а дело надо делать.
    Ну, дело, так дело. Я поковырял салат. Черт его знает, как ночью есть всю эту хавку. Аппетита не было, несмотря на отказ от ужина.
    Оксанка, наконец, выбрала чего-то. покрутила головой в поисках официантки и та бесшумно нарисовалась сбоку как привидение. Я даже растерялся – докопаться, похоже, нам совершенно не до чего. Заказ этой обжоры был как обеденное меню трех толстяков. Бесконечной чередой шли названия блюд персидско-закавказско-среднеазиатской кухонь: «мультук-кебаб», «тенгэ-ханум», «башлык-дольма» или что-то в этом роде. Понятным мне словом было только «плов». Ну и «зеленый чай», естественно.
    Когда официантка ушла на кухню пугать повара, я наклонился к Оксанкиному уху и зашептал, выдыхая пивную отрыжку:
    - Вот что, Ксюха! Дело такое – чтоб нас не раскололи, надо лучше шифроваться, согласна?
    Она кивнула.
    - Я тут придумал одну легенду. Короче, что за люди могут ходить по кабакам ночью? Это такие, понимаешь(сымитировал я ельцинский прононс), люди, которые вообще не могут расстаться ни на миг. Это страстно влюбленные…  - я чуть не добавил «без пизды», - персонажи, которые постоянно держатся за руки, не спускают друг с друга томных глаз и постоянно обжимаются.
    Оксанка молчала, и я продолжал наворачивать. Меня подхватило, крутило и тащило течением дальше:
    - Если мы сейчас же не начнем целоваться, то наша миссия прогорит как УВД Самарской области. Ты, конечно, скажешь, что ресторан – это такое место, куда люди ходят есть, а не обжиматься, но я тебе отвечу – по нашей легенде мы такие влюбленные, что вообще не различаем географии и краев в страсти не видим. Так что…
    Несмотря на то, что в этот момент официантка принесла мой телячий стейк с картофельным пюре и изящно выставляла его на стол, я разместился на диванчике с подушками поудобнее и обхватил Оксанку за талию. Надеюсь, что со стороны мы выглядели действительно как влюбленная парочка, а не как маньяк и его проголодавшаяся жертва. Жертва, кстати, вовсе не сопротивлялась, а довернув голову на 15 часов, всосалась мне в губы дерзким и совсем не конспиративным поцелуем.
    Не теряясь, я погладил ее бедро с внутренней стороны, и, уже совсем было добрался до трусняка, как вдруг почувствовал запах жареного мяса. Еле оторвав от себя голодную нимфоманку и шепнув ей, что для легенды пока достаточно, принялся за свое пиво, картофель и говядину…

    Так мы и продолжали – то обнимались и целовались чуть ли не с набитыми ртами, то ели, то сыто отвалившись на спинки диванов, зевали. Ночь приближалась к  трем, а у нас впереди был еще один ресторан, да и здесь мы не закончили нашего задания.
    Наконец, выудив очередной раз  мою руку из своего лифчика, Оксанка попросила у официантки счет и…
    - И позовите, пожалуйста, администратора. – голос ее был как у Робеспьера – непреклонно-стальным.
    - Хорошо, - ошарашено проблеяла официантка и скрылась в кулуарах за барной стойкой.
    К нам вышла приятная девица в строгом офисном наряде с любезным выражением лица. Я вообще не люблю когда геморят персонал, а на лице моей спутницы была такая кровожадность, что Черная Борода заскулил бы от восторга, и мне захотелось забиться под стол, чтобы не видеть экзекуции.
    - Мне не понравился ваш плов. – сухо сообщила инквизиторша. – Плов не должен быть таким. Плов должен быть другим!
    Я был в шоке – с такими предъявами нужно идти к самому Путину. Такие важные и самое главное обоснованные претензии не обсуждаются на уровне ресторанных администраторов.
    - Я передам ваше претензию повару, но…
    Невыносимое чувство неловкости заставило меня вмешаться и попытаться разрулить эти говнотёрки:
    - Лина! – я посмотрел на бэдж администраторши, -  девушка, конечно, ужасная придира, но мне хотелось бы сказать, что в салате мне попался песок… И я хотел бы… не в качестве критики… Я вообще-то человек неприхотливый, но в качестве пожелания… хотел бы попросить, чтобы салат промывали более тщательно или поменяли поставщика овощных культур…
    - Песок? – администраторша поняла, что попалась в руки сумасшедших приверед, которые сейчас будут медленно снимать с нее кожу, а потом так же медленно отрезать мышечную ткань по волоконцу, а когда мяса на костях не останется, примутся скоблить напильником по голым мослам, пока не насладятся своей садистской придирчивостью. – вам попался песочек?
    - Ну да, песчинки. Они очень противно хрустели на зубах.  А мою спутницу всерьез не воспринимайте. – Я перешел на доверительный шепот. – у нее менструальный синдром. Спасибо, что выслушали нас. Мы пойдем.
    Оксанка в это время невозмутимо совала деньги в кожаную папку со счетом. Уж не знаю, что там думала администраторша по поводу наших маневров, но никакой гаммы чувств на ее лице не отобразилось. Наверное, и не с такими капризулями приходилось общаться.

    Мы вышли на улицу. Ловить тачку на Спиридоновке ночью – все равно, что сидеть с удочкой над унитазом. На Бронной шансы были тоже невелики.  Идти надо было  к  Садовому.  Сориентировавшись по номерам домов, я направил экспедицию в верном направлении. Уже начинало рассветать, и утренний холодок приятно бодрил ослабленные недосыпом и жестким петтингом тела.
    - Слушай, Окс, а как тебя родители на ночь отпустили в эти, блин, приключения?
    Она зевнула и, покрепче обхватив мою руку, пробормотала:
    - Они на даче. В отпуске. Я одна дома.
    -А, может, не поедем во второй кабак, а поедем к тебе, например? – попытка ведь не пытка. Но обязательная и дисциплинированная девушка мотнула головой. В моей голове тут же зародился следующий вопрос:
    - А чего, брат тебя никогда не приводил в свои рестораны, что ли? Сдается мне, что это брехня. Давай выкладывай начистоту всю тему.
    Оксанка вздохнула:
    - Никогда не звал. Он - то в Марокко ездил за всякими штуками для интерьера, то дела какие-то решал. Он, скорей всего, и сам-то никогда в своих ресторанах не сидел…
    Мое любопытство было уже не остановить:
    - А на чем он у тебя так приподнялся? Нефтяную вышку продал, что ли?
    - Он не рассказывал. Но его 5 лет назад арестовывали, и мы с мамой ему в Бутырку передачи носили. С шести утра очередь занимали. Три месяца его там держали, потом отпустили.  А шили наркоту. Ну, у него были какие-то дела тогда. Но - видишь – ничего не доказали. Может, на наркоте и приподнялся потихоньку. Мы с ним мало общаемся. Он же отдельно живет. Иногда только приедет – племянника оставит и дальше куда-то… Да ладно. Ты лучше расскажи про ту девушку, которую заставляют внешность менять. Она красивая?
    Мы уже выходили на Кудринскую. Я поднял руку и через несколько минут к нам подъехал логан-такси. «На Покровку» - это уже был какой-то калейдоскоп тачек, улиц, адресов, водителей, машин…
     В машине я как мог связно рассказл Оксанке про Полину, про ее траблы и про странного ее друга с закидоном на  Кароль Буке. Оксанка только качала головой и хлопала глазами. Как всегда, женщины смотрят в самый корень сути вещей и явлений:
    - Как же она красится-то?
    - С трудом. Как еще?
    - Миш! А ты ведь ей обещал помочь… Может быть, ей от этого чувака надо бежать? А то она так совсем свихнется. Ты прикинь – если ее расстройство будет прогрессировать…
    Я не понимал, к чему она клонит. Но явно - у нее была какая-то идея. И доморощенная психопатологиня не заставила долго ждать:
    - Тебе надо с ней переспать, чтобы она думать забыла про этого своего Степана. – выдала она жестким как давеча с администраторшей голосом.
    Я вообще-то надеялся, что мне в эту ночь предложат переспать совсем с другой девушкой. Но озвучить эту мысль не успел – машина свернула на Покровку и резко затормозила у очередного «Исфахана».
    
    От оксанкиного демарша я немного припух и забыл не только правила бонтона, но и зонтик в машине (отсутствие девайса всплыло потом, задним числом).
    В полчетвертого утра и охранник, и официантка, и бармен, уже, наверное, совсем не рассчитывали на посетителей и тусовались возле стойки. Но с нашим появлением все взбодрились, рассосались  по боевым постам, и дальнейшее обслуживание в этом филиале кулинарной империи лично мне показалось безукоризненным. Впрочем, окопаться на 2-м этаже нам не разрешили и здесь. Хотя это было бы очень кстати – первый этаж просматривался из-за барной стойки как Лужники с Воробьевых гор, а мне не терпелось продолжить атаки на фасы оксанкиных редутов.
    После посадки Оксанка с важным видом начала разглядывать меню, как будто и не видела его полтора часа назад. Мне было все равно, что заказывать – в первом кабаке нажрался как минимум на полгода вперед, но ради блезиру задиктовал официантке какую-то «кунакхану» и кружку пива. После этого откинулся на подушки и, разглядывая, как моя спутница снова готовит каверзу для этого пищеблока, стал рассуждать про себя о ее странной идее насчет Полины: без сомнения ни одна девица в здравом уме всерьез не посоветует парню отодрать другую девку даже в психотерапевтических целях. На шутницу Оксанка была не похожа, на ебанашку – тоже никак не тянула. Оставалась одна версия – провокация. Подтолкнуть, так сказать, меня к решительным действиям в направлении совокупления. Тут же весь наш томный вечерок засверкал в совершенно ином ракурсе. Всё сказанное Оксанкой  - всё, что раньше казалось мне вполне светской беседой, вдруг совершенно четко превратилось в намеки на коитус.
    Я отхлебнул пива. Напарница отложила меню и чуток повернула голову в сторону бара. Оттуда немедленно материализовалась официантка, приняла заказ и заспешила на кухню. У меня созрел план летней кампании:
     - В туалет не хочешь?
    Оксанка с сомнением посмотрела на свою сумочку, дескать, не пришпилят ли ей ноги, и решила взять ее с собой:
    - Пойдем, сходим перед трапезой.
    В предбаннике туалета наша экспедиция разделилась на две штурмовые колонны: девочки налево, мальчики направо. Моя диспозиция предусматривала быстрое справление нужды, мытье-сушку рук и выход на исходные рубежи для атаки. Но жизнь, как говорится, вносит свои коррективы – струя оказалась бесконечной как у лейтенанта Дреббена из первого «Нейкд ган». Поэтому баловство с сушкой рук отменялось – лихо стряхнув и наскоро сполоснув пальцы, я выскочил в тамбур. Времени было в обрез – Оксанка  в юбке, а это раз в шесть уменьшает время пребывания дамы в нужнике по сравнению с джинсово-брючным вариантом. Когда за ее дверью раздалось щелканье замка, я обтер руки о рубашку и молча, в полный рост, без стрельбы и музыки вклинился боком в отворяющийся проём. Оксанка вздрогнула как лошадка, отпрянула к умывальнику и тут-то мои ласты обхватили ее талию.
    - Руки мокрые! – тихо взвизгнула любительница ночных приключений и попыталась упереться руками мне в грудь, чтобы избежать назойливого поцелуя. Но поцелуи и так не входили в мой план. Никаких поцелуев: одна рука на талии, одна – за плечи. Поворот на 180 градусов. Одна рука перемещается на грудь, другая соскальзывает на бедро под юбку. Одновременно работа корпусом – децл наклонить к умывальнику, а хуем потереться о  ягодицы для четкого обозначения направления главного удара. Если захочет целоваться – сама развернется. А то бывает, тянешься губами, а девица голову отворачивает как кошка от арбузной корки. Тут впечатление может сложиться, что ты ей гадок как плесень на абрикосе. Потом-то окажется, что у ней была дорогущая помада, которую жалко сцеловывать, а тюбик совсем закончился и образ  хрен восстановишь. Но кураж  будет уж совсем не тот. Поэтому безо всякой оральности я продолжал гладить упругое оксанкино тело. Она действовала тоже в полном соответствии с моей диспозицией, то есть не гоношилась, не отбивалась, а спокойно созерцала мою половую лютость в зеркале над  умывальником.
    - А если кто войдет?
    Девок в такой ситуации успокаивает только одна фраза:
    - Устроим групповуху. – Дыхание мое было уже горячим и прерывистым как у локомотива «Иосиф Сталин», так что никаких сомнений по повестке дня у аудитории не возникало. Моя рука уже вовсю наслаждалась покалыванием мягкой лобковой щетины сквозь кружевной передок стрингов, когда Оксанка сказала:
    - Ну, хватит тинтобрассовщины. Пойдем уже инспектировать.
    Но уверенности в  голосе не было, и я потихоньку потянул ее трусы вниз.  На то, чтобы стащить свои джинсы, надеть гондон и закрыть дверь на замок, ушли считанные мгновения.
    - Пока еда сготовится – как раз успеем. – и заскользил по  направляющим в горячую мягкую  штольню.

    ***

    После завершения инспектирования ресторанной сети, остаток ночи мы провели у Оксанки. Ехать ко мне - чуть ли не в два раза дальше. Тем более, что я мог спокойно выдвигаться на работу в том же виде, а ей надо было переодеться.  Пока доехали, пока помылись, пока потрахались – времени на сон уже не оставалось. Хорошо, что завтракать не надо было – брюхо натянулось от съеденного как кожа на барабане.
    Пока напарница приводила в ванной  себя  в порядок, я включил телевизор, нажал вторую кнопку и попал опять на интервью Дарьи Спиридоновой. Если бы я не знал, что передача идет в прямом эфире, а мою сегодняшнюю партнершу по грязным танцам зовут не Дарья, а Оксана, то я бы мог с уверенностью сделать заявление для прессы – «Дамы и господа! Сегодня ночью я выебал журналистку канала “Россия”!».
    Когда Оксанка вышла из ванной и принялась носиться по квартире в поисках  одежды и аксессуаров, я не удержался:
    - У меня такое чувство, как будто я сегодня трахнул телезвезду.
    Оксанка остановилась перед экраном и дождалась пока на экране всплывет ее двойница.
    - Хм. Да ей лет 29, не меньше. Ты вообще, что ли? – достав из шкафа какие-то тряпки, она побежала дальше.
    Вот ведь притягательность знаменитостей. Я потихоньку начинал понимать сумасшедшего дизайнера, доведшего свою подругу до шизофренических глюков. Одно дело – пялить простую никому не известную Глашу с Уралмашу, а совсем другое – селебрити. Кавергёрл. Мувистар. Я попытался проанализировать своё отношение к Оксанке – если бы она не была похожа на Спиридонову? И вообще – я эту Спиридонову увидел несколько дней назад. И с Оксанкой замутил вовсе не  из-за нее. Может быть, Степан  и крутит с Полиной из-за ее сходства с  этой Буке, но… На этом месте  размышления  невыспавшегося мозга были прерваны Оксаной, которая наконец-то собралась и накрасилась, а теперь, видимо, решала вопрос – как нам выходить из подъезда – вместе или по раздельности, а если по раздельности, то как мне об этом сообщить.
    Чтоб ей помочь, я деловито осведомился:
    -Конспирацию будем соблюдать?
    Она облегченно агакнула и, приоткрыв дверь, выпустила меня в тамбур, там я быстро справился с общей дверью и, чтоб не столкнуться ни с кем из соседей, ломанул по лестнице вниз. Рандеву наше должно было состояться на проспекте на остановке маршрутного такси.
    После вчерашнего дождя нещадно парило и чувствовалось, что будет гроза и даст еще просраться. Тут-то я и обнаружил, что забыл зонтик у бомбилы. Маршрутки шли к Полежаевке полные, но нам повезло – в одну удалось залезть. Разговаривать в переполненном  салоне было совершенно не с руки и я молча погладил оксанкино колено, чтобы она не чувствовала себя поматрошенной. Сам же думал, что в субботу старт в город на Неве.

    ***

    При пересадке на Чеховскую мы на всякий случай разошлись по разным вагонам и якобы случайно пересеклись на эскалаторе «Полянки». Конспирация уже почти дошла до стадии, когда пора присваивать клички. Как говорится, «я – Женя, подпольный псевдоним “товарищ Ксидиас”». Мне хотелось узнать, что Оксанка думает про всю эту сегодняшнюю кутерьму, но она как будто гоняла по черепу какую-то мысль, не дававшую ей спокойно переставлять ноги по замоскворецкому асфальту.
    - Миш, - наконец-то, поняв, что скоро уже покажутся двери нашего здания, а там спокойно не поговоришь, она ощенилась тревожившей ее думой, - а ты переспал со мной, потому что я похожа на эту тетку из телевизора?
    Вопрос не то, чтобы меня обескуражил. Он просто гвазданул меня по черепушке кузнечным молотом. Вот-те раз. Сама позвала меня на полуночные блядки с обжираловкой, изнасиловала в бабьем сортире, а теперь предъявляет мутную шнягогонину, пользуясь тем, что я сболтнул с утреца лишнего.
    - Оксан, - я нежно приобнял ее за плечи и поцеловал (по-товарищески, если кто-то из наших появится в переулке – типа встретил коллегу - поздоровался) в затылок. – я ж тебя люблю не за то, что кто-то на тебя похож, а саму собой. Ты - милая и красивая вне зависимости от каких бы то ни было сравнений. Но… - я придал голосу нотку беспокойства. – Я чувствую в тебе какую-то нездоровую ревность к женщине, с которой я даже никогда не пересекусь. А ты из моих рассказов о сумасшедших гоблинах, заставляющих девчонок изображать каких-то там никому не известных актрис, делаешь сумасбродные предположения!
    Оксанка обмякла. Видно, успокоилась. Главное теперь, чтоб не спросила как Буч  Марселуса Уоллеса: «а как мы с тобой теперь будем?». Но до офиса мы дошли без происшествий, если не считать того, что приходилось постоянно отскакивать от проезжающих машин, разбрызгивающих лужи.
    У самой двери, прежде чем разбежаться по этажам, я шепнул ей, что вечером позвоню. Нехорошо отодрать девушку и не позвонить. Лично я чувствую себя неуютно. Проще набрать номер и весело потрепаться о том - о сём. А там уж - как получится.

    ***

    Этот день я еле досидел на работе – от недосыпа был как вареный. Еле двигался и всю дорогу тормозил. Вечером на обратном пути я чуть не проехал свою станцию – уснул в поезде метро. Как ни крути, а ночная жизнь не про мою душу. Но, придя домой, я честно набрал оксанкин номер, но после десяти гудков решил, что она тоже никакущая - завалилась в люлю дрыхнуть и уже было собрался отключить телефон, как мой больной непроспавшийся мозг, сам не контролируя того, что он делает, послал импульс самому безбашенному из всех 20 пальцев. И тот, ничтоже сумняся, ткнул в номер Полины. В отличие от Оксанки, она взяла трубку на втором гудке.
    Делать было нечего и, проклиная цыганистый палец, я сказал:
    - Привет, Поль. Удобно говорить?
    - Привет, Миш. Нормально. Я на работе еще.
    - Мне тут один психолог посоветовал как с зеркалом твоим разобраться. – я сам был в ужасе от того, что говорю, но мозг, взвинченный бессонной, обжорной, протраханной ночью было уже не остановить, - ну, не с зеркалом, а… ну, ты понимаешь…с проблемой с психикой, в общем…
    Полина, чувствовалось, испытывала и любопытство, и неудобняк одновременно. Очевидно, говорить было все-таки не ахти как комфотно – кругом копошились сотрудники:
    - Подожди, я из кабинета выйду.
    Я представил как она грациозно отъехала на кресле от стола, поднялась и легкой походкой направилась в коридор, лавируя между торосов офисной мебели.
    - Внимательно слушаю.
    Я собрался с силами и выдал на-гора оксанкину идею:
    - Нужно, чтобы Степан не доминировал над твоим сознанием. Тогда оно освободится от зависимости, и ты сможешь выглядеть так, как сама считаешь нужным. А для этого… - моя пауза была как у Джулии Ламберт, - тебе нужно переспать со мной.
    Полина отреагировала хладнокровно:
    - Такая идея приходила мне в голову. Но я не считаю, что это единственное решение проблемы. В любом случае, спасибо за заботу. – голос стал мягче и веселее, - И за готовность пойти на жертвы ради меня. Приятно вам поколбаситься в Питере. Пока.
    - Пока, Полин.
    И мы положили трубки. Только теперь мозг запаниковал – а вдруг Полина расскажет Степану об идее антизеркальной терапии? Но паника продлилась пару секунд. Во-первых, вряд ли. А во-вторых, мозг уже практически спал.

Конец 2 части