Привокзальная площадь хорошо просматривалась с того места, где он стоял. Небольшой сквер напротив здания вокзала, вход в него, вертушка служебного входа, выходы с перрона – все находилось под пристальным взглядом хмурого человека в кожаной куртке, стоящего под зонтиком в этот непогожий осенний вечер.
    Мимо проходили бомжеватого вида люди, кутаясь от дождя и ветра в свои убогие одежды. Кто-то собирал бутылки, кто-то, засунув руку в мусорный ящик, копошился в поисках лишь ему ведомых благ. Люди, которым нечего терять и не на что надеяться, они заполонили все вокруг. 
    БОМЖ. Без определенного места жительства. Какая точная аббревиатура. Нет дома, нет собственности – ничего нет в широком понимании этого слова. Дом – порванный матрац в подвале. Собственность – пара рваных пальто, да пакет с бутылками. Без семьи, без денег ходят убогие старушки в своем тряпье прося милостыню. Где твои дети, бабуля? Почему ты не воспитала их?
      Милицейский патруль, прохаживаясь вдоль сквера, вяло взирал на вверенную ему территорию. Они пройдут по аллее, выйдут на перрон, пройдут вдоль путей и вернуться в дежурку допивать самогон. Через полчаса все повториться снова. Доблестные стражи порядка. Какая почетная должность…
    Человек под зонтиком всматривался в лица и фигуры прохожих, пытаясь обнаружить в них знакомый силуэт. Длинные рыжие волосы, черные брюки, зеленое пальто, зонтик в левой руке и спортивная сумка в правой – довольно-таки подробная ориентировка, с которой можно без труда узнать человека. Тем более что он уже однажды видел её в лицо. 
    Человека под зонтом звали Алексей. А может и не Алексей вовсе, последнее время слишком много у него было имен.
Леха оказался в этом городе впервые, но все вокруг было до боли знакомо. Обшарпанное здание, давно не видавшее ремонта, разбитые часы над входом и надпись «ВОКЗАЛ»… таких полно по всей стране. А местное население, давно переступившее порог бедности и обреченное доживать свой век в нищете, только дополняло внешнюю разруху зданий, наводя удручающий ужас на тех, кто понимает. Такой ты уж стала Родина. Прости, что не спас тебя…
    Часы высветили 19:45, но поезд не шел. Если верить графику, висящему под ржавым навесом около выхода на перрон, он должен был прийти пять минут назад. Но стоит ли верить пожелтевшему от старости, потрепанному ветром и промоченному дождем клочку бумаги и сопоставлять его данные со временем прихода железного гиганта? Да и опоздание в пять минут вполне приемлемо даже для междугородних поездов, не говоря уже о поездах пригородных. Он придет. Он обязательно придет. Алексей верил в это. Он это знал.
    Дождь усиливался. Пузырьки в лужах становились крупнее, а отражения более расплывчатыми. Свет луны, еле пробивавшийся сквозь тьму облаков, становился все тусклей. Вскоре он исчез вовсе. Не прячься, Луна, посмотри на нас – какими мы стали… 
Под навесом автобусной остановки сидела полукругом кучка подростков. Звонко разливалась по пластиковым стаканчикам мутная жидкость. Тамада в потертом бушлате закончил свое дело и поставил трехлитровую банку под скамейку на которой сидел. Произнеся тост он ухмыльнулся беззубой улыбкой и всеобщий недоразвитый гогот, не имевший с человеческим смехом ничего общего, разнесся по округе.
- Давно сидят. – Алексей взглянул на мириады окурков и туберкулезных плевков вокруг.
Чей-то заунывный, пропитый и прокуренный голос хрипел под звуки расстроенной гитары: 

Владимирский централ,
Ветер северный.
Этапом из Твери,
Зла не меряно.
Лежит на сердце тяжкий груз…

-    …груз… Где же груз? – Алексей взглянул на часы – 7:56.

Алексей никогда не волновался. Алексей никогда не удивлялся. Жизнь разучила его это делать. Может где-то в глубине сознания фибры души его были возбуждены, но внешне он был абсолютно спокоен. А о способности удивляться и говорить не приходится – его трудно было чем-то поразить. Если бы сейчас к примеру с неба упал поезд, и из него вышла женщина с зонтом и сумкой, то он просто бы взял у нее сумку и ушел как ни в чем не бывало. Спокойно и без эмоций.
Хотя, вряд ли бы он ушел просто так…
Внутреннее напряжение, усталость от бессонных суток, проведенных на ногах, давали о себе знать. Лицо горело адским пламенем. Покрасневшие от ветра и безустанной работы глаза его слезились. А по лбу медленно скатывались капельки пота.
Алексей сложил зонт и запрокинув голову назад, подставил лицо под проливной дождь.
Капли, холодные и животворящие, скатывались по его щекам, лбу, волосам и исцеляли его. Их освежающий холод снимал жар и усталость. Стук в висках ослабевал.
Алексей закрыл глаза и все вокруг закружилось. Мысли путались, а перед глазами плыли неясные очертания того, что пару секунд назад еще было окружающей действительностью.     
Цветные круги, словно салют, то и дело вспыхивали вокруг белоснежного трехэтажного здания, на котором неоновым светом горела знакомая надпись «ВОКЗАЛ». Сквозь зелень листвы цветущего напротив сквера пробивались лучики солнца, озаряя своим светом людей, неторопливо прогуливающихся по аллее, вселяя тепло в их души и сердца. В унисон пению птиц, разносился по округе детский смех. А молодые мамы – воплощения женской красоты – о чем-то оживленно беседовали, любуясь на своих чад.
В воздухе стоял какой-то странный, но очень знакомый запах. Алексей точно не мог припомнить, о чем именно он ему напоминал, на что был похож, где он раньше чувствовал его, веющего чем-то далеким, давно забытым, но в то же время очень родным, близким, тем, что напоминало ему о далеком детстве, о прекрасных, но безвозвратных мгновениях прошлого. Такой сладкий, еле уловимый запах, который можно не только почувствовать, но и попробовать на вкус. Он мягко проходил по горлу, проникал в легкие, обволакивая их подобно дыму сигареты, а во рту оставлял сладковатый привкус шоколада.
Мягко, постепенно и незаметно для окружающих, запах овеществлялся, превращаясь в туман.
Туман постепенно скрывал все вокруг, становился гуще и темнее. Скоро все исчезло, и лишь электронные часы над входом вокзала своим кислотно-зеленым светом пробивались сквозь дымку: «19:40».
К перрону подъезжал поезд. Свет окон описывал его размытые очертания.
А в голове Алексея звучала музыка. Она исходила изнутри, из глубин мозга. Все вокруг раскачивалось в ее такт, становясь с ней единым целым. Предметы, деревья, здания, запахи, люди, мелодия в голове Алексея, да и он сам теперь стали одним существом. Одной розовой туманной массой, которая  раскачивалась в такт мелодии и медленно расступалась перед открывающимися дверьми прибывшего поезда.
Легкой, прозрачной и призрачной походкой из вагона вышла она. И не касаясь земли, медленно поплыла по туманному коридору. Сквозь разрез длинного темно-зеленого пальто были видны обнаженные ноги. Ее ступни мягко приподнимались над землей, неся ее навстречу Алексею. Вот она. Все такая же, как несколько лет назад, когда он впервые увидел ее.
В руках ее не было ни зонта, ни сумки, но Алексея это не волновало. Он осознавал, что если не доставит груз, это может стоить ему жизни, и появление рыжеволосой женщины без поклажи означало лишь одно – дальнейшее его существование под большим вопросом. Но ему было все равно. Абсолютно.
Он смотрел в ее карие глаза. Что стоит его жизнь по сравнению с ними? Да что жизнь? Весь мир! Что он значит? Ничего. Абсолютный нуль. Вакуум. По сравнению с ее глазами, которые невозможно описать скудными фразами земного языка. Глазами, рожденными не на этой планете, а где-то там, высоко-высоко за звездам, в мирах, где правит Абсолютная Красота. Никто в этом мире не способен понять их совершенства, никто не заметит в них ничего необычного – глаза как глаза – но Алексей видел в них то, что не увидел бы ни один житель планеты. Для него они были всем. Он понял это только сейчас, когда увидел ее спустя столько лет.
В отражении глаз мир преображался, становясь чище, теплее, уютнее. Любое зло реального мира, проходя сквозь оболочку карих глаз обращалось в добро. Ночь – в день, а холод – в тепло ее бессмертной души.
Она шла, и все вокруг замерло. Остановилось дыхание и казалось даже сердце не бьется. Она плавно перемещалась по туманному коридору вальсируя над землей. Это волшебное существо было не подвластно земному притяжению.
Туман поднимался все выше и выше, становился гуще и темней. Как две громадные розовые скалы тянулся он к звездам, оставляя у подножий своих узкую тропинку, на которой стояли Алексей и рыжеволосая женщина.
Всего лишь пара метров разделяли их, и небывалое доселе чувство овладело Алексеем. Он понял, что никогда не был еще так близок к Абсолютному Добру, Чистоте и Совершенству. И вот он – момент истины – Она, молодая рыжеволосая девушка, так наивно потупившая взор, чуть улыбаясь протянула ему свою руку. Чувства смешались в его сознании. Он не мог поверить, что все к чему он стремился всю свою жизнь, здесь, напротив и готово принять его со всеми недостатками, вредными привычками и черными пробелами прошлого. Он понял, что все чего достиг – ничто, потому что не добился главного – Ее. Такую прекрасную, идеальную, но в то же время близкую, доступную, только стоит протянуть руку…
Он знал, что если будет отвергнут, то просто не переживет этого. Но разве это возможно? Разве Она сможет оттолкнуть его? Нет, он даже не смел этого предположить. Смерть была бы более удачной перспективой.
Он поднял взгляд: как прекрасна Она была! Пронизывающий взор, чуть скрытый за ширмой рыжей челки проходил насквозь, вселял уверенность в собственных силах: «Ну, давай же, Алексей, протяни свою руку». Она словно гипнотизировала его, зазывала с собой в иные мира, прочь от земли.
И он протянул…
Между кончиками их пальцев оставались считанные сантиметры. Он сделал несмелый шажок, и расстояние уменьшилось. Она улыбалась. Как безупречна была ее улыбка! Точеные пухленькие губки обнажали белоснежную эмаль: «Ну, Алексей, еще немного».
Но он не мог. Не смел. Просто не имел право прикоснуться к Совершенству. Ему хотелось отдернуть руку и бежать, бежать без оглядки к тому миру в котором привык жить. К темным, грязным улицам, к нищете и разрухе. Все это было привычным, и он не смел вступить в новый, совершенный мир, слишком уж идеален он был для него.
Но он сделал это. Еще один шаг, и они соприкоснулись кончиками пальцев. Обжигающее тепло прошло сквозь кисть и растворилось по всему телу. Теперь он был Ее частью. Она забрала все плохое, что внесла в его душу суровая действительность жизни, наделила его добром внеземного мира.

- Мужчина, что с вами? Мужчина!
    Алексей лежал в луже раскинув руки, а над ним склонилась женщина в сером платке. Желание помочь смешивалось в ней с желанием проверить содержимое карманов куртки Алексея. Внутренняя борьба продолжалась недолго, и ее правая рука  нащупала цилиндрический предмет во внешнем кармане. Что-то острое укололо ее, и, вскрикнув, она отдернула руку.
    Алексей открыл глаза. Удивленное лицо женщины бледнело. Она встала и шатающейся походкой побрела не разбирая дороги. Ее серый платок съехал на плечо.
Дождь прекратился, но небо оставалось мрачным. Не было ни единого просвета и надежды на изменение погоды.
Сколько я был без сознания? Алексей посмотрел на часы. Было почти десять вечера.
Он не сразу понял где находится и зачем. Его трясло от холода.

У каждого из нас бывают такие моменты. Ложишься спать после тяжелой трудовой недели зная, что впереди ждут выходные дни и хорошо выспишься. Рано под утро, когда сон особенно крепок, к вам приходит необыкновенное сновидение. Цветное. Чувственное. Реальное. В нем пред вами предстают фантастической красоты пейзажи, необыкновенные события, которые никогда бы не случились в реальной жизни, люди, которых вы давно потеряли или с которыми вам общаться не суждено. И вы парите во сне. Наедине со своей мечтой. Воображение создало оболочку сновидения как последнюю защиту психического здоровья от тягостного бытия реального мира. Вы заходите в нее и события развиваются по вашему желанию, вы влияете на них. Вы живете, но совершенно в другом мире. Идеальном. Безмятежном. И душа отдыхает.
Наступает момент пробуждения, но туман сна еще внутри тела. Вы открываете глаза и видите обычную домашнюю обстановку, но на душе внеземная безмятежность. Еще не осознано что все былое – лишь сон, и вы находитесь в аморфном состоянии, когда глаза видят реальный мир, а душа – мир внеземной. Сознание объединяет эти два мира, примиряя их, заставляя душу пребывать в неземном блаженстве, когда тело обременено тягостными реалиями земного мира. Этот момент длится недолго. Несколько секунд.
А то, что наступает после, есть наша жизнь. У кого-то хорошая, у кого-то не очень. Но какой бы она не была, каждый в меру своих способностей и возможностей стремиться изменить ее к лучшему. Сделать насыщенней, светлее, добрей. Такой, как во сне. Самом счастливом и добром. Теплом и благополучном. Наступает день, наступает реальная жизнь, и в пылу ее забот и суеты, мы зачастую забываем о том, к чему стремимся, для чего предназначены. Мы забываем об истинной цели, которую стремимся достичь, распространяясь на мелочные, бытовые проблемы, которые зачастую полностью нас поглощают. А когда мы их решаем, физическое тело, измотанное за трудовой день, уже не может сделать и шага к достижению мечты. Мы рушимся неподъемным грузом на кровать, а душа рвется ввысь к светлой, далекой, и порой недостижимой мечте. И сон становится единственной тропой в мир наших мечтаний. Жаль только, что дорога эта есть лишь плод нашего воображения.

Алексей встал и пошел. Он направляется к зданию вокзала. Он еще не знает, что это просто здание. Внутри него ничего нет. Это просто четыре стены и крыша. Это навес над головами бомжей, укрывающихся от дождя и ветра. Там жгут костры, чтобы согреться. Черный дым медленно поднимается над разбитым кафелем, и упираясь в закопченную крышу, проходит сквозь ее прогнившие щели. Здесь, у костров, на поросшем мхом полу спят бомжи. Их никто не гонит. Здесь их дом.
А рядом железная дорога, но рельсы не блестят отшлифованным блеском, толстый слой ржавчины разъел его. Шпалы ушли в песок. Поезда не ходят уже несколько лет.
Алексей идет вдоль рельс, и капли дождя смешиваются со слезами, стекают по щекам, падают наземь. Почва впитывает и забирает его горе. Он не плакал уже много лет. Он потерял надежду.
Алексей сильный человек. Очень сильный. Он прошел несколько километров, и взял себя в руки. Появилась вера в себя, надежда, что когда-нибудь он встретит тот самый поезд, который так долго ждал. Нужно только идти по рельсам, пусть они даже напрочь проржавели.

Tweet