глава 4. http://www.udaff.com/creo/84384.html

Я лежу на скамейке и мучительно долго подыхаю, как попавшая под колеса шелудивая псина. Не думаю, что заниматься этим на Родине, под среднерусской березонькой, было бы кайфово и феншуйно, но отбрасывать копыта на чужбине и под пальмой – особенно тошно. Этой ночью наконец-то «похолодало» аж до +27 (все-таки зима на дворе), но я зябко кутаюсь во все свое тряпье. Меня колотит в дичайшем ознобе. Моя собственная температура второй день за сорок.

* * *

Ассоциации русского человека со словом «парк» не имеют ничего общего с суровой реальностью Юго-Восточной Азии. Выжить в здешнем парке оказалось сложнее, чем я рассчитывал. Я белый цивилизованный человек, и предпочитаю чистые кондиционируемые помещения. Я не коммандос и не местный житель, поэтому не привык спать в слегка окультуренных джунглях. Завидую соседям-старожилам, которые мирно посапывают на соседних лавочках.

Огромное счастье, что тут нет кровососущих насекомых (инсектициды?). Но с деревьев на меня непрерывно сыпется всякая чешуя – чтобы сороконожки и древесные тараканы не попадали в рот, в волосы и за шиворот, я прячу голову под раскрытый зонт (первые дни у меня нет своего тента). Какие-то загадочные твари ночь напролет беспардонно верещат и нагло шастают в паре метров от меня. Определить по голосу, что за зверюга его издает, совершенно невозможно. Помнится, очень давно (в прошлой жизни) мы, тогда еще обычные русские студенты по обмену, душевно пили всю ночь в похожем месте. Внезапно из темноты, со стороны пруда, заревел бегемот. По синей волне мы азартно подорвались его ловить. Мы вымокли, протрезвели, устали, извалялись как свиньи в грязи, но бегемота так и не поймали. Каждый раз, стоило нам приблизиться, эта хитрая жирная скотина ловко ускользала, как ниндзя, бесшумно проходя сквозь бамбуковые заросли. Словно издеваясь, он могучим рыком заманивал нас все дальше и дальше в воняющую тиной слякоть. Нам даже не удалось толком его разглядеть в кромешной мгле – мы потом долго спорили о его размерах, цвете и комплекции. Лишь через пару лет я узнал, что голосом бегемота кричит крохотная травяная лягушка во время брачного сезона.

* * *

Самое кошмарное – это не шум и буйная фауна, а ВЛАЖНОСТЬ и ДУХОТА. В городе и днем она переносится легче, чем в лесу и ночью...  Короче, я сам виноват. Измученный безумной жарой, я слишком часто остужал голову под ледяной водой из питьевого фонтанчика. Заходил в ближайший супермаркет и блаженно замирал под струей замогильного холода из включенного на полную мощность кондиционера. Добавив к этому стресс, недосып, постоянное нервное напряжение и манию преследования (я до сих пор не уверен, что выбрал «правильный» парк и нахожусь в безопасности), получим закономерный результат – болезнь.

Будь я в России, я бы давно набрал в аптеке антибиотиков и противовирусных препаратов. Но в здешних аптеках свободно можно купить только клизму, пластырь и градусник. Все остальное – по рецептам врача, включая паршивый анальгин. Даже болеутоляющее и снотворное вне закона. Что там говорить – в государственном языке «наркотик» и «снотворное» обозначаются одним словом, примерно как «drug» в английском. Самолечение здесь не в почете, и болезные туземцы по каждой ерунде бегают к эскулапу. Медицина платная и очень дорогая. А кто-то говорил, что круче всех в мире живут юристы.

У меня полно денег, но я не рискую обратиться за медицинской помощью – тут не существует анонимного приема для инострацев. Интересно, найдет ли меня Черная Королева, если я засвечусь у врача? Этого я не знаю. Решаю, что лучше перебдеть, чем недобдеть.

Иногда мне кажется, что моя осторожность превращается в паранойю.

Я не могу получить рецепт, не могу купить лекарства. В голове рождается безумная идея – купить у черных ствол и ограбить аптеку. Хватает ума не рассматривать ее всерьез.

Сквозь морок я слушаю булькание чайника и негромкую беседу неподалеку, на неизвестном мне диалекте. На слипшихся от гноя веках пляшут отблески пламени. Вот по хрустящему гравию приближаются чьи-то шаги, и тень закрывает от меня свет костра. Как вий, пальцами разлепляю глаза. Незнакомый парень с козлиной бородкой молча протягивает большую дымящуюся чашку. Не задавая лишних вопросов, я с трудом приподнимаюсь на локте, беру чашку и медленно выпиваю горький как полынь напиток. И в следующую секунду проваливаюсь в бездонный водоворот.

* * *

Я снова вижу себя в том подвальном интернет-кафе. Декоративный вентилятор под потолком лениво перемешивает густой воздух. Накурено так, что можно вешать топор. Осоловевшие малолетки и старые пердуны с красными глазами режутся в безумные RPG, смотрят порно-фентези, просто спят, уронив немытые патлатые головы на липкие клавиатуры. Мусорные корзины забиты банками из-под кока-колы и коробками от сублимированного рамена.

На экране моего компа – шахматная доска. Я обдумываю следующий ход. Через два кресла от меня сидит парень с длинным тубусом за спиной. Я знаю, что у него в тубусе. Не так давно такой же был у меня. Но меня разжаловали до пешки и выдали бесполезный табельный стилет. На мониторе у парня – такая же шахматная доска. Нам с ним нечего делить, поэтому мы не обращаем друг на друга никакого внимания.

В горле пересыхает, и я отхожу к автомату купить зеленого чая. В помещение входят двое старых знакомых – мужик в мятом костюме и пацан с дредами. Парень вскакивает, роняя кресло. Молниеносно срывает с плеча тубус и выхватывает из него катана. С воплем бросается на вошедших. Гончие синхронно вскидывают по два UZI, и четыре очереди отшвыривают парня на стеллаж с комиксами. Взрываются мониторы, воздух наполняется клочьями бумаги, блестящими латунными гильзами, пластиковыми щепками, брызгами крови и ошметками плоти. Геймеры и чатеры с криками прячутся под столы. Отстрелявшись, парочка небрежно роняет пустые обоймы на пол. Не торопясь вставляет новые. По-пижонски, с сухим хрустом одновременно взводит затворы, уперев рифленые ползунки в край столешницы. Затем они разворачиваются ко мне. Шансов спастись нет. Даже будь они безоружны – убежать от гончих физически невозможно. Они способны на такое, что не снилось олимпийскому спринтеру.

Я задумчиво продолжаю пить свой чай. Не так важно, как ты жил, важно как ты сдохнешь. Позорная недостойная смерть перечеркнет любую праведную жизнь. Я спокойно смотрю в их пустые азиатские глаза. Я готов. Но гончие прячут свои UZI, молча проходят мимо и исчезают в дверях. Если они и узнали меня, это никак не отразилось на их лицах.

Сегодня они приходили не за мной.

* * *

Я просыпаюсь в холодном поту, сердце бешено колотится. В ушах все еще звенит от грохота выстрелов, я даже чувствую кисловатый запах селитры. Ничего не скажешь, весьма яркий и динамичный сон в стиле Джона Ву. Максимальный адреналин и эффект присутствия. Некоторое время я сижу в ступоре – не могу понять, что из увиденного было моими воспоминаниями, а что домыслил мой воспаленный разум.

Я внезапно замечаю, что у меня ничего не болит, и нет жара. Я чувствую лишь дикую слабость и, впервые за много дней, голод. Сглатываю слюну – горло в полном порядке. Скидываю насквозь мокрую ветровку и медленно сажусь. Кружится голова, но на этом неприятные ощущения заканчиваются.

Светает. Забыв про конспирацию, я бездумно бреду по улице, и от меня испуганно шарахаются редкие прохожие. Неудивительно, ведь я только что вернулся с того света. И, как любой оживший мертвец, я страшно хочу жрать. С трудом доползаю до круглосуточной кушалки, падаю на стул и молча наугад несколько раз тыкаю негнущимся пальцем в меню.

Я не знаю, каким адским иммуно-модулятором меня напоили, но на следующий день я был как огурчик. Через неделю я случайно встретил своего спасителя. Я кинулся к ниму как к родному, разулыбался во все 29 зубов, церемонно расшаркался и рассыпался в цветастых благодарностях. Парень с козлиной бородкой посмотрел на меня с недоумением и сдержанно кивнул.

Спасти чужую жизнь считается среди бомжей чем-то само собой разумеющимся, не требующим благодарности.

* * *

Я оклемался, научился засыпать в дикой духоте и под оглушительный звон цикад, более-менее адаптировался к жизни в столь необычных условиях. Но до возвращения домой еще очень далеко.

Tweet