То, что в этих числах или цифрах (какая разница как их называть), заложено нечто непостижимо-загадочное, даже мистически-фатальное, Жорик понял сразу, как только двадцать второго февраля тысяча девятьсот девяносто восьмого года, в двадцать два часа тридцать четыре минуты по московскому времени с заломленными руками был доставлен в сорок пятое отделение милиции.

Повод был совершенно дурацкий. Даже безобидный. Прощаясь с товарищем и заболтавшись на углу, закоченев и ещё более желая выговориться и закончить тему, очутившись в подьезде чужого дома и закурив для порядка - продолжили разговор. Не намусорив и не возмущая жильцов шумом, они с товарищем докурили, а затем подверглись задержанию тремя ладными милиционерами, ревностно выполняющими свой долг по охране общественного правопорядка. Вернее подвергся задержанию только Жорик, а товарищ благополучно убежал от милиционеров.

А тут ещё и найденный ментами в кармане Жорикового пиджака откуда-то взявшийся окурок сигары, принятый ими за наркотик. И спорить с ними было бесполезно. Так и записали в протоколе: "В левом кармане пиджака обнаружено лёгкое наркотическое средство, завёрнутое в целлофан". Число, подписи понятых и всё такое прочее...

А когда спустя десять часов от момента задержания Жорик оказался на улице, изрядно избитый, ещё более уверовал в колдовские силы чисел и цифр. Пятеро мерзавцев избили его повторно, тут же, прямо у сорок пятого отделения милиции.

И потом покатилось всё, понеслось...

Его родная тётка оказалась в больнице, в инфарктном отделении. Третий этаж, палата номер четыре. Отец Жорика удивлялся и ломал голову, почему это сестра лежит в инфарктном отделении на третьем этаже, а её колют в живот три раза в день и живот имеет чёрный цвет с зелёно-фиолетовым отливом. Но он видимо не постиг в своё время всех тонкостей отечественной медицины, вот теперь и сходил с ума, пытаясь ответить на вопрос, ответа на который не знали и сами врачи.

Тополя и акации соревновались в умении мусорить и вредить немногочисленным дворникам, люди яростно чесали носы, а страдающие аллергией граждане сопливили и покрывались красными пятнами. В законные права вступала цветущая амброзия.

Летели в мусорную корзину листки календаря. Понедельник - двадцать девятое. Вторник - тридцатое. Среда – уже первое. Числа или цифры сменялись, перемешивались, путались. Жить становилось трудней и дороже. Буханка хлеба стоила уже десять рублей.
Колхозники без колхозов освоили мобильные телефоны и теперь ни у кого не вызывало восхищение наличие сразу нескольких СИМ карт различных сетей в дырявом бумажнике или  в просто кармане, провонявшемся дешевым табаком. Народ учился экономить и скоро изнуряющую городскую духоту должны были сменить затяжные дожди.

Жорик неожиданно исчез из города ровно в двадцать два часа тридцать четыре минуты по московскому времени. Злые языки говаривали, что он подался в тибетские монахи, несмотря на невыплаченный кредит. И случилось это двадцать второго ноября того же тысяча девятьсот девяносто восьмого года. С тех пор его никто не видел.

Значит, в этих числах чего-то такое имеется...

2008

Степан Васильевич Ублюдков

Tweet