В самый разгар корпоратива трогает меня шеф за плечо и говорит:
– Ты как, Семёнов, всё ещё в мэрию прорываешься?
Я говорю: а то! Что ещё сказать?
Восьмой час гудим. Речей и водки давно поубавилось.
Шеф говорит:
– Через двадцать минут приедет Иван Савельич! Я ему про тебя, дурака, уже два раза намекал: мол, человек свой! Дисциплинированный... И язык хорошо подвешен. Он после старого Нового года в Москву собирается, на коллегию министерства. Может тебя с собой захватить. В качестве референта. Смотри, пойдёшь на повышение – меня не забудь!
...
Я из всего из этого, по правде говоря, мало что понял.
Шеф, он вообще гнида мелкая – любит изъясняться загадками!
Судите сами. Танцую я белый танец с его интимной подругой.
Еле уговорил! Ничо такая... Валентиной звать.
Старая, правда – уже под сорок, но есть на чём душу отвести!
Ущипнул её нечаянно, за складочку такую на бёдрах. Валя только и делов, что улыбнулась. А шеф, с какого-то хуй пойми, трясёт пальцем и рычит, как дедушка Ленин ходокам: у-у, шалунишка!
Интересно, с кем это он разговаривал?..
...
Проходит полчаса. И вот появляется Иван Савельич. Но не с супругой своей, известной грымзой, а с одной только кожаной папочкой. Усаживается в директорском кресле.
Подходим мы с шефом к дверям его кабинета. Шеф мне и говорит:
– Не робей, Антоха! Тебе скоро уже тридцать стукнет. Красавец-мужчина, кровь с молоком! Чего тебе в экспедиторах-то штаны протирать? Не бзди, короче, пацан – прорвёмся! Главное, угождай Иван-Савельичу во всём потактичней!
Он, знаешь, явных-то подхалимов не любит, а тайных так просто обожает...
Я опять из этого мало что понял.
Затошнило только слегка от этой «крови с молоком».
Экая мерзость! Ну, чего в ней красивого?!
...
Иван Савельич сперва взглянул мне в глаза. Помолчал, потом спрашивает:
– Готов, Антоша, к государевой службе?
Я опять говорю: а то!
Смотрю, Иван Савельич кивает головой одобрительно.
Краткость, мол, в речах уважаю. Потом говорит:
– Служба, она, браток, тово... Дисциплину любит, и чтоб язык за зубами. Кстати, зубы как у тебя? Высунь-ка язык!
Я показал ему зубы и высунул язык.
Ничего себе, думаю: годен к нестроевой...
...
Он говорит:
– Бывают поручения явные, а бывают и тайные... Справишься?
Я опять говорю: а то! А сам думаю: отравить, что ли, кого надумал, старый пень? Так пусть накормят жертву беляшами из нашей рюмочной, под палёную водку...
Сам от гастрита загнётся, в кошмарных муках.
Он покопошился внизу, под столом. Потом говорит:
– А ну, иди-ка сюда... Посмотри, чего у меня!
...
Ну, хрен его знает... Одному в гараже, помню, яйца как-то «молнией» защемило! Неудачно так поссать вышел. Мы всей компанией бились – даже пассатижами ничего не смогли сделать. Митяй уже кричит: скорую вызовем! А этот дурошлёп: скорую не надо, они сразу ампутируют... Спасателей давайте!
У него к тому времени, походу, гангрена уже наметилась.
...
Хорошо, жена его в гараж завернула – коллектив пришла разгонять! Нагнулась к нему в штаны. Чего-то там ногтями да зубами помяла...
Спасла, в общем, пацана от верной смерти.
Ладно, заворачиваю я к столу. Смотрю, а он брючки-то свои шерстяные приспустил! И трусы эдак вот ловко подвернул... В общем, стоит у Иван-Савельича посреди седоватых кустиков невзрачный такой хуишко. И даже покачивается, гад!
Иван Савельич ласково смотит на меня и кивает к себе в штаны: давай, мол!
Я, всё ещё по инерции, наклоняюсь к нему...
Начальство же! Ну не дойдёт до меня никак, чё надо-то! Выпили же, говорю дак...
И представляете! Нет, чтобы как у людей – ссаными тряпками несло!
Прёт вовсю от этого пидараса пачулями и розовым маслом!
...
Я откуда про пачули знаю? Зинкин свояк у меня в парфюмерии охранником подсерается. Наловчился вечерами пробники с полки утаскивать! Надарит девкам, те и рады. Потом приходит к нам. Я один, с мамой живу... Кинем с ним по полторашке конины, мама борщу нальёт – он и давай мне лекцию на парфюмерные темы затирать.
Ну на кой, спрашивается, мужику в духах разбираться?..
Однако вот сподобился, всё-таки.
В общем, как стоял я внаклонку возле колен Иван-Савельича, так ему в расстёгнутые штаны и блеванул! Да крепко так – от полноты душевной. Чем-то красненьким... Как говорил один советский писатель: чем ни закусывай, всё равно блевать приходится винегретом! Нечасто, но проверял. Истинная правда.
Иван Савельич выпучил на меня глаза и затрясся весь, аж посинел.
Потом как заорёт:
– Вон отсюда! Пиздюк ты этакий!!
...
Шеф на крик в кабинет сразу вломился! Думает, может, я пиздянок кому по пьяни ввалил... А кому тут вваливать, если в кабинете только я да Иван Савельич?! Разве что шефу при случае наебнуть... Кстати, дельная мысль!
Запишу потом, чтобы не забыть.
Иван Савельич встал, вышел из-за стола, а я так и продолжаю стоять внаклонку. Как будто милостыню выпрашиваю... Ну, опомнился, разгибаюсь кое-как. Рот вытер.
Душевно всё получилось. Проблевался по полной, а в кабинете – никаких следов!
Иван Савельич говорит шефу:
– Я всегда знал, что ты дурак! Но не мог представить, что такой олух!! В общем, срочно отыщи мне другой костюм... где у вас туалет? А, помню...
И вызови мне машину!
Кстати, чтоб потом не забыть: вы оба уволены! Пикните только что-нибудь, я вас по судам за клевету затаскаю!! После Нового года – чтоб заявления мне на стол!
Теперь всё. Вон отсюда, скоты...
...
Ну, я-то ладно. Свояк меня в охрану грозится пристроить.
А шефа – даже в винный,  грузчиком – никто теперь брать не захочет.
У Иван-Савельича длинные руки.
Не то, что хуёк!

Tweet